Из донесения генерал-майора и капитана над Таганрогским портом П.А. Косливцева об обстоятельствах гибели кораблей «Корон» и «Таганрог».
27 декабря 1782 г.{1578}
…2-го числа сего месяца присланными ко мне из обстоящего при Таганроге карантинного дома кораблей Корона и Таганрога командир первого капитан-лейтенант Бабушкин, а второго — лейтенант Филатов рапортами донесли, что вверенные им корабли силою ветров и носимостью по морю льда поставило первый на морские острова сперва на глубину девяти, и, повалив на бок, несло льдом по мели и совсем остановило на осми футах, грунт песок, и, неся по мели… начало льдом ломать настоящую обшивку и шпангоуты, от чего и налился корабль водой, и упорностью льда накренило корабль на левую сторону, так, что пушечные дула достали до воды; второй — на Долгую косу глубиною на десять фут и нашедшим с великим стремлением льдом переломило как опущенные за корму стеньги, реи, оборвало с бортов многие стелюги, кранцы, и стало оным льдом отдирать настоящую обшивку, и ломать шпангоуты, а корабль налился водой. И оба оные командира, не имея уже надежды к спасению кораблей, а единственно стараясь к сохранению команд, с согласия всех обер-офицеров и нижних чинов служителей, решились, оставя корабли, переходить льдом на берег, первый, держась к Кривой косе, но за препятствием великих полыней, тонкости и несения от О к W льда, пробыв без мала трои суток на льду, едва выйти мог на Белосарайскую косу, куда также по льду вышел и второй со своею командой, оба с потерею притом переходе через лед шестидесяти одного человека разных чинов служителей, да привели с собой обер-офицеров и нижних чинов отморозивших руки и ноги двадцать восемь человек. Но в совершенно почитаемое потерянное командами число служителей 27 ноября в Петровской крепости из команды корабля Таганрог явились квартирмистр 1, матросов 12, канонир 1, мушкатер 1, а всего 15, да 22 числа сего месяца у меня с корабля Корона подштурман 1, матрос 1-й статьи 1, 2-й статьи 2, мушкатер 2, профос один, итого семь человек, из коих первые за худостью льда пробыли трои сутки на льду и оным к помянутой крепости занесены, а последние, идучи вслед за командиром… оторвавшейся в ночное время льдине всего девять человек отделены [оказались], с которой за великими к берегу полыньями не имея способу перейти на оной, принуждены были перебираясь со своей на другую льдину возвратиться на другой день к кораблю, на котором и пробыли двадцать дней, но как уже у корабля другой бок льдом проломило и состоящим в корабле льдом при случае прибылой воды начало фок-мачту подымать к верху, а между тем 14 числа сего месяца принесло к кораблю великую льдину, то и решились сошед на оную ититть на берег и 15 числа вышли на Кривую косу, а теперь на корабле остались за обморожением ног один парусник и за жестокой болезнью первой статьи матрос…»
Интересно отметить и то, что кампания Азовской флотилии 1782 г. описана в записках прибывшего как раз в этом году в ее состав Д.Н. Сенявина, тогда еще мичмана. Приведем некоторые отрывки, весьма рельефно рисующие Азовскую флотилию и русских моряков.
«В Таганрог я приехал в первых числах июля, — писал Д.Н. Сенявин. — Отправлен на галиоте в Керчь для распределения по судам Азовского флота (курсив наш. — Авт.).[266] Флот сей составляли в то время одна корвета 22-пушечная и называлась корабль Хотин; он был всегда флагманским; 6 кораблей бомбардирских, двухмачтовых, вооруженных мортирами и большого калибра гаубицами, 3 шхуны, 1 бриг и 3 палубных бота: все тут».{1579},[267] И далее: «Я определен был на корабль Хотин. Вскоре потом прибыл в Керчь владетель Крыма Шагин-Гирей; при нем находились со стороны нашей министр Веселицкий и главнокомандующий сухопутных войск в Крыму генерал-майор Самойлов… Хан пробыл в Керчи три дня, посадили его с тремя преданными к нему мурзами к нам на корабль Хотин, прочих его свиты числом 19 человек, разместили на 3 шхуны и на прочие 4 судна.
Снялись мы с якоря, пошли в Азовское море и на другой день прибыли к Петровской крепости. Тут принял хана генерал Потемкин… В то же время эскадра снялась с якоря и скоро прибыла в Керчь».{1580}
Следующий, наиболее интересный эпизод, описываемый Д.Н. Сенявиным, происходит уже осенью 1782 г.: «В октябре прибыл к нам 32-пушечный фрегат Крым,[268] построенный в Хоперской крепости; командующий нашим флотом бригадир Тимофей Григорьевич Козлянинов поднял на этом фрегате брейд-вымпел свой и меня перевел на сей фрегат. В последних числах сего октября снялись мы с якоря и пришли в Кафу очень скоро, ездили на берег беспрестанно и делали всякие покупки без всякой осторожности от заразительной болезни. 1-го числа ноября перед вечером вдруг оказалась у нас на фрегате чума. Бригадир в тот же час переехал на корабль Хотин, бывший тогда с нами, и приказал нам всех заразившихся свезти на берег и устроить для них там из парусов палатки, а потом немедленно идти в Керчь, остановиться в удобном месте и возможно ближе к берегу, устроить из парусов баню и палатки для жительства людей и окуривать все беспрестанно. В следующую ночь построили мы две палатки и перевезли всех заразившихся числом до 60 человек. Поутру снялись с якоря, а ввечеру были у Керчи на месте; немедленно отвязали паруса, построили на берегу баню, кухню, палаток достаточное число для служителей и перевезли на берег.
Около 15-го числа чума у нас вовсе прекратилась, похитив в это короткое двухнедельное время более 110 человек; из оставленных в Кафе выздоровело только 2, подштурман да матрос, дорогою в одни сутки опустили в воду 16 человек и на берегу в Керчи померло 38 человек; умершие все нижние чины и рядовые, а из офицеров никого…
По взятии Крыма до учреждения карантинов года с два чума весьма часто выказывалась в нашем крае от сообщения с татарами и судами турецкими, приходящими в наши порты. Мы, наконец-то, к ней привыкли, что нисколько не страшились ее и считали, как будто это обыкновенная болезнь…».{1581}
Что можно сказать в связи с последним? Бесстрашие, конечно, необходимо военному человеку, но когда оно превращается в безалаберность — это уже катастрофа. Бездарно потерянные жизни моряков — это утрата опытных кадров, нехватка личного состава, что сказывалось на действиях в море, замедлении судостроительных и судоремонтных работ. И в момент начала войны всегда оказывалось, что для должной готовности чего-то не хватает. А ведь, пример противоположного поведения тогда же, во время эпидемии чумы в Херсоне в 1783 г., показал Ф.Ф. Ушаков, сумевший спасти жизнь большинству членов экипажа своего корабля. Но такое в России, увы, исключение. Принято считать, что людей у нас много, набрать новых несложно.
В завершение обзора 1782 г. укажем, что в очередной уже раз по случаю обострения отношений с Турцией последовал новый экстренный указ от 23 августа, согласно которому предписывалось срочно ввести в строй уже спущенные на воду фрегаты и достроить еще находившиеся на стапелях (правда, последние при этом спускать пока не разрешалось). Иными словами, опять имели место уже отмечавшиеся нами и аврал, и половинчатость мер. Тем не менее, осенью 1782 г. в Керчи собрались 44-пушечные фрегаты «Девятый», «Десятый» и «Тринадцатый». Достраивались фрегаты «Двенадцатый», «Четырнадцатый», «Пятнадцатый» и «Шестнадцатый». В Ахтиарской же бухте, как и планировалось, расположились на зиму фрегаты «Восьмой» и «Одиннадцатый». Таким образом, к 1783 г. боеспособность флотилии существенно возросла.
* * *
Но гораздо важнее было то, что в Петербурге уже решили для себя кардинальный вопрос: Крым должен быть в составе России, а на Черном море Российская империя должна наконец обзавестись линейным флотом. Причина этого была проста: кризис вокруг Крыма в 1782 г. еще раз наглядно показал, что турки от «ничейного» Крыма не откажутся. К тому же Г.А. Потемкин беспрестанно и вполне обоснованно внушал Екатерине II, что выбора у России все равно нет. «По сим обстоятельствам польза Вашего Императорского Величества, — писал он, — требует занимать то, чего никакая сила из рук Ваших отнять не в состоянии и чего требует необходимость, то есть взять навсегда полуостров Крымской… Порта не упустит, выждав свободное время, захватить сей полуостров в свои руки. Тогда тяжелее он будет России, нежели теперь… Я уверен, что они не осмелются высадить в Крым войска, когда он будет назван русским, ибо сие было бы начать прямо войну».{1582}
Князь Г.А. Потемкин-Таврический. Генерал-фельдмаршал русской армии. Неизвестный художник«Изволите рассмотреть следующее, — обращался Потемкин к Екатерине II далее. — Крым положением своим разрывает наши границы. Нужна ли осторожность с турками по Буту или с стороны кубанской — в обеих сих случаях и Крым на руках. Тут ясно видно, для чего Хан нынешний туркам неприятен: для того, что он не допустит их чрез Крым входить к нам, так сказать, в сердце. Положите ж теперь, что Крым Ваш и что нету уже сей бородавки на носу — вот вдруг положение границ прекрасное: по Бугу турки граничат с нами непосредственно, потому и дело должны иметь с нами прямо сами, а не под именем других. Всякий их шаг тут виден. Со стороны Кубани сверх частных крепостей, снабженных войсками, многочисленное войско Донское всегда тут готово.
