управления, отдела кадров и секретариата оказались укомплектованными партийными выдвиженцами, в самом же ГУГБ руководящие позиции заняли члены “северокавказской группы”. Особый отдел возглавил изгнанный ранее с Украины И. М. Леплевский, Секретно-политический отдел — бывший начальник УНКВД по Западно-Сибирскому краю В. М. Курский. С 25 декабря 1936 года в целях повышения режима секретности все отделы Главного управления государственной безопасности стали номерными. Ежов существенно изменил существовавшую структуру главка госбезопасности. Из Особого (5-го) отдела вновь была выделена гражданская контрразведка, а его функции опять ограничены оператавной работой в армии, ВМФ, пограничных и внутренних войсках. В аппаратах УГБ УНКВД также создавались 5-е отделы, но подразделения военной контрразведки в звеньях от бригады до округа по-прежнему именовались Особыми отделами. Контрразведывательный отдел был возрожден на основе частей аппаратов бывшего Особого и расформированного Экономического отделов. Таким образом, военная контрразведка вновь стала отдельной линией оперативно-чекистской деятельности. Печальный опыт покушения на Кирова заставил обратить более пристальное внимание на безопасность, и из состава Оператавного отдела был выделен Отдел по охране членов правительства и дипломатического корпуса. В составе ГУГБ появился новый Тюремный отдел.
Отныне структура главного управления государственной безопасности выглядела следующим образом:
— 1-й отдел (Охраны), начальник К. В. Паукер;
— 2-й отдел (Оператавный), начальник Н. Г. Николаев-Журид;
— 3-й отдел (Контрразведывательный), начальник Л. Г. Миронов;
— 4-й отдел (Секретно-политический), начальник Г. А. Молчанов;
— 5-й отдел (Особый), начальник И. М. Леплевский;
— 6-й отдел (Транспорта и связи), начальник А. М. Шанин;
— 7-й отдел (Иностранный), начальник А. А. Слуцкий;
— 8-й отдел (Учетно-регистрационный), начальник В. Е. Цесарский;
— 9-й отдел (Специальный), начальник Г. И. Бокий;
— 10-й отдел (Тюремный), начальник Я. М. Вейншток.
Структурные изменения сопровождались изучением ситуации в подразделениях. Ежов собирал информацию и готовился нанести удар, о чем в ноябре 1938 года вспоминал: “Наиболее запущенным участком в НКВД оказались кадры. Вместо того, чтобы учитывать, что заговорщикам из НКВД и связанными с ними иностранными разведками за десяток лет минимум удалось завербовать не только верхушку ЧК, но и среднее звено, а часто и низовых работников, я успокоился на том, что разгромил верхушку и часть наиболее скомпрометированных работников среднего звена. Многие из вновь выдвинутых, как теперь выясняется, также являются шпионами и заговорщиками”[270].
Первая кровь “изменников-чекистов” пролилась в возглавлявшемся Г. С. Люшковым УНКВД по Азово-Черноморскому краю, где были арестованы и вскоре расстреляны начальники Таганрогского городского отдела Е. Н. Баланюк и Новочеркасского районного отдела Д. И. Шаповалов. Согласно приговору суда, они “систематически информировали участников троцкистской организации об имевшихся в НКВД материалах антисоветской деятельности последних”[271]. На февральско-мартовском пленуме ЦК Ежов объявил о разоблачении бывшего начальника СПО троцкиста Молчанова и группы польских шпионов в ГУГБ. В рамках этого же дела весной и летом 1937 года нарком нанес удар по работникам польского направления Контрразведывательного отдела и чекистам польской национальности. Примерно в это же время было объявлено о разоблачении “латышской фашистской организации” в НКВД, а несколько позже очередь дошла до чистки региональных подразделений. Особенно пострадала в этом отношении Украина. Воз, врата вшийся в Киев комиссар госбезопасности 2-го ранга Леплевский немедленно вскрыл “заговор в НКВД УССР” и за краткий период, с июля по август практически истребил своих недавних союзников, сохранивших верность его бывшему покровителю, а затем главному обидчику Балицкому. Как и обещал в 1934 году, он действительно вернулся на Украину и столь активно взялся за проведение чисток, что вскоре вызвал возмущение даже у собственного руководства. Ни один из руководителей территориальных органов НКВД не был так привержен репрессиям по спискам и общему количеству арестованных, не утруждая аппарат отысканием хоть малейших формальных обоснований своих действий в отношении конкретных людей. За этот абсолютно неконтролируемый террор Ежов в январе 1938 года снял Леплевского с поста республиканского наркома и перевел начальником 6-го (транспортного) отдела ГУГБ НКВД СССР, а уже в апреле палач Украины был арестован и расстрелян.
А. И. Успенский
В Киеве Леплевский сдал дела А. И. Успенскому, ранее работавшему начальником УНКВД по Москве и Московской области. Очередной республиканский нарком закончил свою карьеру нестандартно. Горький опыт предшественников научил его многому, поэтому, получив завуалированное предупреждение от Ежова, он не стал дожидаться неизбежного ареста и расстрела после мучительных пыток, а просто скрылся. Успенский имитировал самоубийство, оставил предсмертное письмо и попытался исчезнуть по заранее заготовленным поддельным паспортам. Однако привыкшие подвергать все сомнению оперативники НКВД установили наблюдение за его женой и из некоторых нюансов ее поведения, заключили, что она знает о судьбе мужа больше, чем говорит. Дело дошло до самых высших инстанций. Сталин в записке на имя Берия 22 ноября 1938 года потребовал: “Нужно поставить чекистам задачу: Поймать Успенского во что бы то ни стало. Задета и опозорена честь чекистов, не могут поймать одного мерзавца — Успенского, который на глазах у всех ушел в подполье и издевается. Нельзя этого терпеть”[272]. В итоге беглеца в апреле 1939 года все же арестовали в Миасе Челябинской области и репрессировали, так что его отчаянная попытка лишь ненадолго отдалила неизбежный конец. По настоятельной личной просьбе партийного руководителя Украины Н. С. Хрущева вскоре расстреляли и жену бывшего наркома.
Чистка главка госбезопасности набрала размах, причем Ежов проделал всю эту работу отнюдь не сам. У наркома оказались активные помощники из числа озлобленных противников недавних фаворитов Ягоды. Когда в апреле 1937 года начальником ГУГБ и 1-м заместителем наркома стал Фриновский, аресты значительно участились. В течение месяца были репрессированы все люди Ягоды в центральном аппарате НКВД, включая практически не находившихся в подчинении наркома начальников Оперативного отдела Паукера и Спецотдела Бокия. Первый из них ведал охраной Сталина и других высших должностных лиц страны, а второй относился к НКВД в немалой степени условно, поэтому тронуть их без санкции первого лица в государстве не осмелился бы никто. Возможно, Бокий и избежал бы ареста и последующей казни, однако в последнем разговоре с Ежовым он, как всегда, повел себя дерзко и вызывающе, а на угрозу отстранения от должности надменно заявил, что не Сталин его на нее ставил, не ему и выгонять. Такая утрата связи с реальностью дорого обошлась излишне самоуверенному руководителю криптографической службы, и уже на следующий день он оказался во внутренней тюрьме НКВД.
На ведущие позиции постепенно выдвигались сумевшие найти общий язык с новым наркомом члены “северокавказской группы”, и к декабрю 1937 года из двенадцати отделов ГУГБ четыре неоперативных подразделения уже возглавляли партийные выдвиженцы Ежова, два отдела и комендатуру Московского Кремля
