class="p1">
Бердяев Н.А. Русская идея. С. 253.
438
Там же. С. 132.
439
Бердяев Н.А. Смысл творчества. С. 219.
440
Бердяев Н.А. Смысл творчества. Гл. 6.
441
Соловьев В.С. Собр. соч. Т. 6. С. 89—90.
442
Там же. С. 90.
443
Там же. С. 89.
444
Там же. С. 84.
445
Бердяев Н.А. Смысл творчества. С. 241.
446
Там же. С. 141.
447
Там же. С. 45.
448
Бердяев Н.А. Самопознание. С. 225.
449
Бердяев Н.А. Смысл творчества. С. 159.
450
Бердяев Н.А. Смысл творчества. С. 141.
451
Бердяев Н.А. О назначении человека. С. 136.
452
Автор пишет: «Вне этики закона и искупления» (там же, с. 139). Но под каким еще именем могла мыслиться Бердяевым общечеловеческая этика?
453
Там же.
454
Бердяев Н.А. О назначении человека. С. 230.
455
Там же. С. 82.
456
Бердяев Н.А. Опыт эсхатологической метафизики: (Творчество и объективация). Париж, 1947. С. 157.
457
Бердяев Н.А. Смысл творчества. С. 159.
458
Там же. С. 58. В работе «О назначении человека» (да и в других) Бердяев уже признает, что «творчество» может быть злым, но в результате побеждает только что описанный ход мысли, где с помощью определения «подлинное» вопрос о творчестве считается решенным.
459
Бердяев Н.А. Смысл творчества. С. 167.
460
Там же. С. 244. 25 1
461
Соловьев В.С. Собр. соч. Т. 4. С. 33.
462
Бердяев Н.А. Самопознание. С. 227.
463
Там же. С. 228.
464
Бердяев Н.А. Самопознание. С. 347.
465
Бердяев Н.А. Смысл творчества. С. 112.
466
Там же. С. 105.
467
Бердяев Н.А. Самопознание. С. 56—57.
468
Там же. С. 309.
469
Там же. С. 74.
470
Бердяев Н.А. Самопознание. С. 74.
471
Там же. С. 237—238.
472
В этом предельно максималистском, экзистенциалистском пункте Бердяев размежевывается с романтизмом, надеющимся на врачевание больной и непросветленной природы, «на воспитание земли» (Novalis. Bildung der Erde // Novalis. Schriften / Hrsg. von J. Minor. Jena, 1907. Bd 2. S.118).
473
Приступая к ней, Вяч. Иванов писал: «Давно лежало у меня на душе высказаться о заинтересовавшей широкие круги так покорительно талантливой книге Н.А. Бердяева “Смысл творчества. Опыт оправдания человека”, этом страстном творении высоко и дерзко взмывающей мысли, горящей воли и опрометчивого своеволия. Но не легкое это дело: переобсудить проблемы, которые решает автор, значило бы трижды обежать мироздание, да еще по таким темным, жутким, опасным местам и дьявольским топям, как расщепление божественного процесса, подобно тому как Ахилл и Гектор трижды обежали, гоняясь друг за другом, стены Трои» (Иванов Вяч. Старая или новая вера // Иванов Вяч. Родное и вселенское. М., 1917. С. 112).
474
Бердяев Н.А. Опыт эсхатологической метафизики. С. 159—160, 154 соотв.
475
Там же. С. 162.
476
Бердяев возлагает надежды на «светлую магию», на «скрытые оккультные силы человека, потенциально всегда присущие ему, но подавленные грехом», призванные играть особую роль в «момент потрясения физического плана бытия», «у грани перехода к творческой мировой эпохе как познание тайн поколебавшегося в своей физической устойчивости космоса» (Бердяев Н.А. Смысл творчества. С. 310, 307 соотв.; см. также: Его же: Гносеологические размышления об оккультизме // Труды и дни. М., 1916. № 8. С. 49—69).
477
Бердяев Н.А. Опыт эсхатологической метафизики. С. 51.
478
В поддержку своей доктрины сверхчеловеческого, мессианского творчества и богоподобия человека Бердяев развивает идею о новом, «третьем, творческом откровении» (Смысл творчества. С. 101) и на этом пути может смело выступать в качестве теоретика некоей секты «Восьмого дня» или самобытного последователя Иоахима Флорского. Бердяев находится в полном согласии с преамбулой, что Бог отработал свою творческую неделю и теперь дело за человеком, которому передан мир, – наступил «Восьмой день» творения. Философ строит историческую культурологию, согласно которой человечество в своем духовном развитии проходит три фазы, детерминированные тремя типами сознания и этики. Первая, соответствующая Ветхому Завету и откровению первой «ипостаси Бога-отца», есть фаза законнического сознания; вторая, соответствующая Новому Завету и второй ипостаси, «Сыну», – фаза искупления; и, наконец, третий эон, на пороге которого стоит человечество, есть эпоха творческого сознания, соответствующего третьему, уже не божественному, но человеческому откровению – «в Духе» («Не было еще в мире религиозной эпохи творчества». – Смысл творчества. С. 95). Бердяев находит весьма остроумный путь для доказательства правоты своей схемы перед лицом Нового Завета, который якобы завещает человеку творческую задачу единственно возможным для Евангелия способом, а именно – «умолчанием». «Если бы пути творчества были оправданы и указаны в Священном писании, – заявляет он, – то творчество было бы послушанием, то есть не было бы творчеством <…>. Принудительное откровение творчества как закона, как наставления в пути, противоречило бы Божьей идее о свободе человека…» (там же. С. 91, 93). Но, с другой стороны, Бердяева можно понимать так: хотя пути творчества не заданы «откровенно», зато пример его дан сокровенно – самой богочеловеческой природой Христа, ибо Христос «есть существо
