— Ни фига себе! — воскликнул Денэм, пораженный яростью, с какой Памела набросилась на Поттера. Силс и Фернман от удивления лишились дара речи и просто смотрели то на Поттера, то на Памелу. Бедняга Поттер покраснел как рак и залепетал:
— Я ничего такого не хотел сказать, учитель. Просто я хотел сказать, что у вас только кожа черная, вот и все.
— Вы правы, Поттер, — ответил я, стараясь как-то показать, что не сержусь на него за шутливую реплику. — Цвет Имеет только верхний слой кожи.
.. Зашнуровав мяч, я открыл ящик стола, где у меня всегда лежал пластырь. Я был сердит на Памелу — зачем ей понадобилось набрасываться на Поттера, да еще с такой яростью? — но решил ничего не говорить, положение и без того было щекотливое.
Ребята подошли к Памеле, смотревшей на них с холодным безразличием.
— Чего это ты вдруг? — Денэм уселся на крышку стола прямо перед Памелой и воинственно выпятил подбородок.
— Это вы мне, Денэм?
— Да.
Памела молча смотрела на него.
— Ну хорошо, мисс Дэр. Так в чем дело?
— Не понимаю, Денэм, о чем вы, — спокойно, чуть насмешливо произнесла она.
— Пот просто пошутил, а ты накинулась на него, как ведьма, да еще при учителе. Зачем назвала его «жирным боровом»?
— Разве он не жирный?
Памела перевела взгляд с Деизма на Поттера и смерила его сверху донизу.
— Подумаешь, чуть-чуть пошутил, да и учитель не против, — попробовал оправдаться Поттер, поеживаясь под взглядом Памелы.
Услышав это, Памела одним движением вскочила на ноги и вплотную подошла к Поттеру. Глаза ее горели, голос от нахлынувших чувств совсем загустел.
— Не против? Откуда ты знаешь, что он не против? Потому что он тактичный человек и умеет прятать свои чувства? Кретин ты безмозглый, вот ты кто, и все вы тупые, безмозглые кретины!
Я сидел и молчал, словно загипнотизированный гневной тирадой этой рыжеволосой фурии. Памела, казалось, стала больше ростом, глаза ее буравили беспомощного Поттера. Она продолжала:
— Тебе бы понравилось, жирный Поттер, если бы к тебе вечно цеплялись с одним и тем же? Идиоты вы все, самые настоящие идиоты! Господи, только послушать ваши вопросы! — Она сделала гримасу и начала уничтожающе пародировать: — Вы когда-нибудь умываетесь, учитель? А вам бывает холодно, учитель? А в парикмахерскую вы ходите, учитель? Дураки, и слова другого нет для вас!
— Ай да старушка Памела! — воскликнул Тич Джексон.
Памела быстро обернулась и окинула его испепеляющим взглядом, но Тич тут же поправился:
— Мисс Дэр, я хотел сказать.
— Но учитель разрешил спрашивать его о чем угодно, — не сдавался Денэм. По сообразительности и быстроте мышления тягаться с Памелой он не мог, но, наверно, хотел загнать ее в угол с помощью логики.
— Замолчи, Денэм. Разве это называется «задавать вопросы» — если все только и вертится вокруг цвета кожи! Конечно, поумней-то спросить нечего!
Не желая щадить никого из них, Памела вдруг повернулась к Силсу, который, как всегда, играл роль стороннего наблюдателя.
— А уж тебе должно быть совсем стыдно!
— А я при чем? Я-то что сделал? Я ни слова не сказал. — Он был встревожен.
— А ты всегда молчишь. Ты тоже цветной, но просто сидишь и помалкиваешь в тряпочку. Боишься их, что ли?
Она была прекрасна в этом всплеске гнева и презрения: разгневанная королева, огненно-рыжая, величественная. Силс терпеливо смотрел на нее, и терпение делало его на несколько веков старше этой взбеленившейся бестии.
— Я правда не думаю, мисс Дэр, что кто-то хотел оскорбить или обидеть учителя. Ребята задают вопросы, потому что чего-то не знают или не понимают, вот и хотят разобраться.
Но унять Памелу было невозможно.
— Чего же они тебя не спрашивают, если им так хочется узнать?
— Потому, мисс Дэр, что у учителя есть авторитет. А у меня?
Денэм еще раз попробовал доказать, что он прав.
— Не много ли на себя берешь? Учитель может сам за себя постоять.
— Я и не заступаюсь, — вспыхнула Памела. — Просто мочи нет слушать ваши дурацкие вопросы. А сколько я на себя беру, это не ваше дело, мистер Денэм, провались ты! Красная кровь, нашел чему удивляться! — Язык ее был острее медицинского скальпеля. Настоящее жало!
Поттер отвернулся от нее и бросил через плечо:
— Пошли вниз, братцы. Она совсем чокнулась, это точно.
Остальные двинулись за ним и дошли уже до двери, как вдруг Денэм, словно в голову ему пришла неожиданная мысль, остановился и обронил хриплым шепотом:
— Знаю, что за муха тебя укусила. Ты просто втрескалась в учителя, и все.
Не дожидаясь ответа, он кинулся за дверь, и она громко захлопнулась за ним. Памела не пошевелилась, она стояла с раскрытым ртом и смотрела на дверь. Потом перевела взгляд на меня, и наши глаза встретились. Наверно, выражение лица у меня было глупее некуда, потому что она густо покраснела и бросилась вон из класса.
Итак, все стало ясно. Где-то в глубине души я подозревал это с самого начала, но не хотел признаваться себе — несмотря на сформировавшуюся фигуру, на «взрослое» поведение, она была для меня ребенком, за судьбу которого я к тому же нес личную ответственность. Я понимал, что, хоть ей всего пятнадцать лет, душевные треволнения могут значить для нее очень много — бывает, девушка в таком возрасте обручена или даже замужем, — но что я мог поделать? Да, она нравилась мне, я восхищался ею, и все же для меня она была просто ученицей моего класса, я относился к ней с тем же отцовским чувством, что и ко всем остальным. Если фраза Денэма отражала общее мнение, моему положению не позавидуешь, но Денэм скорее всего выстрелил наугад, в темноту. Надо обязательно с кем-то посоветоваться. Только не с Джиллиан, тогда выяснится, что ее предсказание сбылось, а мне не хотелось слышать от нее: «Я же говорила». Пожалуй, Грейс. Да, Грейс, она сама выросла в тех же условиях, что и эти девчонки, и хорошо знает, чем они живут.
После обеденного перерыва я отвел Грейс в сторону и шепнул ей, что хочу поговорить по личному делу, и мы пошли в ее класс. Она внимательно, не перебивая, выслушала меня. Потом сказала:
— И что же, Рик, вы удивлены?
— Прошу вас, Грейс, мне совсем не до шуток. Мне нужен совет, потому что на этот счет личного опыта у меня нет.
— Я не шучу, Рик. Такое случается постоянно в любом заведении, где есть учителя-мужчины и ученицы-девочки: в детском саду, школе и университете. Садитесь, я введу вас в курс дела.
Мы устроились поудобнее, и она продолжала:
— В нашей школе уже бог знает сколько лет не было хорошего учителя-мужчины — не считая, конечно, директора. Мужчины-то были, но такие экземпляры! Их и видели эти девчонки: неопрятных, нечесанных, забывающих чистить не только обувь, но и зубы, в мешковатых костюмах. Представьте себе, эти прощелыги каким-то образом влезали в колледж, умудрялись получить диплом, право на преподавание, а потом заявлялись в класс в таком виде, что смотреть тошно!
В порыве красноречия она поднялась и принялась ходить взад-вперед, скрестив руки на груди. Потом остановилась передо мной.
— И вдруг появляется мистер Рик Брейтуэйт. Он одет в хорошо сшитый и отглаженный костюм. На нем вычищенные туфли, он гладко выбрит, зубы сверкают белизной, галстук и носовой платок одной расцветки — картинка, и все тут! Он высок, строен и красив. Господи, милый вы мой, чего же еще ждать от бедных девчонок? Ведь вы так не похожи на их отцов, братьев и соседей. Мало того, вы обращаетесь с ними как со взрослыми, разумными людьми, это для них совсем в новинку. И вы им нравитесь. Когда они приходят ко мне учиться стряпать или вязать, я только и слышу: «Учитель то, учитель это, учитель сказал, учитель говорил», они мне этим «учителем» все уши прожужжали!
Грейс «завелась». Кажется, в таком возбуждении я ее раньше не видел.
— Я, Рик, — продолжала она, — знаю эту публику давно, слава богу, преподаю здесь уже двадцать лет. Многих помню с пеленок, и, конечно, знаю о них все, и всех их люблю, этих маленьких задиристых мерзавцев. Могу оказать, Рик, что у вас дело идет здорово. Только вчера мне вас нахваливал Старик. Вы добры с ними, вежливы, столько им даете. Будьте терпеливы с Памелой. В ней пробуждается женщина, и вы, наверно, первый настоящий мужчина, который ей встретился. Побольше такта, уверена, скоро у нее это пройдет.
Я поднялся. На такой исчерпывающий ответ я и не рассчитывал, даже смутился, но был очень ей благодарен.
— Спасибо, Грейс, вы мне очень помогли.
— Приходите к тетушке Грейс, и она избавит вас от всех хлопот, — засмеялась она.
Я уже почти вышел, когда Грейс, словно вспомнив о чем-то, сказала:
— Мисс Бланшар мне нравится. А вам?
Ничего не ответив, я закрыл за собой дверь.
Грейс оказалась права. Эмоциональная вспышка, должно быть, действительно сняла тяжесть с души Памелы — настроение у нее вскоре улучшилось, она перестала быть замкнутой и зажила общей жизнью со всеми — в классе, на танцах. Иногда, правда, я замечал какое-то озабоченное выражение на ее лице, но особых причин для этого не видел и считал, что скоро она совсем перестанет хандрить.
