В нем есть открытость, подумал Дункан, та открытость, которая приходит от безмятежной жизни.
Дункан лишь улыбнулся и жестом пригласил Грэма сесть на диван.
– Вы с Джиной родственники? Или старые друзья?
– Вроде того. Мой дедушка был крупным инвестором, партнером ее дедушки. Я знаком с ее отцом, – объяснил Грэм. – Я художник, учился у него много лет. Он удивительный человек.
Итак, Грэм был учеником мистера Рейнхольда и, вероятно, должным образом восхищался и внимал учителю. Неудивительно, что они с отцом Джины поладили.
– Как давно вы знаете Джину?
– Около шести месяцев. Мы встретились через несколько недель после того, как она покинула… эм, Нью-Йорк.
Грэм неловко отвел взгляд и, казалось, заметил одну из фотографий Дункана и Джины на стене. Он нахмурился, прежде чем успел взять себя в руки, и Дункан понял причину. Его настроение быстро портилось, и он не был уверен, что хочет знать что-то еще об отношениях этого человека с Джиной.
– Так что же тогда привело вас сюда? – резко спросил он.
– Знаю, это странно, что я вот так вот неожиданно явился, – сказал Грэм, подавшись вперед. – Возможно, мне следовало просто позвонить, но я хотел, чтобы эта встреча прошла вживую.
– Все в порядке. Ну, вот вы нашли меня – и?
– Хорошо, хорошо. Перейду к делу. – Грэм наклонился, поднял сумку, которую принес с собой, и вынул бумаги, скрепленные степлером. Он протянул их Дункану. – Я сам встретился с адвокатом, чтобы избавить вас от хлопот и ненужных трат.
– Это документы о разводе? – Дункан был потрясен. Они с Джиной были женаты так недолго… Он начал принимать этот факт только тогда, когда они внезапно разошлись. И все же на бумаге, юридически, Дункан все еще был связан с Джиной. Он поискал на страницах подпись Джины, знак ее одобрения, но ничего не нашел. – Джина не подписала?
– Ну, я выжидаю момент, чтобы спросить ее. Я имею в виду, что знаю: если покажу ей документы, она задастся вопросом, зачем мне это. Я хочу сделать ей предложение в июне этого года.
– Спустя всего полгода знакомства?
Конечно, Дункан переступал черту, но этот человек, которого он никогда не встречал, объявляет о своем плане жениться на жене Дункана – и ему казалось, что он имеет право быть невежливым.
– Я понимаю, что мы не сможем пожениться еще какое-то время. Развод и тому подобное… Тем не менее я хотел бы, чтобы Джина знала о моих намерениях и о том, насколько я серьезен.
Озвучивать такое человеку, который занимал бо́льшую часть прошлого Джины, – довольно жестоко, если бы это не было результатом простодушия Грэма. Джина никак не могла быть заинтересована кем-то настолько наивным, подумал Дункан, какими бы благими намерениями он ни руководствовался.
– А вы прямолинейны, – усмехнулся Дункан.
– Наверное, да. Я был слишком резок?
– Я вас не обвиняю. Вероятно, так и надо.
– Ну, знаете, правда все равно должна была дойти до вас. Это показалось мне знаком уважения – поговорить с вами напрямую. Я не понимаю, почему мы не можем быть дружелюбны. Джина никогда не говорила, что вы плохой парень.
– Да? Что же она тогда говорила обо мне?
– Простите? – Дункан видел, что заставляет Грэма чувствовать себя неловко, но к черту все это. Пусть ему будет неудобно. Это был шанс Дункана получить некоторые ответы после шести месяцев неопределенности, шести месяцев, в течение которых Джина отказывалась говорить с ним или объяснять ему свое поведение. Она оставила его в таком замешательстве, что он с трудом это выносил. Теперь наконец он мог бы понять решение Джины бросить его и их совместную жизнь – ради чего? Ради этого безвкусного и неопытного незнакомца, сидящего сейчас напротив?
– Я спрашиваю, что она рассказывала обо мне. О том, что произошло. Почему мы расстались. Должно быть, она что-то рассказала.
– Она… эм-м… она не вдавалась в подробности. Вроде как фигурировала другая женщина. Ее подруга.
– Вы имеете в виду Марину.
– Она сказала, что между вами что-то было.
– Между нами ничего не было.
– Послушайте, я… эм-м… Я передаю только то, что она мне сказала.
– Да, конечно, безусловно.
Дункан улыбнулся, чтобы скрыть свое раздражение. Он чувствовал, как в нем поднимается прежний гнев на несправедливость и на бесполезность попыток убедить этого человека в своей невиновности. Это был разговор, который ему следовало бы вести полгода назад с Джиной. Выглядя встревоженным, Грэм начал возиться со своей сумкой.
– Итак, бумаги. Почему бы нам не перейти к ним, чтобы я больше вас не беспокоил? Нужно подписать здесь, здесь и вот здесь.
Но Дункан не собирался так просто сдаваться.
– Могу ли я спросить, каковы ее планы сейчас? Раз уж вы вместе.
– Ее планы? – Грэм опустил бумаги и выдохнул. Он не хотел отвечать, это было ясно, но ему нужна была услуга, и поэтому он, должно быть, чувствовал себя обязанным удовлетворить любопытство Дункана еще немного. – Она подумывала о вступлении в танцевальную труппу в Альбукерке.
– Альбукерке. Не думаете, что после Нью-Йорка это будет выглядеть как шаг назад?
– Это не самый худший вариант. Нью-Йорк может измотать человека.
– Не такого человека, как Джина. Она любила этот город.
– Может, ее чувства изменились?
– Может быть, она хочет думать, что изменились.
– Ну, вы же сейчас не с ней, чтобы быть уверенным в этом, не так ли?
Дункан видел, как Грэм нервничает, оскорбленный намеком на то, что он знал Джину хуже. Но что с того, что он обиделся? Это была правда, разве нет? Разве Джине – его дикой, чудесной Джине – не было бы безумно скучно жить в Нью-Мехико с таким мужчиной, как этот? Дункан сидел лицом к лицу со своим соперником, полный решимости настаивать на реальности женщины, которую он любил.
– Нет, сейчас я не с ней, но в течение последних шести лет был. Мне кажется, я немного знаю Джину.
Грэм сделал паузу, возможно, понимая, что Дункан прав, а затем со вздохом произнес:
– Как бы то ни было. Вы подпишете бумаги? Я пришел лишь за этим.
Грэм снова протянул листы, и на этот раз Дункан принял их.
– Хорошо, тогда я просмотрю их и перезвоню вам. Такой вариант устроит?
Грэм выглядел недовольным.
– Почему не сейчас?
– Я ничего не подписываю, не проверив это со своим адвокатом.
У Дункана не было адвоката, но именно так люди поступали в подобных случаях – консультировались с адвокатами. Оправдание выиграло бы ему время.
– Не знаю, зачем вам нужен адвокат, если только дело не в деньгах. Ее отец, возможно, захочет организовать что-нибудь для вас. Небольшую финансовую поддержку.
– Ради бога, мне не нужны их деньги! – сам того не желая огрызнулся Дункан, но это было действительно перебором. Неужели мистер Рейнхольд выставил его таким отчаявшимся? Грэм поспешил извиниться:
– Да, конечно, я не сомневаюсь. Я ни в коем случае не подразумевал…
– Успокойтесь.
Дункан встал и приветливо протянул руку, думая, что лучше закончить встречу прямо сейчас, пока настроение не испорчено окончательно и он находится на высоте. Он чувствовал, что держит ситуацию под контролем – не только потому, что он не сделал того, чего хотел Грэм, но и потому, что заметил ненадежность связи этого человека с Джиной. Грэм провернул это дело самостоятельно, а значит, развод не обязательно был тем, чего хотела сама Джина. По крайней мере, такая вероятность существовала.
* * *
В начале следующей недели Грэм позвонил, чтобы спросить, встречался ли Дункан со своим адвокатом. Тот ответил, что нет, и когда Грэм позвонил снова, сказал, что документы, похоже, потеряны. Грэм предложил прислать еще один экземпляр. Еще несколько недель Дункан избегал его, утверждая, что все еще ждет своего адвоката, пока Грэм не пригрозил снова появиться в его доме. Через две недели он уезжал с Джиной в Европу, где надеялся сделать предложение.
– Куда именно в Европу? – спросил Дункан, объяснив, что у него самого намечается там несколько встреч. Его хороший друг Блейк переехал в Лондон, и он отправится к нему на собеседование по поводу работы в его лондонской рекламной фирме. – Для их музыкального отдела. Мой друг уже некоторое время зовет меня.
