— Нет, в дождливый день давай обойдемся без грустных историй. Но я права — они для тебя значат много.
— Да, как и для Старика, Клинти, Грейс, миссис Дру и всех остальных.
— Ну, не для всех. Джози Доуз и ее подружка интересуются только друг другом.
— Да, это странная парочка.
— Это еще мягко сказано. Для такой «странности» есть более точное определение.
Я с удивлением посмотрел на нее. Такое толкование их отношений мне в голову не приходило.
— Господи, ты в самом деле так думаешь?
— А что остается думать? Все время шепчутся, тайком держатся за руки… В этом есть что-то противоестественное, а уж детям смотреть на это вовсе незачем.
— Но обе — хорошие учительницы, согласна?
— Что ж, спасибо им хоть за это, тем более вреда они никому не причиняют.
— Вижу, ты тоже вкладываешь в детей душу, хоть и не хочешь в этом признаться. Сейчас ты выдала себя.
— Вот тебе на! — Она улыбалась. — Вижу, убеждать тебя бесполезно, оставайся при своем мнении. А сам, кстати, будь осмотрительнее, особенно с твоей Памелой Дэр. Это не просто глупая школьная любовь. Я присматривалась к Памеле и точно знаю. Она не ребенок, а женщина, чем скорее ты это поймешь, тем лучше. Будешь относиться к ней как к ребенку, сделаешь большую ошибку.
— Ладно, учту.
Обед кончился, и в учительскую вошла группа учителей. Уэстон сразу обратился ко мне с вопросом:
— Сегодня утром здесь была мать Памелы Дэр. Что случилось, Брейтуэйт?
— Почему что-то должно случиться?
— Эти люди просто так не приходят. Раз пришли — значит, хотят пожаловаться или поплакаться о чем-нибудь.
— Зачем она приходила, Рик? — заинтересовалась Клинти.
— Не знаю, наверно, встретиться со Стариком. — Выкладывать правду не хотелось.
— А хороша штучка, верно? — шаловливо воскликнула Клинти.
— Спросите Уэстона, — ответил я. — Он говорит, что видел ее.
Уэстон был рад оказаться в центре внимания. Он сказал:
— Что ж, думаю, некоторым мужчинам она покажется привлекательной.
— Ударение, как всегда, на слове «мужчины», Уэстон?
Клинти не упускала случая поддеть его, но мне не было жаль этого несуразного, заросшего до глаз человека.
Когда уроки кончились, Памела вышла из класса вместе со всеми, но через несколько минут вернулась. Она поставила стул у моего стола, села и принялась смотреть в открытое окно.
— Знаете, мисс Дэр, мама очень о вас беспокоится.
— Пожалуйста, учитель, называйте меня Памелой, — тихо попросила она.
— Хорошо, Памела. Ваша мама говорит, что вы стали поздно приходить домой.
— Я бываю у бабушки, учитель.
— И засиживаетесь допоздна?
— Она живет близко, за углом.
— Почему же вы скрываете от мамы, где бываете?
— Да ей, учитель, до меня больше дела нет. У нее друзья, вот они ее интересуют.
— Это неправда, Памела, вы сами знаете. Стала бы она приходить сюда ко мне! — Памела промолчала. — Что-нибудь случилось, Памела? У вас что-то не ладится в школе?
Она покачала головой, потом сказала:
— С учебой у меня все в порядке, учитель, но… просто многие наши то и дело сплетничают обо мне. И я каждый раз это вижу… Почти все, даже Барбара.
— Но почему, Памела? Разве что-то случилось? С вами что-то произошло?
Она снова покачала головой, взгляд ее был устремлен за окно. Я чувствовал себя неловко — вдруг спрошу что-то, от чего она смутится? Она, правда, охотно согласилась на разговор, но вторгаться в ее личную жизнь я не хотел — передо мной сидела молодая девушка, и у меня не было для нее нужных слов.
— Мисс Дэр, то есть Памела, если вы не хотите, чтобы я вмешивался, я не буду.
— Нет-нет, учитель, дело не в этом.
И она начала медленно рассказывать свою грустную историю.
Когда умер отец, Памела с матерью остались вдвоем и были друг для друга радостью и утешением. Они всюду ходили вместе, и, когда Памела подросла, их принимали не за мать и дочь, а за сестер. Миссис Дэр работала продавщицей в магазине в центре Лондона, Памела помогала дома по хозяйству. Эта идиллия продолжалась довольно долго, но вдруг к интересной вдовушке стали заглядывать друзья-мужчины Соседи начали сплетничать.
В дни каникул обстановка накалилась до предела. Вдруг произошло что-то, ужасно огорчившее Памелу, но рассказывать об этом она не хотела.
— А вы пытались поговорить с матерью, объяснить ей, как вы к этому относитесь?
— Сначала пыталась, учитель, но она меня не слушала, а теперь мне все равно.
— А разве ваша бабушка не понимает, что, когда вы приходите домой поздно, мама волнуется?
— Иногда мама сама приходит очень поздно, и бабушка считает, что нечего мне там сидеть одной.
— Ну, Памела, просто не знаю, чем вам помочь.
— Может, вы придете к нам и поговорите с мамой, учитель?
— Это что-то даст?
— Думаю, даст, учитель.
— Что ж, ладно. Когда она будет дома?
— В четверть седьмого, учитель.
— Отлично. Вы скажете ей, что я приду?
— Скажу.
Впервые за время разговора она улыбнулась, потом поставила стул на место и вышла.
Я пошел в учительскую забрать пальто. Там меня ждала Джиллиан.
— Ну как?
— Вечером встречаюсь с ее матерью.
— Зачем?
— Памела считает, если мы поговорим вместе, все может наладиться.
— И где встреча?
— У них дома.
— Разумно ли это?
— Не знаю, Джиллиан, хочу верить, что да, очень хочу верить.
Несколько секунд она молчала, потом сказала:
— Ты собираешься работать в «Гринслейде» долго, Рик?
— Наверно. Во всяком случае, об уходе пока не думал. Почему ты спрашиваешь?
— Тебя с удовольствием возьмут в школу получше этой. Все знают, что ты очень хороший учитель. Будет обидно, если ты так и останешься здесь.
— Я только начал преподавать, сама знаешь, всего несколько месяцев. По-моему, рано решать, хороший я учитель или плохой.
— Ну, это излишняя скромность.
— Нет, я серьезно. Может, мне действительно удалось найти общий язык с этими детьми, но с другими все может пойти иначе. Думаю, мне какое-то время надо поработать здесь, побольше узнать о профессии учителя, оценить свои возможности, а уж потом думать, стоит ли уходить… — Я взглянул на часы. — Смотри, как много времени, пожалуй, мне пора.
— Будь осторожен, Рик.
— Постараюсь. Пока.
— Пока, Рик.
Как и большинство женщин этого района, миссис Дэр и Памела содержали свое жилище в безупречной чистоте. Дверь открыла Памела. Я поздоровался с матерью и сразу ощутил напряженную атмосферу, в которой они жили последнее время. Мы уселись в кресла, и я начал:
— Миссис Дэр, Памела пригласила меня к вам домой, сказала, что такой разговор, может быть, принесет пользу. От нее я узнал немного, но если вы считаете, что это не мое дело, я не настаиваю.
Теперь, когда я был здесь, мне хотелось как можно скорее покончить с этим щекотливым делом. Я ведь вторгался в жизнь этих людей без всякого права. Да, я учитель дочери, но это — сомнительное оправдание.
— Что вы, мистер Брейтуэйт. — Мать повернулась к дочери и сказала: — Пам, иди приготовь, пожалуйста, чай. Я хочу поговорить с учителем наедине.
Боже мой, уже и матери моих учеников называют меня учителем! Памела послушно вышла, и миссис Дэр начала:
— Наверно, во всем виновата я сама. Я предала Памелу.
— Каким же образом, миссис Дэр? — Если мне суждено узнать об этом, то чем скорее, тем лучше.
— Я расскажу вам, как все было. В каникулы Памела захотела съездить на пару недель в Чокуэлл, навестить родственников отца. Я согласилась, и мы сначала поехали в Скарборо — я смогла вырваться на неделю, — а потом отвезла ее в Чокуэлл и вернулась сюда. Решила пожить какое-то время для себя, вы, конечно, понимаете: у меня есть друзья, время от времени они меня куда-нибудь приглашают. Ну вот, Пам прожила там неделю, написала мне два письма, все ей нравилось, и я решила, что ей отдыхается хорошо. В среду я встретилась со своим другом и пригласила его на чашку чая. А потом… ну, знаете, как бывает… короче, он остался у меня на ночь.
Она не переставая крутила в руках носовой платок, на глаза навернулись слезы, но она даже не пыталась их остановить.
— Пам вернулась, когда мы спали. У нее свой ключ. Наверно, просто заскучала по дому — с чего бы она так вдруг приехала? Она вошла тихонечко, хотела сделать мне сюрприз… вот и сделала, застала нас.
Она помолчала, судорожно глотнула, потом продолжала:
— Что-то заставило меня открыть глаза, сама не знаю что, может, свет в прихожей. Я никогда не забуду ее лица, учитель, никогда. Она посмотрела на меня, выбежала и заперлась в своей комнате. Я разбудила своего друга, велела ему одеться и уйти. Потом пошла к ней, но она меня не впустила.
Голос ее упал до шепота, и мне пришлось наклониться вперед, чтобы дослушать до конца.
