— Слушаю вас, — отозвался слабый голос.
— Ты куда пропал?! - заорал Гаршин. — Это Гаршин говорит! Ты куда пропал, несчастный?! Я уже собирался шухер поднимать!
— Никуда я не пропал… — вяло сказал Иванов. — Дома лежу. Хреново мне.
— Да я тебе звонил каждый час! Каждые полчаса!
— Не знаю… не слышал.
У Гаршина нехорошо засосало под ложечкой.
— Ладно, — сказал он, — пусть не слышал. Я по поводу твоих фотографий…
— Каких? — уныло спросил Иванов. — С привидением?
— Да с каким, мать его, привидением! С черным «Рэйнджем» и собакой!
— Ты, вообще, кому звонишь? — поинтересовался Иванов. — Если мне, то я конкретно сейчас занимаюсь… Не скажу чем. А последнюю фотку я тебе сдал с привидением. Белое такое… Скажи еще спасибо, что хоть это дал. Мне даже за эту блевотину и то полштуки баксов предлагали в Ю-пи-ай.
— Ну, это ты загнул про полштуки! — возразил Гаршин машинально, чувствуя, как внутри все холодеет. — Цена этой, как ты верно сказал, блевотине полтинник максимум. И ни цента больше. А чем ты сейчас занимаешься, я в курсе. Сказать?
— И скажи. Стой, давай так с тобой сыграем: если ты ошибешься, я молча кладу трубку, ладно? Очень меня обяжешь.
— Ты диггерами занимался! — заорал Гаршин. — Ты с ними ползал под землей где-то в Восточном округе! А потом случайно на улице налетел на черный «Рэйндж Ровер» с шестью колесами!
— Ну, тачка у меня цела… — протянул задумчиво Иванов. — Правда, сука какая-то выбила стекло боковое, а так… Не понимаю тебя.
— Слушай, — сказал Гаршин осторожно. — У меня к тебе дело. Очень серьезное. Не телефонный разговор. Можно я заеду? На полчаса, не больше. Очень надо. Ты будешь доволен, я буду доволен, все будут счастливы. Очень большое дело.
— Не знаю… — замялся Иванов. — Честно говоря, я себя так чувствую — хоть в гроб. Отдаю концы.
— Что болит? — спросил Гаршин дрожащим голосом.
— Все, — мрачно ответил Иванов. — Все болит. Приезжай, оценишь. Знаешь, ты действительно приезжай. Водки только купи по дороге…
Выглядел Иванов действительно хуже некуда. По его словам, все эти дни он провел дома, продукты ему носил Саня, который тоже что-то прихворнул, но слегка. Болело у Иванова действительно все. Точнее — не столько болело, сколько не хотело работать. «Желудок не варит, голова не варит, сердце тоже… не варит. Короче, я допрыгался. Это СПИД, старина…» Лечился Иванов, по его словам, «народными средствами». Как большинство людей-одиночек, привыкших рассчитывать только на себя, болеть он не умел совершенно, а врачей боялся. Гаршин, который боялся не всех врачей, а только психиатров, тут же сел к телефону и вызвал знакомого отличного терапевта прямо к Иванову на дом, и немедленно. Иванов ругался, но довольно вяло. Видно было, что сил ругаться у него нет.
Тут пришел Саня, и Гаршин приступил к главному, к тому, что сделать было необходимо и в то же время мучительно. Тем более что Гаршин уже предвидел результат. Он слышал о подобных случаях. Пару раз ему рассказывали о таком люди, внушающие полное к себе доверие. И все равно — поверить в это было невозможно, совершенно невозможно, такой это выглядело дикостью. «Вот сейчас и узнаем, как оно бывает». Прислушиваясь ко все нарастающей головной боли, не отпускавшей с самого утра, Гаршин рассказал Иванову и Сане историю их захватывающего приключения.
Его выслушали со сдержанным интересом. Правда, Иванов все порывался заснуть, а Саня смотрел на Гаршина как на сумасшедшего, но главное — они слушали. Гаршин пожалел, что не взял кассету с записью телефонного разговора. В то же время ему уже было стыдно. Он убеждает взрослых дееспособных людей в том, что с ними случилось нечто, чего они не помнят. Это, знаете ли, неприятно для обеих сторон. А они ведь не помнили ничего!
Что делали в тот вечер? Как что — вернулись сюда, потом Саня уехал к себе. Жене его позвонить? «Ладно, — отмахнулся Гаршин, — незачем». Потом Иванов с утра плохо себя почувствовал, а Саня тоже что-то простудился… Пятые сутки в простое. А там, наверное, уже последнего диггера Крыса сгрызла… И тут Гаршин сунул Иванову фотографии.
Снимки тоже вызвали определенный интерес. Да, Иванов слышал уже об этих странных джипах. Он даже наводил справки и нашел в городе один такой «Рэйндж», весь белый, знаешь, в чьем гараже?.. Да, вот так-то. Загадочные машины. Совершенно непонятно, для каких работ их можно использовать в черте города. Интересные фотки. Жалко, непригодны для печати — «снега» много. Даже при офсете, как вот у тебя, будет нечетко. Да…
Гаршин смотрел на Иванова. Иванов смотрел на Гаршина.
— Хорошо, — сказал он. — Аргумент номер последний и основной. — Он с трудом поднялся и уковылял в комнату, где помещался его архив, копаться в негативах. Негатив действительно был последним аргументом — во всяком случае, для Иванова.
— Нету за тот день ни хрена, — раздалось из-за стены. — Диггеры есть. Халтура. А больше за тот вечер ничего. Да и говно твои фотки, между нами говоря. Я бы лучше снял…
Гаршин хотел было сказать про запись телефонного разговора, но промолчал. Иванов приполз обратно и повалился на диван. Ему явно было все равно, кто, где, когда и что снял. Гаршин почувствовал, что Саня сверлит его взглядом, и обернулся. И по глазам прочел, что Саня все понял. Интересно было бы все-таки поговорить с его женой… Гаршин вздохнул. В дверь позвонили. Пришел врач.
И в тот же вечер Гаршину позвонил один генерал в штатском, с которым они были знакомы еще с советских времен. И сказал, что один из гаршинских сотрудников, а еще лучше — сотрудница, может прийти туда-то и получить разъяснения по данному вопросу.
— Как же это может быть? — спросила Таня очень тихо. — Гипноз? Или препараты какие-нибудь?
— Не знаю, — покачал головой Гаршин. — Возможно. Все возможно…
— А если… Ну, как это называется? Я забыла…
— Нет, — улыбнулся Гаршин. — Я тебя понял. Нет, не беспокойся. Психотроника оказалась фальсификацией.
— А столько писали…
— Ерунда. Действительно был такой проект, его в газетах тогда обозвали «Программа «Зомби». На него чуть ли не полмиллиарда угрохали. Но кончилось все ничем. Просто группа талантливых молодых ребят, полных шарлатанов, разумеется, запудрила мозги одновременно КГБ и Министерству обороны и поимела с них кучу денег… Снюхались деловые люди в «органах» и науке. На свою беду, не смогли избежать огласки — в девяностом Академия наук выступила. Мол, некие темные личности пользуются дуростью силовых министерств. Тянут деньги на сомнительные опыты, проталкивая лженауку. Разгромная статья была в журнале «Наука и жизнь». Из-за нее и весь сыр-бор вокруг психотроники разгорелся. А время было смутное, народ жаждал сенсаций, и каждый вшивый репортеришка их, конечно же, поставлял… «Органы» были фирмой страшненькой, таинственной. Согласись, логично усмотреть в действиях КГБ не тривиальное воровство, а разработку супероружия…
— Но эта идея до сих пор всплывает…
— Так ведь тут все очень просто, Танечка, — объяснил Гаршин. — В любой стране, демократической или фашистской, стоит только заявить, что ты умеешь делать из людей роботов, — правительство не-мед-лен-но даст тебе денег. Только цели будут разные. Полагают, что американская программа «МК-Ультра» была чисто шпионской. Они собирались программировать наемных убийц и создавать людей с многослойной психикой. Говоришь ему: раз! — он разведчик Джон Смит. Говоришь ему: два! — он слесарь Ваня Кузнецов. Причем когда он живет в режиме слесаря, то вовсю себе шпионит, но ты его четвертуешь, а он не сознается, что разведчик. Потому что сам этого не знает. Заманчиво?
Таня кивнула.
— Конечно, заманчиво, — усмехнулся Гаршин. — Ну, а в Советском Союзе эти исследования шли еще со сталинских времен. Только сначала напирали на психотропные средства, на химию. А позже уже перекинулись на высокочастотные системы. И с совершенно другой целью. Более, я бы сказал… э-э… тоталитарной.
— Хотели осчастливить все человечество?
— Ну, военных-то интересовало в первую очередь массовое поражение. Что-нибудь вроде нейтронной бомбы, чтобы стрельнуть — и померли враги, а трофеи остались. «Органам» нужны были системы прослушивания и избирательного воздействия на психику. Внеречевая связь — что-то вроде телепатии… А вообще я слышал очень страшную легенду. Собрались в один прекрасный день эти маразматики у себя в ЦК и говорят: что-то нас диссиденты замучили. А нельзя ли их как-нибудь всех извести, пока они еще не родились? И тут же маразматикам на стол р-раз! — «Программа Детей»… Представь себе, в каком воспаленном мозгу родилась такая идея — отследить потенциально неблагонадежных детей, возможных лидеров оппозиции, и каждому ребенку создать такие условия в жизни, чтобы он выше помойки никогда не поднялся. А?
