– Non, – сказала она с мрачным презрением. – Ilest espagnol.
– Мы думали, он – знаменитость.
– Pah! II est tres pauvre. Un espagnol celebre!
Собственная шутка так ей понравилась, что она залилась безудержным смехом.
12
Сначала мы планировали закончить наш отпуск в Кольюре, но потом решили заодно посмотреть и Пиренеи, а в Англию вернуться самолетом. Итак, мы направились в Биарриц. Путешествие на машине по горам заняло два дня. Поездка прошла без происшествий и оставила самое приятное впечатление. В Биаррице администратор отеля заказал нам билеты на самолет до Лондона, но подходящий рейс был только через сутки. В автомобиле мы больше не нуждались, и на следующее утро я вернул его в местное отделение «Герца».
Сью ждала меня в отеле. Едва увидев ее, я понял, что с ней что-то неладно. Она снова отводила глаза, как в худшие наши минуты, и меня внезапно охватил знакомый страх. Я сразу догадался, что перемена как-то связана с Найаллом.
Но как же это могло случиться? Найалл за сотни километров от нас, он и знать не знает, где мы находимся.
Я предложил ей прогуляться на пляж, и она согласилась, но шли мы порознь, не держась за руки, как обычно. Мы вышли на дорожку, зигзагами спускавшуюся вниз, к Grande Plage. Тут Сью остановилась.
– Чувствую, что сегодня пляж мне будет не в радость, – сказала она. – Но ты иди, если хочешь.
– Без тебя? Нет, не хочу. Мы можем провести время как-нибудь иначе.
– Лучше я похожу по магазинам одна.
– В чем дело, Сью? Что-то случилось?
Она отрицательно покачала головой.
– Просто хочется немного побыть одной. Час или два. Я не могу тебе объяснить.
– Можешь, конечно. Просто не хочешь.
– Бога ради, только без этих обвинений. Пожалуйста, Ричард.
– Ладно, делай, как знаешь. – Я раздраженно махнул рукой в сторону пляжа. – Пойду, лягу на песок и буду ждать, пока тебе снова захочется меня видеть.
Она уже уходила, но, услышав мои слова, остановилась.
– Мне нужно немного подумать, вот и все. – Она вернулась и чмокнула меня в щеку. – Ты тут ни при чем, честное слово.
– Какое облегчение!
Но она уже шла прочь и никак не отреагировала. Это разозлило меня еще больше, и я начал стремительно спускаться вниз по каменистой тропе.
Пляж был полупустым. Я выбрал место, расстелил полотенце, снял джинсы и рубашку, опустился на свою подстилку и предался раздумьям. Сью по-прежнему занимала мои мысли, но сейчас, оставшись один, я мог наконец внимательно присмотреться ко всему окружающему. Пляж выглядел… застывшим.
Я сел прямо и огляделся, четко сознавая, что время вокруг меня опять будто остановилось. Этот пляж отличался от всех, что я видел на Средиземноморском побережье: не было полуголых купальщиц, солнечное тепло приятно умерялось бризом. Море казалось мускулистым: длинные пенистые буруны мерно накатывали на берег, создавая ровный умиротворяющий рокот, хорошо знакомый мне по британским пляжам. Меня окружал подвижный и звучный мир, расходившийся с моими ощущениями: я снова чувствовал себя в замкнутом пространстве, где все остановилось и застыло.
Разглядывая людей на пляже, я заметил, что многие пользуются кабинками для переодевания – маленькими будками, похожими на крохотные арабские юрты, которые стояли тремя параллельными рядами, один позади другого. Движения купальщиков, выходящих из кабинок, были почти робкими: они торопливо преодолевали полосу песка и заходили в воду, навстречу прибою, сутулясь и выставляя вперед руки. Когда к ним подкатывал первый вал, они подпрыгивали, поворачиваясь к нему спиной, и с пронзительным криком бросались в холодную воду Атлантики. Большинство пловцов были мужчинами, некоторые женщины тоже купались, но все – в бесформенных закрытых купальниках и резиновых шапочках.
Я лег на спину, подставив тело солнцу. На душе по-прежнему было тревожно. Со стороны моря доносились громкие крики резвящихся отпускников. Я начал думать о поведении Сью. Каким образом Найалл ухитряется вступать с ней в контакт? Откуда, черт бы его побрал, он знает, где ее искать? Может быть, она сама связывается с ним? Я ощущал себя раздраженным и уязвленным. Мне хотелось, чтобы Сью поведала мне больше о Найалле, чтобы у нас появился хоть какой-то шанс разрешить эту явно неразрешимую проблему.
Я разволновался и снова сел. Небо над головой было глубоким и безупречно синим, солнце стояло прямо над крышей казино и нещадно палило. Я сощурился и посмотрел прямо на раскаленный диск. Рядом с ним плыло облако, одно-единственное на всем небосклоне. Такие облака можно видеть в Англии летом после полудня, когда испарения поднимаются вверх от разогретых полей и лесов. Неподвластное океанскому бризу, оно неподвижно застыло совсем рядом с солнцем. Это облако снова заставило меня думать о Найалле. Такое уже случилось со мною однажды, когда я смотрел на другое облако, сидя на берегу реки в Дижоне. И сейчас, в точности как тогда, я был поглощен мыслями о Найалле.
Он был для меня невидимкой. Он существовал только благодаря Сью – ее описаниям, ее эмоциям. Я задавался вопросом, каков он на самом деле, этот Найалл, так ли он ужасен, как выходило с ее слов. Странное дело: у нас с ним должно было быть немало общего, и не только потому, что нас влекло к одной женщине. Вероятно, Найалл должен был знать и воспринимать Сью во многом так же, как и я: ее ласковый нрав, когда она счастлива, ее изворотливость, когда она чувствует угрозу, ее умопомрачительную верность слову. Но прежде всего он должен не хуже меня знать ее тело.
Теперь Найалл узнал и обо мне. И снова через посредство Сью. Интересно, каким она меня описала? Наверное, таким, каким знала сама: импульсивным, ревнивым, обидчивым, безрассудным, легковерным. Но все это проявлялось лишь в ответ на вызов со стороны Найалла, знакомого мне только с ее слов. Как хотелось бы думать, что Сью воспринимает меня таким, каким я вижу себя сам. Но я прекрасно сознавал, что наш треугольник не оставляет места подобным надеждам. Ей как-то особенно удавалось подчеркивать неприятные качества людей, о которых она говорила, и это лишь подогревало наше со Сью взаимное недоверие и мое соперничество с Найаллом.
Пляж мне скоро наскучил и даже стал внушать отвращение. Я чувствовал себя незваным гостем, вторгшимся в живое течение жизни и нарушившим ее естественное равновесие. Сью, по всем признакам, появляться не собиралась. Я оделся и стал подниматься по каменистой тропинке, надеясь найти ее в отеле. На самом верху я оглянулся. Отсюда пляж выглядел многолюдным. Ряды кабинок для переодевания исчезли из поля зрения, зато за линией прибоя я увидел множество серфингистов и лихачей на скутерах.
Моя надежда застать Сью в номере не оправдалась. Я оставил записку, что ухожу в город поесть, и направился в центр в поисках кафе. Я нарочно прошел мимо нескольких ресторанчиков, надеясь случайно столкнуться с ней на улице, но народу было слишком много, и я понял, что легко мог ее пропустить.
Да, путешествие меня утомило. Я сменил слишком много разных мест, я устал спать в чужих постелях. Я начал думать о том, что ожидает меня дома среди накопившейся почты. Не пришли ли долгожданные чеки, не предложил ли кто-нибудь работу? Я уже почти забыл, как оттягивает плечо камера.
Я зашел в кафе на открытом воздухе, заказал порцию гребешков в винном соусе и графинчик белого. Я был сердит на Сью за то, что она так бесцеремонно оставила меня одного, за то, что ее не оказалось в отеле, за то, что она не сказала мне, что вообще происходит. Тем не менее сидеть на солнце за столиком было приятно. После еды я заказал еще графинчик вина и решил остаться здесь до наступления сумерек. Я сидел в полудреме, наблюдая за толпой прохожих.
Неожиданно я увидел Сью. Она шла по другой стороне улицы. До сих пор я смотрел не особенно внимательно, и в первый момент мне показалось, что она не одна, что с ней какой-то мужчина. Я сразу же подался вперед и вытянул шею, чтобы лучше видеть. Но нет, я ошибся. Она была одна, но всем своим обликом и поведением походила на человека, идущего с кем-то под руку и поглощенного беседой. Она шла медленно, ее голова все время была повернута вбок, время от времени она согласно кивала и совершенно не смотрела под ноги. По всему было видно, что она увлечена разговором, но собеседника рядом с ней не имелось. Сью дошла до перекрестка и остановилась, но не для того, чтобы перейти через дорогу. Она нахмурилась, потом сердито тряхнула головой. Сделав раздраженный жест, она развернулась и, угрюмо глядя в землю, пошла обратно, быстрым шагом удаляясь по боковой улице.
Она выглядела полностью отрешенной: жестикулировала, словно разговаривала сама с собой, и так была захвачена этим монологом, что встречные прохожие вынуждены были уступать ей дорогу. Мой гнев сменился беспокойством.
