Я часто думаю: почему любой лесной зверь или птичка содержат свое убежище, свой дом в чистоте. И никогда там не гадят?..
– Идут, – шепнул Алешка. – Грета, лежать! Молча.
Да пожалуйста. Можно и лежать, можно и молча… Молча лежать даже лучше, чем стоя лаять.
Из-за угла здания школы показалась стайка пацанов. Они шли тихо, не горланили, не свистели.
Один из них, кажется, Лиса Алиса, остался на углу и, видимо, наблюдал за охранником и дворниками, которые подметали дорожки маленькой красной машинкой.
Лестница, протянутая наверх, до самой крыши, снизу, чтобы не лазали пацаны, забрана щитом из досок. Но это была только видимость – пацаны приспособились ловко с ней расправляться. Они чуть приподняли щит и отставили в сторону – он давно уже не был наглухо прикреплен, а просто висел на загнутых гвоздях.
Вся компания шустро взбежала по ступеням и исчезла за металлической дверью.
– Давай еще подождем, – сказал Алешка. И был прав. Лиса Алиса, выждав время, тоже взобрался наверх. Пусть для нас был свободен.
– Пошли. Грета, вперед!
– Лестница, Грета! Вперед!
Еще как вперед-то! Любимое упражнение. Долгожданная команда.
Грета первой достигла площадки и, нетерпеливо размахивая хвостом, ждала нас. Ей все это – удовольствие, веселая игра. А у меня, честно говоря, под коленками дрожало. Успокаивало только то, что Грета нас в обиду не даст, особенно – Алешку.
Я осторожно взялся за ручку двери, потянул – заперто. Алешка сунул мне ключ. Тихонько, чтобы не скрипнуло, не звякнуло, я вставил его и медленно, почти без щелчка, повернул.
– Грета, место! – скомандовал Алешка. – Ждать!
Мы проскользнули внутрь и оказались в темноте. Только где-то в глубине чердака что-то слабо, желтоватым цветом, светилось. И слышались приглушенные голоса.
– Пошли поближе, – тихо-тихо шепнул Алешка. – Осторожно.
Шажок за шажком мы двинулись вперед. Идти осторожно – это само по себе трудно. Идти осторожно в незнакомом помещении – еще труднее. А уж в темноте… На десятом шагу случилось то, что должно было случиться, – я обо что-то споткнулся.
И тут же тревожный возглас:
– Кто там?
– Никого! Крыса небось. Васька, дверь запер?
– Запер, – ворчливо ответил Кот Базилио.
– А я не боюсь крыс, – сказал кто-то.
– Я тоже, – ответили ему. – Мне только их хвосты противны.
Веселые разговорчики. Я тоже не боюсь крыс, это не волки в зимнем лесу. Но вот хвосты – это да! Это не подарок в темноте, в незнакомом помещении.
– А здорово мы этого Курицу сделали! – похвалился, кажется, Шаштарыч.
Алешка толкнул меня в бок, я кивнул в темноте: мол, понял, о чем идет речь.
– Теперь нам Томик хорошие баксы отвалит, – засмеялся второй. – Все расходы на старика оправдаем.
– А я, – кто-то еще похвалился, – когда за продуктами ходил, никогда ему сдачу не отдавал! Лопух он такой!
– Он не лопух, – вдруг хмуро сказал Кот Базилио. – Он герой войны и инвалид. Он младше нас был, когда его ранило…
– Ты только не плачь, – зло перебил его Шаштарыч. – Кораблик кто хапанул? У героя-инвалида?
– А я его завтра верну, – спокойно и уверенно сказал Кот Базилио.
– Ты что! – заорал Шаштарыч. – Ты нас всех подставишь. Томик тебе и голову, и ноги оторвет!
– Не подставлю. Скажу, что в кустах нашел…
Мы с Алешкой стояли, замерев, чуть дыша. Глаза наши уже привыкли к полутьме, и в дальнем углу мы различали на фоне нескольких огоньков свечей движущиеся силуэты ребят.
– …Этот кораблик, он дареный, – продолжал Базилио, – там табличка есть. Ему экипаж его подарил. На память. В День Победы.
– Козел ты, а не Кот! – выпалил Шаштарыч. – Стукач поганый.
За дверью, у нас за спиной, чуть слышно проскулила Грета – услышала угрожающие голоса, заволновалась.
– Пошли, – шепнул мне Алешка. И включил фонарик.
Яркий луч ударил в темноту, выхватил растерянные лица. Коробку из-под холодильника вместо стола, на которой стояли свечи и пивные банки.
– Добрый вечер, – спокойно и дружелюбно произнес Алешка.
Услышав его голос, пацаны еще больше растерялись – уже по-другому. От наглости. Какой-то малец посмел сюда явиться, да еще и нахально светит фонарем.
– Это Леха Оболенский, – шепнул Лиса Алиса Шаштарычу. – У него отец – мент.
– Я сам мент! – Шаштарыч встал. – Ты чего приперся? Убери фонарь! Алиса, дай ему в лоб для начала.
– Попробуй, – сказал я Алисе, который уже шагнул к нам.
– Это его брат. – Алиса повернулся к Шаштарычу. – И ему дать в лоб? Или ты сам?
– Никаких лбов, – все так же спокойно сказал Алешка. – Сейчас вы все пойдете к адмиралу и вернете все, что у него сперли. А потом скажете: «Извините нас, пожалуйста».
– Сейчас ты кубарем полетишь с лестницы. Вдогонку за братом. – Шаштарыч двинулся к нам.
– Я вас предупредил, – сказал Алешка. – Больше не буду. Вызываю ОМОН.
И он вытянул руку со своим приборчиком. Нажал кнопку. В полутьме ярко замигал рубиновый сигнальчик. В тишине звонко запикало.
Ребята недоуменно переглянулись. Им и не очень верилось, и страшновато было. Кто его знает, этого Леху, сына мента? Не зря же он так нахально сюда приперся.
Стало еще тише. Только пикал и пикал тревожный приборчик. И мигал красным глазком. Время застыло.
Под коленками дрожь, в животе холодок.
Шаштарыч опомнился первым. Злорадно усмехнулся:
– И где ж твой ОМОН?
– Здесь. Здание уже блокировано. – Алешка выключил первую кнопку и нажал другую. В приборчике послышались какие-то шорохи и трески. (Это крутилась пустая кассета.) Теперь это уже была «рация».
Алешка поднес ее ко рту:
– Пускайте собаку, капитан!
Он шагнул назад, приоткрыл дверь и громко сказал:
– Собаки вы поганые!
Вот тут и ворвался «ОМОН»! Для Греты слово «собаки» – все равно что для служебного пса команда «Фас!».
Она влетела как разъяренный снаряд, который вот-вот взорвется. Оскаленные белоснежные зубы, вздыбившаяся на холке шерсть, грозный рык!
– На пол! – крикнул Алешка. – Всем лежать!
И все мгновенно грохнулись об пол. Кстати, и Грета тоже. Команду «Лежать!» она тоже прекрасно знала.
– Где вещи, украденные у адмирала? – спросил Алешка.
Шаштарыч повернул к нему голову:
– Скажу отцу – он твоего батю-мента размажет!
– Не успеет, – спокойно ответил Алешка, будто что-то знал. – Провожу обыск. Вам же хуже.
Алешка посадил Грету, сунул ей под нос перчатку адмирала:
– Нюхай, Грета, нюхай! Ищи!
Она удивленно взглянула на Алешку: мол, а что тут искать-то?
Подошла к старому пожарному щиту, прислоненному к стене, села перед ним, скребнула его лапой и три раза гавкнула. Вот и весь обыск.
Мы отодвинули щит. За ним была вентиляционная камера. А в ней – бинокль, десятка два мобильников, наручные часы, авторучки, плееры – добыча; сигареты и банки с пивом.
Я взял бинокль и повесил его на плечо. И сказал:
– Мобильники и все остальное завтра раздадите всем, у кого вы их отобрали.
– Разбежался! – буркнул Шаштарыч. Мне захотелось изо всех сил пнуть его в бок. Но не так воспитан.
– Где ордена и медали? – спросил я. – Уже продал? Где кортик?
– Я их не брал! Больно надо с побрякушками возиться!
– А кто взял? Томас?
– Вот ты у него и спроси!
– У него спросят, – сказал Алешка. И вдруг – я никак не ожидал этого – сказал, прямо как в боевике: – Задержанный, вы имеете право на один телефонный звонок.
– Что? – вскинул голову «задержанный» Шаштарыч. – Да я щас бате позвоню! Не боишься?
– Мечтаю, – сказал Алешка. – Звони! А то поздно будет. Можешь сесть.
Шаштарыч выхватил из кармана трубку. Ему долго не отвечали. Наконец он заорал:
– Батя! Выручай! На меня тут шпана какая-то наехала! Что? – Он опустил руку с телефоном, тупо уставился в стену.
– На батю тоже наехали? – ехидно спросил Алешка.
Шаштарыч выругался и злобно швырнул мобильник. Я еле удержал Грету. А она вдруг сердито стала облаивать старый огнетушитель, который висел на щите. Ну, это понятно. Огнетушители она тоже не любила. Потому что как-то на даче папа решил проверить огнетушитель, который несколько лет возил в машине. Он его включил, тот пискнул и… отключился. Папа положил его на землю, а тот вдруг одумался – начал шипеть и вертеться на месте. Грета не выдержала и атаковала огнетушитель. Понятно, что сейчас ей хотелось напугать его. Чтобы шипеть не вздумал.
– Где ордена? – еще раз спросил я Шаштарыча. – Где кортик?
– Он без адвоката говорить не будет, – усмехнулся Алешка. – Пошли. Всем оставаться на местах. Дим, забери у них ключ.
Кот Базилио безропотно отдал мне ключ. И мы пошли к дверям. Свечи на коробке догорали.
– А ты, – сказал вдруг Алешка Коту Базилио, – пойдешь с нами.
Мы вышли на площадку и заперли за собой дверь. Спустились по лестнице, повесили зачем-то на место щит.
– Иди за «Грозным», – сказал я Коту Ваське, – и сейчас же отнеси его адмиралу.
– Только не ври, что нашел его в кустах, – предупредил Алешка.
