Тем не менее, живя отдельно от мамочки и своей дочери, девушка частенько чувствовала себя покинутой сиротинушкой. Сиротство накладывает черту колючести, и подозрительности на характер, что происходит в любом возрасте – это Шура испытала на себе. Возможно, человеческое сознание не может согласиться с потерей, с расставанием. Почему? Жалко ушедших? Но все знающие и шибко грамотные в один голос вопят: ТАМ – лучше. Значит, жалко себя сиротинушку. Вот это больше похоже на правду. А Телёнок верит в загробную жизнь?
– Вишь, как выросла! – приветствовала Шурочка китайскую лиану.
Растение разрослось уже вокруг всей комнаты, и отростки кое-где сбегали по бамбуковым шторам возле будуарного матраца. Лиану прямо в кадке притащил поклонник. Как же его звали, Сеня? Веня? А не всё ли равно. Но, как сейчас помню, говорил, что лиана настоящая из Китая и звал в турпоездку за лианами.
Роби тоже зовёт. В турпоездку по монастырям! Да что это, наконец-то в конец! Всё Роби! Телёночек! – Телёночек! Роби! А он сидит, стервец, в кресле, прихлёбывая коктейль, и уставился как «новый деревенский» на предмет потенциальных удовольствий!
В окне промелькнула какая-то реактивная тень, будто подмигнул уличный фонарь. Но какой фонарь, утро давно в разгаре? А, не всё ли равно!
Шура взглянула на любовничка остывающим взглядом с обозначившимся в глазах китайским прищуром. Потом твёрдым шагом подошла к портрету, взяла жирный фломастер, написала что-то в углу, сняла его с мольберта, подала Телёнку.
– Это тебе.
– Мне?! – недоумённо вскинул глаза тот. – За какие заслуги?
– Просто так. Это икона. А на икону должен же кто-нибудь молиться. Тебе в самый раз.
– Ослиная…, – прочитал Роби. – Это что такое?
– Моя фамилия, – Шура вскинула на гостя дерзкие глаза. – Ты разве не знал? Вероятно, та самая принцесса, что бродила по сказкам в ослиной шкуре, была моя пра-пра-прабабушка. Ведь недаром же и ты меня принцессой величал.
– Фантастика! – растерянно пробормотал Телёнок.
– Может быть, но я сейчас хочу побыть одна. Мне это необходимо.
– Девочка моя…
– Надеюсь, повторять не придётся? – жёсткие нотки, прозвучавшие в голосе Шуры, не заставляли сомневаться, что надо оставить девушку в покое.
После этого Роберту ничего не оставалось, только ретироваться. Пока он одевался, Шура, засунув портрет в картонный планшет, вручила его Телёнку на пороге. Тот полез было целоваться на прощание, но хозяйка квартиры отступила на шаг и, не говоря ни слова, распахнула входную дверь.
У подъезда Роберт столкнулся с мужчиной средних лет, прилично одетым, с длинными пепельными волосами, модно небритым. Он внимательно посмотрел на Роберта выразительными серыми глазами и молча уступил дорогу.
Глава 5
– Ослиная, к доске!
Училка смотрела на Шурочку поверх очков, и взгляд этот заставлял сразу же забыть наизусть вызубренный текст. Весь класс трепетал от этого холодного змеиного взгляда, недаром за училкой прочно закрепилось прозвище «Очковая».
Она любила, немного приспустив очки, разглядывать сбившихся в кучу учеников, так похожих на послушных и очень вкусных питательных кроликов. Все сразу затихали и пытались не смотреть на Очковую. Прямой взгляд на неё грозил предметной расправой. Даже если что-то знаешь, то под хищным оценивающим взглядом из-под очков все зазубренные уроки мгновенно выветривались из бедной страдальческой башки. Но стоило только училке произнести имя выбранной жертвы, по классу прокатывалась волна облегчения.
На этот раз съедобным кроликом выбрана Шура, и класс как обычно вздохнул с облегчением. Над ней Очковая особенно любила поиздеваться. Уж такие «любимчики» бывают иногда у школьных преподавателей, ничего с этим не поделаешь. Ослиная это понимала и жалела классную руководительницу, ибо больше ничем ей помочь не могла. Но и танцевать под «учительскую дудочку» было у Шурочки не в правилах, потому что как научишься держать себя перед учителем на уроках, такой и останешься на всю жизнь.
– Александра, ты думаешь двойку исправлять, или опять умничать будешь? – поджала тонкие губы Очковая. – Ты напрасно стараешься увильнуть, со мной этого не получится.
– Думаю, – вздохнула Шурочка. – Думаю не только всё исправить, но и не получать больше никогда плохих отметок. Честное слово!
– Ну, – Очковая гипнотически уставилась на девочку. – Ты, надеюсь, вспомнила, какой декрет подписал Владимир Ильич в 1918 году?
– Он много чего подписывал, – школьница уставилась в угол под потолком, видимо, пытаясь на потолке разглядеть подсказку.
– Не увиливай, Ослиная, ты прекрасно знаешь, о чём я спрашиваю, – голос училки приобретал металлический оттенок. – Нашу русскую историю ты должна знать, как дважды два, как таблицу умножения. Итак?..
– Сейчас вспомню, – Шура театрально откинула голову и приложила ладонь ко лбу. – Сейчас…
– Ну? – надавила Очковая. – Слушаю.
– Он подписал декрет о создании советских концлагерей, где первым заключёнными стали революционные моряки Кронштадта. «Нас бросала молодость на Кронштадтский лёд…».
– Ослиная!! Ты опять за своё?! – на этот раз голос учительницы походил на раскаты грома в надвигающейся грозе. – Я приказала тебе вызубрить материал! В чём дело?
– Я тоже люблю историю! Но только неискажённую и не переписанную по чьему-то указу. Надо не просто любить, а ещё и уважать историю Государства Российского, Калерия Липовна, – Шура дерзко посмотрела на классную руководительницу – глаза в глаза. – Товарищ Ульянов-Бланк, вождь мирового люмпен-пролетариата, сказал также однажды: «Сраная Россия нам нужна, только как топливо для мирового пожара! И мы достигнем этого!». Как же надо ненавидеть Родину, чтобы во всеуслышанье ляпнуть такое! Жаль, промахнулась пани Каплан. Жаль, не успел до него Лейба Бронштейн добраться! И этот изувер лежит сейчас в театре одного актёра в самом центре Государства Российского!..
– Хватит! Зря я тебя прошлый раз пожалела, – взвизгнула Очковая. – Вон из класса, человеконенавистница! И без матери не приходи, диссидентка недорезанная. Молоко ещё на губах не обсохло, а туда же – рассуждать и осуждать! Великий вождь показал советским людям путь в светлое будущее! А ты, кроме как грязью его поливать, больше ни к чему и не способна. Источники своей информации ты проверила?!
– Конечно, – кивнула Шура уже от двери, – я вам в прошлый раз ещё сказала, да вам говорить – без толку. Не могу я быть фетишистской и по щучьему хотению полюбить вашего идола за всё его русофобство и ненависть к России! Знаете, что он неоднократно говорил об интеллигенции?! Он называл интеллигентов тем, что вы оставляете в унитазе после посещения дамской комнаты.
– Пошла вон! Мразь!..
Шура прикрыла за собой дверь и немного постояла, прислушиваясь, как за дверью Очковая разразилась очередной истерикой в её адрес, но Шурочке уже было ровным счётом наплевать на словоиспражнения училки. Не слишком-то переживая изгнание, она вприпрыжку сбегала по лестнице.
Надо сказать, что в классные или классовые диссидентки Шурочка попала давно и безо всякой машинальности, как говорится. Конфликт приключился после рассказанного Шурочкой анекдота. Урок давно начался, Калерия Липовна задерживалась, и Шура, будучи неутомимым заводилой, взялась вести урок, чтобы развлечься самой и позабавить сверстников. Позаимствовав у одной из подружек очки, она нацепила их на кончик носа, как это делала «любимая» классная руководительница, и так же глядя поверх очков, заунывным, скрипучим и строгим голосом принялась вещать:
– Итак, дети, сейчас я расскажу вам о некоторых неизвестных фактах из жизни горячо нами любимого Владимира Ильича Ульянова-Бланка.
– Не лепи горбатого к стенке! – перебил её красавчик Вовочка, любимец всех девчонок из класса, а также и самой Шурочки. – Я тёзка Владимира Ильича и обижать тёзку просто так не позволю! Это даже очень нетактично с твоей стороны и неинтеллигентно.
– Ага, – ядовито прищурилась Шурочка. – У нас в классе появился уцелевший после ленинского аборта интеллигент. Между прочим, Вовочка, если ты так обожаешь любимого Ильича, то прочти хотя бы его труд «Шаг вперёд, два шага назад». И ещё протоколы партийных собраний IX и X съезда партии большевиков, где Ульянов-Бланк прямолинейно и публично обзывает русскую интеллигенцию говном.
При этих словах по классу прокатилась лёгкая волна ропота. Все знали, что Ослиная великолепно знает историю, особенно русскую, потому что дома у родителей девочки была богатейшая библиотека, каких мало кому удавалось собрать в Советское время. Пользуясь литературой, Шурочка не раз приводила на уроках цитаты из полузапрещённых книг, о которых не всегда знали преподаватели. Но девочка на память воспроизводила иногда очень шокирующие факты из жизни различных знаменитостей, вспоминая тут же издание, том и даже страницу, на которой была напечатана процитированная ею бесценная информация.
