Подытоживая выводы, коллегия отметила: «Таковое поведение наше, основываясь в первой части на точном разуме Кайнарджийского трактата и Изъяснительной конвенции, а с другой — на здравом рассудке, на праве собственности от независимого владетеля приобретенном и на сущей необходимости содержания в узде турок и татар, дабы во времена будущие тишина и покой Отечества нашего с той стороны не зависели более от их произвола, не встретит, конечно, пред светом осуждения нашей доброй вере и не возбудит излишней зависти в других народах, потому что они сами собственною своею пользою обязаны желать и способствовать в их земли активной торговли из черноморских наших пристаней».{1592} Таким образом, Коллегия иностранных дел, исходя из международной ситуации, давала благоприятный прогноз реакции ведущих европейских держав на действия России.
Основания для этого были вполне весомыми. С Австрией Россия с 1781 г. находилась в военном союзе, а Англия еще в декабре 1782 г. устами своего посла в России Дж. Харриса уверила Г.А. Потемкина в том, что она дружелюбно воспримет шаги России в отношении Крыма.{1593}
Кроме того, нельзя не отметить и еще одного блестящего хода Екатерины II, обеспечившего надежную поддержку Австрии (союзные договоры ведь далеко не всегда являются надежными). Речь идет о конфиденциальном письме Екатерины II Иосифу II от 10 сентября 1782 г.[269] Хотя оно не имело никакого заголовка, его нарекли Греческим проектом Екатерины II.
В письме Екатерина сначала сетовала на то, что Османская империя мешает проходу российских судов через Босфор и Дарданеллы, подстрекает крымцев к восстанию, попирает автономные права дунайских княжеств. Далее следовали заверения в миролюбии: «…Я не добиваюсь ничего, выходящего за рамки договоров», и рисовалась мрачная картина состояния Турции. После этого Екатерина II переходила к основным положениям письма. «Целесообразно, — полагала царица, — создать между тремя империями, Российской, Османской и Габсбургской, некое буферное государство, от них независимое, в составе Молдавии, Валахии и Бесарабии, и назвать его Дакией, и поставить во главе его монарха-христианина. Оно никогда не должно объединиться ни с Австрией, ни с Россией. Притязания последней ограничивались крепостью Очаков на Днепровском лимане и полосой земли между Бугом и Днепром. Если же, — и тут следовало сокровенное, — с помощью Божьей удастся освободить Европу от врага имени Христова, то ее друг (т. е. Иосиф) «не откажется помочь мне в восстановлении древней Греческой монархии на развалинах павшего варварского правления, ныне здесь господствующего, при взятии мною на себя обязательства поддерживать независимость этой восстанавливаемой монархии от моей». Царица излагала затем свою затаенную мечту: возвести на престол в Константинополе своего второго внука при условии, что ни он, ни его наследники не посягнут на российскую корону».{1594}
Возникает вопрос: а причем же здесь подготовка к занятию Крыма? А она тесно связана с этим ходом Екатерины II. Не вдаваясь в подробный анализ и оценку Греческого проекта в целом, отметим крайнее важное для нас обстоятельство. Вот, что, в частности, пишет известный современный историк В.Н. Виноградов: «…Помимо будущего, Греческий проект был обращен и к современности. Он не случайно появился на свет после заключения союза с Австрией, когда зашел в тупик курс на образование в Крыму самостоятельного ханства, и в числе подготовительных материалов к нему имелась и записка Потемкина “О Крыме”. Закинув перед Иосифом сети обещаний, Екатерина подрывала в Вене позиции противников раздела Турции и гасила возможное сопротивление кайзера присоединению ханства к России».{1595} Забегая вперед, отметим: когда до Австрии дошло известие о присоединении Крыма к России, Иосиф II прислал вместо ноты протеста слова поздравления.{1596}
Наконец, о стремлении ведущих европейских держав не допустить выступления турок, к тому же отягощенных серьезными внутренними проблемами, докладывал в конце 1782 г. из Константинополя русский посол Я.И. Булгаков, писавший, в частности: «…Не будучи пророком, осмелюсь, однако, предсказать, что здесь войну не предпочтут, ибо не смеют, и вести ее с успехом не в состоянии…
Здесь боятся бунта, в провинциях возмущений и измены, нигде ни на кого положиться не смеют; но никто ни о чем не радит, и помысла не имеет об отвращении зла, которое все предвидят неизбежным…
Французский посол, по одним уже Крымским замешательствам, получил точные повеления отвращать войну. Оные, конечно, сильнее еще подтверждены будут, когда в Версале узнают о соединении двух Высочайших дворов против Порты. Интересы Франции того требуют, поведение посла тому соответствует и надежно, что употребит он все силы к склонению Порты на все наши требования…
Третьего дня Порта требовала Совета у шведского поверенного в делах Гейдештама, а сей у французского посла, и по научению его отвечал рейс-эфен-дию, что нет иной для нее дороги, как согласиться на все наши требования… Старание посла привести Гафрона (прусского посла. — Авт.) на истинный путь и наставление Геидештаму доказывают также, что он искренне печется об отвращении войны…
Капитан-паша присылал за английским послом, спрашивал у него о состоянии и связи европейских держав, о татарских замешательствах и о силе России, не упоминая однако ни о других делах, ни о нашем общем мемориале, хотя и вероятно, что сии вопросы делал по повелению Порты. Посол весьма возвышал силы и внутренние ресурсы России, утверждал, что опасно ее тронуть и раздражать, и советовал всячески избегать с нею войны. Сие он сам мне пересказывал…».{1597}
* * *
Несмотря на все указанные выше благоприятные прогнозы, Петербург все же решил серьезно подстраховаться. В частности, Екатерина II по данным историка А.Н. Петрова сформулировала идею организации новой экспедиции Балтийского флота в Средиземное море, «чтобы поднять против Турции все подвластное ей побережное население, так и для отвлечения турецкого флота из Черного моря, и тем обезопасить Крым».{1598} Однако зная взгляды Екатерины II, несложно догадаться, что на деле за всем этим скрывалась главная цель — Константинополь. Тем не менее, императрица запросила мнения специалистов.
Первым, 16 февраля 1783 г., дал ответ главный командир Кронштадтского порта и один из наиболее сильных отечественных адмиралов С.К. Грейг, составив на имя Екатерины II записку «Размышления, относящиеся ко овладению Дарданелльскими крепостями». В ней значилось: «Полагаю число сухопутных войск 4000, 500 кирасир, 500 артиллерийских и 5000 нерегулярных. По прибытии всего вооружения против Дарданелл, оставляя несколько легких фрегатов и катеров, курсировать между Северными Дарданеллами и островом Эмброс для примечания и доставления заблаговременного известия главному командиру, ежели неприятельский флот отважится выйти из Дарданелл. Прочему вооружению идти на северную сторону Дарданелл, высадить весь десант под прикрытием военных кораблей на способнейшее место, которое найдено быть может вблизи крепости, немедленно стараться произвести внезапное нападение и овладеть крепостью Молдавиджи Паша… Некоторую часть укреплений с морской стороны подорвать, дабы корабли всегда могли иметь свободный проход. По разорению нижней Дарданелльской крепости флот с армией должен следовать против верхней крепости. Овладение оною почти единственно зависит от сухопутных войск, ибо от узости канала течение там так быстро, что корабль ни на малое время не может стоять в одном положении, отчего и пушки останутся без желаемого действия… Когда сею крепостью уже овладели, вся в оной находящаяся артиллерия может быть обращена против крепости Абидес на азиатском берегу, которая в расстоянии от оной меньше пушечного выстрела. Против сей крепости корабли также могут действовать, и чрез совокупление их действие стараться из оной выгнать гарнизон и крепость разрушить, чтоб мимо идущим кораблям не мог впредь чинить вред».{1599}
Записка весьма примечательная, хотя, на первый взгляд, и сконцентрированная лишь на захвате Дарданелльских крепостей действиями высаженного с кораблей десанта. Тем не менее, этот момент как раз и свидетельствует о намерении Екатерины II нанести в ходе экспедиции удар по главной цели — Константинополю: ведь взятие указанных крепостей и открывало к нему путь.
Между тем, буквально следом прислал свое мнение и Г.А. Потемкин. Но его записка Екатерине II, датируемая В. С. Лопатиным мартом 1783 г., была гораздо более обстоятельной. Так, поддержав идею отвлечения турок от немногочисленной черноморской эскадры, которая по приказу от 20 января должна была войти в Ахтиарскую гавань, он одновременно строил более обширные планы, при этом критикуя С.К. Грейга. «Отправление флота в Архипелаг (если будет с турками ныне война) последует не ради завоеваний на сухом берегу, но для разделения морских сил, — писал Г.А. Потемкин. — Удержав их флот присутствием нашего, всю мы будем иметь свободу на Черном море. А если бы что турки туда и отделили, то уже будет по нашим силам… Главный вид для флота Вашего Величества — притеснять сообщение по морю туркам с их островами и Египтом, и через то лишить их помощи в съестных припасах. Притом все целить пройти Дарданеллы, что и несумнительно при благополучном ветре. Препятствовать турки захотят, тут они обязаны будут дать баталию морскую, чего нам и желать должно. Но чтоб Дарданеллы форсировать с сухого пути, на сие нужна армия, ибо у турок достанет сил обороняться. Притом мы видели в прошедшую войну, что они и тремястами человек гоняли наши большие десанты. Какая же разница флоту действовать единственно на водах? Число пятнадцати кораблей уже несумнительно превосходит силу морскую турецкую. К тому числу почтенному сколько пристанет каперов, обеспокоивающих везде их транспорты, а искусный и предприимчивый адмирал, верно, выждет способ пролететь Дарданеллы… Нужен испытанный в предприимчивости и знании адмирал. Нигде столько успехи от маневра и стратегии не зависят как на море, а сих вещей без практики большой знать нельзя, а вашему величеству известна практика наших морских… Что бы мешало секретнейшим образом соединить эскадры, кои теперь в походе, и послать под видом прикрытия торговли в Архипелаг, пока турки еще не готовы пройти в Черное море?».{1600}
