теперь покоился у него на коленях, так как ножен у меча не имелось. После того, как погоня закончилась, Феликс хотел было вернуть его, но Хольф лишь отмахнулся от маленького никса, назвав меч «подарочком». А ведь меч был совсем не тяжелый, как прежде, и его вес совсем не соответствовал размерам, которые так же успели поменяться. Опустив взгляд, Феликс увидел в наполированном до зеркального блеска лезвии отражение полумесяца. А еще свое собственное лицо, которое совсем не изменилось, если не считать цвета волос. За то время, что он не глядел на себя, его волосы совсем почернели, даже у самых кончиков. И почему никто из его товарищей не сказал ему об этом? Он провел рукой по отросшим волосам, полагая, что может быть под светом костра они станут чуть светлее, но нет. Они так и остались темнее ночи, да еще и в руке у него оказалась пара черных перышек.
— Что за напасть. — промолвил он, выбросив перья в огонь. — Который раз уже…
До конца своего дежурства Феликс так больше не проронил и слова. Он сжимал меч, и временами проводил по своим прядям рукой, выискивая еще невесть откуда взявшиеся перья. Но так ничего и не отыскав, он отправился спать, чтобы опять увидеть свой сон про пустыню и черное солнце.
* * *
Утром они снялись со стоянки, и отправились дальше в навевающую грусть лесную чащу. Перед самым отбытием Приветочка попросила Феликса показать ему скрижаль, а затем, чуть ли не в упор уткнувшись в нее маской, стала разглядывать мерцающие синим пламенем буквы.
— Занятненько, занятненько. — сказала она, а затем провела пальцем по буквам, словно пытаясь стереть назойливое пятно. — Вы не обижайтесь, это я так, ради науки. — сказала она, когда Феликс отдернул от нее драгоценную табличку.
День вдался пасмурный, но настроение у Феликса было странным образом приподнятое. Он то и дело озирался по сторонам, примечая все более причудливые деревья, попадающиеся им на пути. Чем дальше они углублялись в этот древний лес, следуя по давно заросшим колеям и лесным тропам, тем сильнее изменялись растущие там и сям деревья. Сначала они были вполне обычные, напоминающие осенние клены, дубы и ясени. Но по мере движения к чаще, верхушки деревьев все ниже склонялись к земле, словно плакучие ивы, а затем и вовсе стали закручиваться в спирали. Глядя на их кривые ветки, Феликс вспомнил странные деревья из Каирнала, которые росли у могильника, где на него напали своры разозленных мухоподобных фей. Те деревья тоже имели закрученные ветки, которые больше напоминали резные изделия, будто бы выполненные из цельного куска обработанной древесины. Деревья же, которые сейчас видел Феликс, имели более природный вид, и на ум невольно приходили птичьи гнезда, которые имели схожее строение, напоминающее водоворот из веток и сучков. Вскоре это лесное нагромождение полностью скрыло от них небо, превратившись в длинный арочный тоннель, с искривленными стволами по бокам. Наступивший серый мрак заставил их зажечь лампы, а Приветочка, которая возглавляла колонну, выпустила целый рой светящейся мошкары, бабочек и жуков, некоторые из которых были размером с кулак. Эти издающие свет создания теперь порхали вокруг веток, которые Приветочка смазала белой смолистой субстанцией.
Но странность была не только в закручивающихся лесных деревьях. Вопреки ожиданиям Феликса, чем дальше они забирались в глухую чащу, тем живее становилось природное полотно вокруг них. Под копытами лошадей теперь была не жухлая листва, а насыщенная летним духом трава и пышные кустарники, цветущие папоротники и благоухающие лесные ягоды. Их сопровождало щебетание птиц, а дорогу то и дело перебегал какой-нибудь напуганный зверь. Один раз они увидели в темноте потревоженное стадо кабанов, которое с громким треском поспешило убраться подальше от незваных гостей. Но больше всего остального тут было пчел. Они грозно жужжали над ухом у Феликса, садясь ему на одежду и ползая по ней, словно дотошные смотрители, обыскивая каждый карман и каждую ниточку. Феликс, который в общем-то побаивался пчел, старался быть спокойным, но не смог удержать холодного пота, выступившего у него на шее, когда одна из пчел недовольно зажужжала у него в волосах. Милу так и вовсе надел на голову мешок, чтобы укрыться от них, но это не сильно ему помогло. Досмотрщики пробрались и туда, а сам Милу стал выглядеть как деревенский дурачок, у которого не слишком много ума.
— Вот ведь пристали как репей! — прохрипел Хольф, отмахиваясь от пчел своими большими волосатыми ручищами. — Им бы мед собирать, а они нас обнюхивают! — он еще раз махнул на небольшую стайку пчел рукой, когда как другая уже вертелась вокруг его набитого всякой всячиной мешка. — Смотри, чего удумали, обокрасть, значит, бедного Хольфа решили!
— Лучше не мешать им. — посоветовал ему Эскер, который никак не реагировал на то, что две маленьких пчелки беззаботно ползают по его маске. — Пусть обнюхивают, раз им так велено. Не бойся, ничего из твоих драгоценных пожитков они точно не утащат.
Ехали еще часа три. Теперь Феликс не мог с точностью назвать время, так как после похода в Каирнал часы у него встали, и больше не хотели заводиться. Пчелы, которые уже давно перестали ползать по их одежде, теперь жужжали где-то между зеленых деревьев, которых с каждым шагом становилось все меньше и меньше. Древесный шатер из сухих веток над их головами постепенно стал расплетаться, и в глаза им стали бить ослепительные лучи яркого солнца. Скоро они и вовсе выехали из леса, оказавшись на просторной поляне, посередине которой разрослась — а по-другому и не скажешь — самая необычная деревня, которую когда-либо видел Феликс.
На самом деле, первое, что подумал Феликс, когда увидел это затейливое поселение, что сейчас он смотрит на огромный колючий куст, наподобие верблюжьей колючки, который разросся до размеров замка. Но потом, приглядевшись, он понял, что это больше напоминает витиеватые корни, выбравшиеся из земли. Переплетаясь между собой словно клубок змей, они заняли собой почти все свободное пространство между двумя краями леса, и в лучах полуденного солнца выглядели совсем не такими безжизненными, какие обычно бывают голые древесные корни. Они были покрыты летней листвой и курчавым мхом, и бесчисленным множеством разных полевых, горных и лесных цветов. Там же, прямо на толстых отростках, словно спелые плоды, свисали разноцветные резные домики, изящные в своей природной красоте. Было до конца не понятно, являлись ли они делом рук человека, или это корни так интересно завились, превратившись в жилые помещения. Все это напомнило Феликсу Уамаль Эошул, только вот в Подзвездном Городе красота
