- Ведь это Маннингс? - равнодушно спросил я, оглядываясь.
На пороге стоял человек с выражением настороженной готовности: лучший товар высоко оценен покупателем, на вид слишком бедным, чтобы купить его.
Я моментально узнал человека с английским выговором. Зачесанные назад русые редеющие волосы, серые глаза, обвисшие усы, загорелая кожа: он выглядел точно так же, как тринадцать дней назад на берегу моря в Суссексе, в Англии, когда разгуливал по дымящимся развалинам.
Мистер Зеленн. С двумя «н».
Ему понадобилось на долю секунды больше, чтобы узнать меня. В недоумении он переводил взгляд с картины на меня и с меня на картину. Затем на лице отразилось встревоженное воспоминание, где он видел меня. В ту же секунду он сделал шаг назад и протянул руку к стене в коридоре.
Я кинулся к двери, но не так быстро, как надо бы. Стальные решетчатые ставни моментально проскользнули сверху вниз и на пороге щелкнули в отверстиях, похожих на петли для засовов. Мистер Зеленн стоял по ту сторону решетки с открытым ртом, он сам себе не верил, и это легко читалось по лицу. В одно мгновение я пересмотрел все свои теории о том, что опасность облагораживает душу, и почувствовал такой страх, какой не испытывал еще никогда в жизни.
- В чем дело? - Глубокий бас донесся из коридора.
Мистер Зеленн словно онемел. Внушительный человек из офиса появился у него за спиной и смотрел на меня сквозь тюремную решетку.
- Вор? - недовольно проговорил он.
Мистер Зеленн покачал головой. Появился и третий. Его юное лицо горело любопытством, и прыщи на подбородке напоминали сыпь у больных корью.
- Фью! - по-австралийски бурно выразил он свое удивление. - Это тот тип из Центра искусств. Который схватил меня. Клянусь, что он не выследил меня. Клянусь, «хвоста» не было.
- Заткнись! - коротко бросил человек из офиса, не отрываясь глядя на меня.
Я стоял посередине комнаты размером, наверно, в пятнадцать квадратных футов. Ярко освещенной. Без окон. Только одна, теперь зарешеченная, дверь. Другого выхода нет. Спрятаться негде. И никакого оружия под рукой. Длинный путь с трамплина вниз не обещал мягкого приземления.
- Чудеса, - жалобно проговорил я. - Что это значит? - Я подошел к решетке и постучал по металлическим прутьям. - Откройте. Я хочу выйти.
- Что вы здесь делаете? - спросил человек из офиса. Он был выше Зеленна и, очевидно, в галерее главный. Недружелюбные глаза в очках с тяжелой темной оправой. Синий в горошек галстук-бабочка под двойным подбородком. Маленький рот с толстой нижней губой. Редеющие волосы.
- Смотрю, - ответил я, стараясь, чтобы голос звучал недоумевающе. - Смотрю картины. - «Вполне невинно, - подумал я, - и немного глуповато».
- Он схватил меня за руку в Центре искусств, - повторил младший.
- Вы плеснули в глаза тому человеку какой-то жидкостью, - возмущенно сказал я. - Он мог ослепнуть.
- Тот человек - ваш друг? - спросил главный.
- Нет, - удивился я. - Я смотрел там картины. Так же, как и здесь. Разве это запрещается? Я люблю ходить по галереям. В каждом городе.
- Я видел его в Англии. - К мистеру Зеленну наконец вернулся голос. Он поглядел на Маннингса, потом коснулся руки человека из офиса и увел его в глубь коридора.
- Откройте дверь, - обратился я к парню, который все еще глазел на меня.
- Не умею, да и не хочу.
Вернулись мистер Зеленн и человек из офиса. Все трое уставились на меня.
- Кто вы? - спросил человек из офиса.
- Никто. То есть я хочу сказать, что приехал сюда только ради скачек и, конечно, ради крикета.
- Фамилия?
- Чарльз Нейл. Чарльз Нейл Тодд.
- Что вы делаете в Англии?
- Живу! - удивился я вопросу и продолжал, будто стараясь разрешить недоразумение: - Послушайте, этого человека, - я кивнул в сторону Зеленна, - я видел возле дома женщины, с которой немного знаком. Она из Суссекса и подобрала меня по дороге со скачек, чтобы подбросить домой. Понимаете, я прозевал поезд в Уортинг и шел к стоянке машин для членов скакового комитета. Она остановилась и взяла меня в машину, а потом решила взглянуть на свой дом, который недавно сгорел, и, когда мы туда приехали, там был этот человек. Он сказал, что его фамилия Зеленн и что он страховой агент. Вот и все, что я знаю о нем. Так в чем дело?
- И то, что вы его встретили здесь, просто совпадение?
- Конечно, - с жаром согласился я. - И черт возьми, совпадение вовсе не причина, чтобы запирать меня, будто жулика.
На их лицах ясно читалось сомнение. Интересно, им видно, что у меня на лбу выступил пот?
- Вызовите полицию или кого-нибудь еще, - я возмущенно пожал плечами, - если считаете, что я нарушил какие-то правила.
Человек из офиса протянул руку и нажал на выключатель в коридоре. Стальные ставни бесшумно заскользили вверх, но гораздо медленнее, чем опустились, и скрылись из вида.
- Простите, - формально произнес галстук-бабочка. - Нам приходится быть осторожными, ведь в залах так много ценных картин.
- Понимаю. - Я перешагнул порог и с трудом удерживался от желания побежать от них со всех ног. - Но все же… - ухитрился проговорить я огорченным тоном. «Ладно, ничего страшного не произошло. Проявим великодушие», - подумал я.
Они шли за мной по длинному коридору к лестнице и потом по бесконечному верхнему залу, могу признаться, что этот эскорт действовал мне на нервы. Все посетители уже ушли. Смотрительница запирала входную дверь.
У меня пересохло в горле.
- Я думала, уже никого нет, - удивленно заметила она.
- Я чуть задержался. - У меня вырвался какой-то странный смешок.
Она подарила мне очередную профессиональную улыбку, отперла замок, открыла дверь и держала ее, пока я вышел.
Шесть шагов.
Снова на свежем воздухе.
Боже всемогущий, как прекрасно пахнет улица. Я полуобернулся. Все четверо стояли у входа в галерею и смотрели мне вслед. Я кивнул им, пожал плечами и на ватных ногах завернул за угол. Наверно, так же чувствует себя полевая мышь, которую сова выронила из клюва. По крайней мере, такой же слабой.
Я вскочил в первый же подошедший трамвай, и он повез меня по незнакомым районам огромного города. В голове стучала только одна настойчивая мысль - подальше, подальше уехать от тюрьмы в подвальном этаже.
Сейчас они, конечно, уже жалеют, что отпустили меня. Обдумывают все происшедшее и упрекают себя, что подняли решетку, не узнав обо мне побольше. Но, с другой стороны, они не могут с уверенностью считать, что мое появление в галерее не чистая случайность, потому что в жизни бывают еще более странные совпадения. К примеру, фамилия секретаря президента Линкольна, в то время, когда на него совершили покушение, была Кеннеди, а у президента Кеннеди служил секретарем человек по фамилии Линкольн. Но чем больше они будут размышлять над тем, почему я пришел в галерею, тем меньше будут верить в случайность.
Если они захотят найти меня, где, скорей всего, будут искать? Естественно, не в «Хилтоне», весело подумал я. На скачках, потому что я сказал им, что буду там. Теперь я бы многое отдал, чтобы не ходить на скачки.
На конечной остановке трамвая я вышел и оказался напротив маленького интересного на вид ресторана с огромными буквами ПБСС на двери. Голод, как обычно, несмотря на все передряги, громко заявил о себе. Я вошел, заказал бифштекс и попросил меню вин.
- Это ПБСС, - удивленно сказала официантка.
- Что такое ПБСС?
- Вы иностранец? - Ее брови почти коснулись волос. - ПБСС - принеси бутылку с собой. Мы не продаем алкогольные напитки, только еду.
- О?
- Если хотите выпить, винная лавка в ста ярдах отсюда, возле дороги, она еще открыта. Пока вы вернетесь, бифштекс будет готов.
Я покачал головой и пообедал, соблюдая трезвость и читая объявление на стене. Оно сообщало: «У нас договоренность с банком. В нем не жарят бифштексы, а мы не принимаем чеки».
На обратном пути в центр трамвай проехал мимо винной лавки, о которой говорила официантка. На вид лавка напоминала гараж, и если бы я не знал, то подумал бы, что очередь машин стоит за бензином. Я все больше понимал, почему Джику нравится фантазия австралийцев: они любят, чтобы было разумно и смешно.
Дождь перестал, я вышел из трамвая и последнюю пару миль прошел пешком по ярко освещенным улицам и темным паркам, спрашивая у прохожих дорогу и думая о Дональде, Мэйзи и Зеленне с двумя «н», о картинах и грабителях, об отчаянных умах.
В общих чертах схема представлялась по-детски простой: продать картину в Австралии и украсть ее в Англии вместе со всем остальным, что подвернется под руку. В течение трех недель я столкнулся с двумя случаями, значит, дело поставлено на широкую ногу. Ведь невозможно, чтобы эти случаи нечаянно попали в мое поле зрения даже при том, что между ними двойная связь - скачки и живопись. А когда я встретил Петровичей и Минтчлессов, то понял, что был не прав, ограничивая грабежи только Англией. Почему бы не в Америке? Почему бы не в любой точке земного шара, если есть ради чего вламываться в дом?
