Покатавшись около часа, Эдуард свернул к деревенской пивной.
– Говорят, это неплохое местечко, – сказал он. – Все лучшие пивные расположены за городом.
Пивная была живописной и уютной: с балок свешивалась начищенная лошадиная сбруя, стены были украшены предметами сельского быта и домашней утварью. Довершал картину огромный камин. Они нашли свободное место на деревянной скамье в уголке и уселись там со стаканами в руках – Эдуард взял пинту горького пива, а Салли – безалкогольный коктейль в очень милом бокале, украшенном фигуркой танцующего фавна в голубом галстуке бабочкой.
Эдуард обнял ее одной рукой, и она почувствовала глубокое волнение. Она сидела неподвижно и наслаждалась этим ощущением. «Почему это волшебное состояние проходит, как только Эдуард пытается пойти дальше», – размышляла она. Когда она думала о том, что он с ней проделывал, ее возбуждение усиливалось настолько, что казалось, будто через самый центр ее тела прошел электрический ток. Но в действительности все оказывалось иначе. Все эти приятные ощущения прекращались, и ее охватывала паника. Она думала только о том, как бы его остановить, не рассердив. А потом оставалось лишь чувство разочарования и желание, чтобы он обнял ее, поцеловал и приласкал, как ребенка. Нет, слово «приласкал» тут не подходило. «Приласкать» означало делать «это», но нет, она, конечно же, не хотела, чтобы ее «ласкали» и тем более не хотела «ласкать» Эдуарда. Может быть, с ней что-нибудь не в порядке, мрачно размышляла она.
– Вот это жизнь! – сказал Эдуард, нежно прижимая ее к себе. – Какой денек!
– Вчера у нас дома всем пришлось поволноваться, – начала Салли. – Моя сестра собирается работать манекенщицей на благотворительном показе моделей. Ведь я говорила тебе, что она учится на курсах?
– Говорила.
Салли, естественно, рассказывала о Поле. Во-первых, она очень гордилась сестрой, а, во-вторых, когда она рассказывала о своей красивой сестре и ее увлекательной жизни, ей казалось, что мельчайшие частички окружавшего Полу блеска, словно пыльца, оседают и на ней. Но Эдуард никогда не встречался с Полой.
– Похоже, она идет в гору, – сказал Эдуард.
– Да. Она еще не окончила курсы, а ей уже предложили эту работу. Я думаю, что Пола далеко пойдет, – и она этого заслуживает. – Салли выудила плавающую в коктейле вишню и положила ее в рот.
– А где будет проходить это шоу?
– В Бристоле. Почему ты спрашиваешь?
– Тебе не кажется, что нам следовало бы поехать туда, чтобы поддержать твою сестру?
Салли так удивилась, что чуть не подавилась вишней. Она никогда не думала, что мужчин может интересовать мода.
– Теперь у меня есть машина, и мы могли бы прокатиться туда, – продолжал Эдуард. – После показа можно подвезти твою сестру домой, если, конечно, она захочет.
– Это можно, – сказала довольная Салли. При мысли о том, что именно у ее приятеля есть машина, она чувствовала свое превосходство – хоть в чем-то она переплюнула Полу!
Они допили свои стаканы и вышли из пивной. Было совсем темно, черное бархатное небо усыпали звезды. Салли расположилась на сиденье, тесно прижавшись к Эдуарду, а он вел машину, обняв ее одной рукой и как-то умудряясь переключать скорость.
Когда они почти добрались до города, Эдуард свернул на дорогу, ведущую к какой-то ферме, и выключил мотор. Он притянул к себе Салли и стал целовать ее, а она обвила руками его шею, наслаждаясь первыми признаками страстного желания. Однако слишком быстро его руки начали свои обычные манипуляции, забираясь под блузку, чтобы расстегнуть крючки бюстгальтера, задирая ей юбку до бедер и пытаясь стянуть с нее трусики. Салли удерживала их, с силой сжав ноги, но, как всегда, в конце концов он одержал победу, и она, подняв с пола, засунула себе за спину эту часть нижнего белья, чтобы не затоптать ногами.
– Давай перейдем на заднее сиденье. Там гораздо удобнее, – предложил Эдуард.
– Нет! – возразила Салли, осознавая опасность, подстерегавшую ее на заднем сиденье. – Нам нужно ехать домой. Не забудь, мама ждет, что я приеду на автобусе.
Эдуард и внимания не обратил на ее протесты, а изогнулся каким-то немыслимым образом, чтобы целовать ее грудь, теперь уже обнаженную, потому что бюстгальтер болтался где-то на талии, и одновременно ласкал ее бедра под задранной юбкой.
Ощущение его губ, терзающих ее соски, понемногу привело Салли в возбужденное состояние, и она немного расслабилась, пристроив голову в уголок между спинкой сиденья и окном. В сущности, это было весьма приятное ощущение. Эдуард снова изогнулся и, укусив ее в шею, стал целовать, насильно раздвигая языком ее губы. Салли почувствовала привкус сигарет и пива, и это ей тоже было приятно. Потом вдруг она оказалась распластанной на сиденье, а он стоял над ней на коленях. Неожиданно она почувствовала у себя между ног что-то большое и горячее. Оно не причиняло боль, напротив, вызывало приятное ощущение. Салли осторожно пошевелилась и почувствовала, как где-то в самом укромном местечке между бедер у нее возникло какое-то томление. Она шевельнулась снова. Ей было необыкновенно приятно – еще как приятно! Эдуард продолжал целовать ее, его язык бесновался у нее во рту, но она могла думать только об этом новом ощущении внизу, похожем на то, которое она испытывала, когда они танцевали.
– О Салли! – прошептал он, прерывисто дыша. Потом неожиданно толчком вошел в нее, и приятное ощущение исчезло, сменившись каким-то незнакомым всепоглощающим чувством, и Салли снова охватил страх. Она хотела, чтобы он остановился, и в то же время ждала продолжения, надеясь снова испытать это изумительное ощущение. При этом она смутно понимала, что точка возврата пройдена, – теперь, когда она позволила ему войти в свое тело, было бы, очевидно, глупо кричать на него и просить остановиться, или пытаться с ним бороться.
Эдуард, в течение нескольких минут продолжавший свой толчкообразный напор, издал сдавленный гортанный крик и рывком вышел из нее. Он откинулся назад, закрыл глаза и тяжело дышал, прижав к себе носовой платок. Салли лежала, не двигаясь, и разглядывала его в лунном свете. Она была ошеломлена, словно то, что он с ней проделал, каким-то образом парализовало не только ее конечности, но и чувства, оставив ее в нервном напряжении. Она не ощущала ни удовлетворения, ни удовольствия, а только какую-то ноющую пустоту. Потом вдруг вспомнила, что лежит в ужасном виде: с задранной до бедер юбкой и бюстгальтером, болтающимся из-под расстегнутой блузки. Она села и привела в порядок свою одежду, а Эдуард опустил запотевшее стекло машины и выбросил носовой платок в кусты.
– У тебя не останется платков, если ты так часто будешь их выбрасывать, – сказала она, хихикнув. Боже, что за глупости она болтает!
– Наплевать! – ответил он небрежно.
Он потянулся к ней, чтобы поцеловать, и Салли прижалась к нему в надежде, что это каким-то образом все расставит по местам. Однако минуту спустя он отодвинулся и включил мотор.
– Тебе пора домой, – сказал он.
Ей снова захотелось плакать. С ней, наверное, что-то не в порядке. Сегодня они дошли до конца, а она не почувствовала ничего такого, что полагалось бы чувствовать: ни подъема, ни удовлетворения, ни радости от близости. Теперь, когда все было кончено, Эдуард стал вдруг таким далеким, словно она была для него какой-то посторонней женщиной, которую он согласился подвезти.
Остальную часть дороги она возилась со своей одеждой, пытаясь привести ее в порядок, чтобы выглядеть респектабельно, когда прибудет домой, и прикрыть воротником блузки шею, на которой, она была уверена в этом, снова остался засос от поцелуя.
– Увидимся там же в субботу? – спросил Эдуард, притормозив перед ее домом.
Салли кивнула. Она чувствовала себя разочарованной. Она-то надеялась, что теперь, когда у Эдуарда появился автомобиль и между ними завязались такие, можно сказать, серьезные отношения, он заедет за ней. Но предлагать это самой ей не хотелось.
Захлопывая за собой дверцу, она заметила, как у соседей слева и справа заколыхались занавески на освещенных окнах. Ну что ж, по крайней мере, он отвез ее домой. Пусть соседи знают, что у ее приятеля есть машина.
Немного неуверенно шагая к дому, Салли поняла, что ей, по-видимому, придется удовольствоваться этим.
На показе мод Салли и Эдуард сидели в самом первом ряду зала на раскладных, похожих на больничные стульях. Узкая деревянная платформа, в конце которой виднелся занавешенный портьерой вход, была от них в двух шагах. Салли задумчиво смотрела на портьеру, размышляя о том, что за ней происходит. Наверняка там царит настоящий хаос. Пола рассказывала ей, что в ревю участвуют двенадцать манекенщиц, и каждая из них будет демонстрировать не менее десяти туалетов. Сто двадцать туалетов, не считая множества туфель, шляп и перчаток! Как они умудряются все это не перепутать? Одеваясь перед выходом, Салли всякий раз то разыскивала подходящий пояс, то у нее куда-то исчезала туфля, то вдруг на чулке обнаруживалась спущенная петля. А здесь целых сто двадцать туалетов – с ума можно сойти!
