И тут возникает крайне интересный вопрос: — Как? Как можно в СССР купить себе иномарку?
Когда мы вернулись домой, я задал этот злободневный вопрос Гоше, а заодно поплакался, что тот же Высоцкий по два Мерседеса в год разбивал, а мне всего-то один нужен.
— Так и подойди к Высоцкому, — после полуминутной паузы, ответил мне домовёнок, отчего-то сверкая глазками, — Тебе какая разница, в каком состоянии у него машина? Главное, чтобы документы на неё были.
Упс-с, а ведь и правда. Что-то я туплю. Хорьх себе вытащил под документы, а чем Мерседес хуже? Тем более, мастер по нанесению номеров, если они вдруг потребуются, в чём лично я сильно сомневаюсь, у меня имеется.
— На какую машину мы претендуем? — спросил я у Гоши, заранее потирая руки.
— В это году он Мерседес 350 разбил, купешку. Подойдёт?
— Смотря какая коробка, — сморщил я нос, уже настроившись на американскую машину с автоматом.
— Автомат. Трёхступка, — не оставил мне шансов Гоша.
Глава 10
Малая Грузинская 28. Кирпичный дом высотой в четырнадцать этажей, ставший достопримечательностью в моём мире, в связи с тем, что здесь прожил свои последние годы Владимир Высоцкий.
Ранее летнее утро и, судя по изображению, получаемому мною от "мошек", Владимир Семёнович сейчас в одиночестве мечется по своей "трёшке" в ожидании приятеля.
В зеркале заднего вида моего Хорьха нарисовался сорокалетний мужчина в больших роговых очках. Мужик кинул взгляд на сине-серебристый "Мерседес", припаркованный во дворе, и уверенной походкой направился к дверям первого подъезда.
Личный врач Высоцкого, Анатолий Федотов, появился во дворе артиста спустя час после телефонного звонка с мольбой о помощи. Телефонный разговор перехватил Кракоша, а этот самый доктор послужит мне пропуском в квартиру Владимира Семёновича.
Прямо из салона машины я телепортировался на восьмой этаж и струёй усыпляющего спрея встретил там Федотова, выходящего из лифта. Подхватив подмышки падающее тело, я заволок его обратно в кабину лифта и нажал кнопку верхнего этажа.
Уложив спящего мужчину рядом с лестницей, ведущей на крышу, я пробежался по карманам его одежды и нашёл стеклянный пузырёк с плотно завинчивающейся крышкой. Вылив содержимое флакона на пол, наполнил его из приготовленного заранее шприца-тюбика, и, активировав амулет, стал точной копией Анатолия Павловича Федотова.
— Принёс? — первым делом поинтересовался Высоцкий, пропуская меня в квартиру.
По фотографиям и фильмам я всяким себе представлял Поэта, но уж никак не с осунувшимся бледным лицом и вялым, пустым, ничего не выражающим взглядом. Может всему виной был тусклый свет в прихожей, но было такое ощущение, что хозяин квартиры смотрит сквозь тебя.
Кивнув в ответ, я отдал Владимиру Семёновичу пузырек и принялся разуваться.
— Я сейчас, — попытался изобразить улыбку Высоцкий и направился в сторону ванной, — Толян, ты пока чайку сообрази.
— Давно себя так хорошо не чувствовал, — вытирая голову полотенцем, вошёл на кухню хозяин квартиры, в тот момент, когда на кухонном столе закипел электрический самовар, а я пытался определить, в каком месте хранится чай. Видимо это не скрылось от взгляда Высоцкого, — Толик, ты чего как в первый раз? Чай в пенале на третьей полке сверху.
— Забыл, — на ходу соврал я, жалея о том, что амулет может копировать только тело. Мне бы сейчас не помешали и знания Федотова, — Не выспался. Ты сам как? Отпустило?
— Говорят же в народе: как заново родился, — плюхнулся на стул поэт, — Толик, ты прости, что ни свет, ни заря тебе позвонил, но мне и правда, очень хреново было. Я ведь думал, что коньки отброшу, — с этими словами Высоцкий делано схватился за грудь, словно у него вот-вот случится сердечный приступ, — Ну, хочешь, покемарь у меня в зале на тахте. А я в спальне тихонечко полежу, чтобы тебе не мешать.
Вообще-то поэта давно уже должно было в сон потянуть, так что я не совсем понимаю, как он ещё за кухонным столом не засыпает. Таково действие препарата, которое он сам себе вколол — погружает отравленного человека в недолгий сон и очищает его тело от токсинов и прочего шлака. При этом лекарству из фантастической книги без разницы, чем ты отравился или чего не хватает организму. Оно с одинаковым успехом снимает хоть опиоидную абстиненцию, хоть бытовое отравление грибами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Одним словом, я помогаю Высоцкому безболезненно и быстро справиться с наркотической и алкогольной "ломкой". Более того, пока он мирно спал в своей комнате, я капнул ему в рот немного сока огнецвета из "Хроник Нарнии". Думаю, ничего плохого не случиться, если у Владимира Семёновича рассосутся все болячки. Как он дальше распорядится своим телом и жизнью, будет зависеть только от него самого. Большего я для него сделать не могу — я не нарколог и не психиатр.
Кстати, о докторах. Пока Высоцкий во сне проходил ускоренный курс лечения, я сходил за Федотовым, притащил его в квартиру поэта и уложил на тахту. Затем "сбросил" с себя личину врача и на кухне дождался пробуждения Владимира Семёновича.
— Привет, а ты как здесь оказался? — появился на кухне хозяин квартиры и сразу же попал под действие моего амулета, настраивающего человека на дружеский лад.
— Мне мужик какой-то дверь открыл, — мотнул я головой в сторону зала, — Велел Вас дождаться, а сам спать завалился.
— Понятно, — удовлетворённый моим ответом поскрёб скулу Владимир Семёнович. Если моя версия появления в доме поэта так легко им принята, выходит, его современники не врали, утверждая, что квартира Высоцкого была, как проходной двор, — Слушай, откуда-то мне твоё лицо знакомо, — окинул меня задумчивым взглядом Владимир Семёнович, и потрогав остывший самовар, тут же включил его.
Стоит отметить, что сейчас передо мной был совсем другой человек, а не та унылая тень, встретившая меня на пороге собственного дома. Отлично мои лекарства работают, не чета местной фармакологии.
— Вспомнил, — расплылся в улыбке Высоцкий, — Я же на пластинке твою фотографию видел.
С этими словами Владимир Семёнович вышел из кухни и через минуту вернулся, в одной руке держа мой диск с песнями на слова Маргариты Пушкиной, а в другой фломастер.
— Подписывай, — положил передо мной пластинку Высоцкий и протянул фломастер.
Мне, конечно, не впервой дарить автографы и на чём я их только не оставлял. В прошлой жизни однажды после концерта я даже умудрился расписаться губной помадой на обнажённой груди одной из зрительниц. Но подписывать свою пластинку величине такого масштаба, как Высоцкий, такого в моей жизни ещё не было.
Я снял колпачок с фломастера и под своей фотографией на обложке пластинки аккуратно вывел: "Поэту от музыканта".
— Как-то так, — пожал я плечами и протянул диск Высоцкому.
— Замечательно, — улыбнулся Владимир Семёнович, принимая у меня диск, — Кстати. А ты чего в такую рань ко мне пожаловал?
— "Мерина" хотел у Вас купить, — не стал скрывать я цель своего визита и тут же уточнил, — Купешку.
— Так он же на седьмой станции техобслуживания сейчас разбитый стоит, — ответил Высоцкий, не задумываясь, — В него бабла и запчастей нужно столько ввалить, что у меня голова кругом идёт.
— Я готов его купить в том состоянии, в котором он сейчас находится, — спокойно парировал я.
— Интересно, как ты его собираешься восстанавливать, если даже мне это не могут сделать уже столько времени? — поморщился поэт.
— Посмотрите в окно, — посоветовал я Владимиру Семёновичу, — Рядом с Вашим Мерседесом припаркован мой Хорьх. Так вот я его сам и восстановил и отреставрировал. Хобби у меня такое. Люблю на досуге с автомобилями возиться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Выглянув в окно, Высоцкий присвистнул.
— Силён. Я даже отсюда вижу, как он сверкает.
— А купил я его вот в таком состоянии, — вытащил я из кармана специально прихваченную фотографию, сделанную ещё в курятнике, где много лет простоял автомобиль.
