Ситуация, конечно же, не столь безнадежна, как это представляют наши СМИ. Судейский корпус в России в целом профессионален, не коррумпирован, независим и т. д. Есть, разумеется, и печальные исключения. Но достаточно лишь прочитать несколько номеров Вестника Высшей квалификационной коллегии судей России, чтобы уверенно сделать однозначный, безапелляционный вывод – с этими исключениями само судейское сообщество борется, причем борется целеустремленно, напористо и эффективно, вплоть до прекращения полномочий судей и дачи санкций на возбуждение уголовных дел. Известны и случаи осуждения судей судами на немалые и отнюдь не условные сроки.
Таким образом, можно отметить, что судейский корпус нашей страны способен и склонен к самоочищению своих рядов, данный вывод полностью соответствует реальному положению вещей. И делается это в самых разных формах, в том числе (что представляется наиболее эффективным средством) на бытовом уровне, когда, например, в суде, где «проявился» нечистоплотный судья, непроизвольно создается атмосфера непринятия этого судьи, морально-этического его отторжения. Правда, не всегда, не везде, а есть, к сожалению, суды, где сам моральный климат не столь уж недоброжелателен по отношению к нечистоплотным судьям. Словом, и идеализировать наш нынешний судейский корпус не стоит.
Что это, собственно говоря, такое – негативные проявления в судейской среде? Ведь для того, чтобы лечить (и вылечить) болезнь, необходимо установить диагноз, определить – что это за болезнь, чем она вызвана; а для установления диагноза необходим, как говорят врачи, анамнез. Буквальное понимание негативного проявления в судейской среде будет чрезвычайно широким, оно, видимо, включает в себя все плохое, совершаемое судьей и выходящее за рамки, которые общество снисходительно способно простить судье как человеку. Ведь судья – не инопланетянин и не андроид, он – человек со всеми человеческими качествами, включая человеческие слабости, но – плюс – он наделен судейскими полномочиями. И если судья-мужчина в состоянии опьянения избивает жену, это, конечно, плохо, это выходит за названные рамки, но ведь это действие не связано с функцией именно судьи – с осуществлением правосудия. При таком подходе мы можем, по принципу дихотомии, все варианты негативных проявлений в судейской среде разделить надвое: связанные с осуществлением правосудия и не связанные с ним (т. е. – то, что именуют просто: «бытовуха»). Бороться с «бытовухой» со стороны судей нужно, это делается эффективно и особых проблем на данном поприще не усматривается, во всяком случае, глубокая научная проработка проблемы здесь вряд ли нужна.
К негативным проявлениям в судейской среде, связанным с осуществлением правосудия, вполне применим принцип дихотомии. Эти проявления можно разделить на: 1) имеющие прямое отношение к осуществлению правосудия – при рассмотрении конкретных судебных дел; 2) имеющие лишь косвенное отношение к осуществлению правосудия и связанные прежде всего с нарушениями судьей ограничений, установленных правоположениями о статусе судьи. Во втором случае это ведение судьей предпринимательской деятельности, участие в органах управления коммерческих организаций, участие в политической деятельности и пр., что категорически запрещено судье, хотя обычно не запрещено лицам, не наделенным полномочиями судьи. В этом втором случае борьба с негативными проявлениями в судейской среде также особых сложностей не представляет и также не требует научной проработки проблемы.
Остается главное – негативные проявления в судейской среде, связанные с (вызванные…) непосредственным осуществлением правосудия по конкретным судебным делам. По сути, ядром таких проявлений служат так называемые неправосудные, причем заведомо неправосудные решения (иногда сами судьи такие решения вежливо, толерантно, но многозначительно называют «странными»).
Не будем пока говорить о сложностях (подчас очень серьезных) определения самого факта наличия именно заведомо неправосудного («странного») решения, ибо здесь фигурирует понятие судейского усмотрения. То есть иногда невозможно, во всяком случае официально, провозгласить: данное судебное решение заведомо неправосудно, хотя оснований для отмены таких решений обычно хватает. Но профессиональный судья (прежде всего коллеги судьи – автора такого решения, знающие его уровень профессионализма, методы ведения им процесса, стиль изложения им судебных документов и пр.) обычно видит «выходящее» за рамки судейского усмотрения такое решение, особенно если ознакомится с материалами дела. В самой общей форме заведомо неправосудное («странное») решение – это такое решение: а) резолютивная часть которого не соответствует обстоятельствам и материалам дела и обычно противоречит мотивировочной части решения; б) которое не вписывается не только в судебную практику, «освященную» постановлениями Пленума ВС (ВАС) РФ, но и в сложившуюся практику того суда, где трудится данный судья (такое решение может противоречить и стабильно сложившейся за долгие годы практике самого данного судьи по этой категории дел); в) которое заведомо выгодно одной стороне в процессе и явно невыгодно другой.
Судьи, которые сознательно по тем или иным причинам выносят заведомо неправосудные решения, редко делают это вследствие собственной юридической малограмотности. Чаще такие судьи – профессионалы, хорошо разбирающиеся как в материальном, так и в процессуальном законодательстве и весьма эффективно пользующиеся их недостатками. И судебный акт, составленный таким судьей, сам по себе далеко не всегда явственен как заведомо неправосудный. Поэтому ожидания того, что все судебные акты, когда их начнут размещать на сайте суда, будут безукоризненными, завышены – заведомая неправосудность акта обычно может быть обнаружена лишь в связке этого акта со всеми материалами дела, а эти материалы на судебных сайтах никто не предполагает размещать.
И тут возникает одна острая проблема, наглядно иллюстрируемая двумя делами, рассмотренными в январе 2007 г. Конституционным Судом РФ, из материалов которых следовало, что в отношении каждого из заявителей арбитражными судами были вынесены обременяющие их решения, при этом ни о привлечении их к участию в деле, ни о времени рассмотрения дел, ни о вынесенных в отношении их решений заявители не подозревали, до тех пор, пока не стали приводиться в исполнение вынесенные в отношении их решения – за пределами не только сроков на обжалование решений, но и за пределами шестимесячного срока, в течение которого можно ходатайствовать о восстановлении пропущенного (по любым основаниям!) срока на обжалование решений. При этом все вышестоящие судебные инстанции ограничились лишь констатацией невозможности восстановления пропущенного срока на обжалование судебных решений, вынесенных по результатам рассмотрения дел без лиц, не участвующих в процессах по независящим от них обстоятельствам, тех лиц, о правах и обязанностях которых приняты решения (что прямо запрещено и АПК РФ, и международными актами, и Постановлением КС РФ от 2 июля 1998 г. № 20‑П).
Вряд ли эти вышестоящие судебные инстанции не замечали столь грубых нарушений норм арбитражного процессуального права (точнее, злоупотребления отдельными его императивными положениями) со стороны арбитражных судов, вынесших – по первой инстанции – заведомо неправосудные решения (в делах фигурирует и подделка подписи заявителя в КС РФ – ответчика по арбитражному делу, и другие «убойные» моменты). Проблема заключается именно в отсутствии механизма автоматического отслеживания заведомо неправосудных, криминальных судебных решений, вне возможности соответствующе реагировать на них и в ненаделении вышестоящих судебных инстанций свойствами этого механизма.
Причины вынесения тем или иным судьей заведомо неправосудного («странного») судебного решения при рассмотрении им конкретного судебного дела также необходимо поделить по принципу дихотомии на две группы.
Первую группу составляют причины, по которым конкретный судья вынес при рассмотрении конкретного дела заведомо неправосудное («странное») конкретное решение сознательно. Это взятка, угроза, давление с чьей бы то ни было стороны и т. п. Диапазон этих причин, по всей вероятности, велик, и он наверняка включает в себя крайние случаи, когда судья для того, чтобы не вынести заведомо неправосудное решение, должен совершить подвиг, например, в случае реальной угрозы жизни малолетней дочери судьи. Безусловно, государство обязано создать каждому судье условия, при которых объективное осуществление правосудия не происходило бы посредством совершения подвига. Но такие случаи – крайняя черта риска названного диапазона, обычно же причины здесь корыстные.
