перед Ним!
Сержант уставился на него снизу вверх, мышцы его лица напряглись, и Раджирз улыбнулся ему сверху вниз.
— Отпустите мою уздечку, сержант, — мягко сказал он, и, как человек, двигающийся против собственной воли, сержант сделал это. Другие голоса смолкли, другие руки опустились, и он улыбнулся всем им, его единственный глаз сиял.
— Спасибо, сержант. Спасибо всем вам. Клянусь Богом, я горжусь тем, что сегодня называю вас своими. — Голос Раджирза был тихим, но затем он снова повысил его.
— За мной, ребята! — крикнул он, а затем, невероятно, рассмеялся. — За мной… и постарайся не отставать!
Он пришпорил коня, и тот присел на дыбы. Затем он рванулся вперед, и сломленные беглецы, которые слышали его голос, люди, которые кричали ему, чтобы он шел в тыл, повернулись как один и последовали за ним прямо обратно в этот ад пыли, дыма и грохота оружия.
* * *
— Садитесь, полковник, — грубо сказал сэр Фастир Рихтир.
— Предпочитаю стоять, сэр, — ответил полковник Эйкейрвира.
— Вы можете предпочесть все, что вам чертовски хочется, полковник, но на самом деле вы можете сделать кое-что другое. А теперь сядь, черт возьми, пока не свалился!
— Я… — начал Эйкейрвира, затем остановился, покачиваясь на своем недавно приобретенном костыле. Он долго смотрел на Рихтира темными глазами на бледном, изможденном лице. И затем, наконец, он кивнул.
— Полагаю, вы правы, сэр, — хрипло признал он и уселся на стул, который лейтенант Гозейл поставил позади него.
— Спасибо, — сказал Рихтир гораздо более мягким голосом и откинулся на спинку своего стула.
Они сидели на ферме, которую Рихтир реквизировал для своей штаб-квартиры в деревне Боран. Бормотание и грохот артиллерии — к сожалению, большей частью еретической — были похожи на далекий, нескончаемый прибой. Но, по крайней мере, «линия Боран» держалась… пока. Как долго это продлится, конечно, было совершенно другим вопросом.
Генерал взглянул на Пейрейка Мецлира, стоявшего в бывшей гостиной владельца фермы и смотревшего в восточные окна. Наступили сумерки, хотя еще не совсем стемнело, и горизонт мерцал вспышками выстрелов. Темп упал, вероятно, потому, что еретики снова продвигали свои тяжелые угловые пушки вперед, но постоянные стычки, бесконечные зондирования его хрупких позиций предупредили Рихтира, что любое снижение будет мимолетным.
Он посмотрел на сообщение на столе перед ним, и его челюсть сжалась. Эйкейрвира пошел на очень реальный риск, согласившись донести до него это послание. В разумном мире тот факт, что он потерял левую ногу чуть ниже бедра, полностью снял бы с него любые обвинения в трусости за то, что он получил условно-досрочное освобождение, чтобы он мог его выполнить. К сожалению, сейчас мир становился все более неразумным.
Он пробежал глазами сообщение. Это было написано не от руки. Вместо этого оно выглядело почти напечатанным. Казалось, снабжение армии Тесмар, когда-то производившееся «с колес», радикально улучшилось, если граф Хэнт принял поставку одной из новомодных чарисийских «пишущих машинок».
Вероятно, это часть послания, — подумал Рихтир. — Этот ублюдок хочет, чтобы я знал, насколько хороша его логистика… просто на случай, если я пропустил, сколько проклятых снарядов он сбросил на головы моих людей. И сколько, черт возьми, пуль и ручных бомб у него есть, чтобы пойти с ними.
Возможно, это было правдой, но это не меняло того, что говорилось в сообщении, и кулак боли сжал его сердце и скрутил, когда он еще раз прочитал его первые абзацы.
Генералу сэру Фастиру Рихтиру,
командующему армией Сиридан;
От сэра Хоуэрда Брейгарта, графа Хэнта,
командующего армией Тесмар,
23 июня 898 года Божьего
Генерал:
С глубоким сожалением сообщаю вам, что генерал Клифтин Раджирз скончался прошлой ночью в 21:15.
По донесениям моих подразделений, ему удалось собрать около шести или семи сотен человек из нескольких полков, которые были разбиты интенсивной атакой пехоты и артиллерийским огнем. Он лично повел их в бой, и люди, которых он сплотил, нанесли более двухсот потерь армии Тесмар, прежде чем были отбиты еще раз. В ходе боевых действий генерал Раджирз был ранен в грудь. Полковник Макгрудир, его старший помощник, был убит, сражаясь рядом с ним, пытаясь эвакуировать его с поля боя для лечения, но ранение генерала оказалось смертельным. Он умер в больнице в моем собственном передовом штабе, под присмотром наших целителей, и один из наших капелланов выслушал его последнюю исповедь и совершил над ним последние обряды, прежде чем он скончался.
Он встретил свой конец с тем же мужеством и той же непоколебимой верой, с которыми всегда жил и боролся, и его последней просьбой было передать вам его извинения за то, что он не смог удержаться на своем посту. Я заверил его, что никто не смог бы занять такую позицию… или сражаться более храбро, пытаясь сделать это, и теперь уверяю вас, что мои слова были не более чем простой правдой. Надеюсь, что он умер, приняв эту правду.
Верю, что вы и он сражаетесь за дурное дело, но ни один человек никогда не был более предан своему командиру, ни один человек никогда не сражался
