опустели без твоей красоты, плоть
чахнет без твоего сока.
Я – любовница в страсти, подруга ума и цветок
души.
Я – женщина, твоя жена, сестра и мать,
Вернись домой, войди в свой храм, под своды,
помнящие наш смех.
Сердце моё оплакивает тебя, глаза высматривают
твоё лицо,
Руки ищут твоё тело и не находят, твоя кровь
кричит во мне.
Я хочу найти тебя, удержать и сохранить при себе.
Вернись ко мне господином субботы, вернись
младенцем, вернись женихом.
Обними меня, как тысячи раз обнимал, и дай
обнять тебя, как тысячелетия назад.
Вернись в мою жизнь, на колени мои, на ложе,
Ибо я изнемогаю от любви, ибо я от любви безумна.
Она не могла не вспоминать, как началась их любовь. Только несколько секунд он был для неё просто парнем, подошедшим с нехитрым вопросом; только несколько секунда она оставалась для него усталой, но красивой незнакомкой средних лет. После того как встретились их глаза, прозвучали слова, соприкоснулись руки – после этого прошло всего лишь несколько мгновений, и соединились сердца, потом тела, а потом и души. Мгновения до любви, пока судьба висела на волоске, выбирая, куда качнуться; тонкий пронзительный звук, когда волосок лопнул, и жизнь покатилась кубарем, сметая прежние миры и создавая новые.
Его поцелуи насыщали и одновременно лишали воли, как лучшее вино, кожа пахла морем и солнцем, а кудри сбегали по плечам волнами. Для чего мужчине быть таким красивым, удивлялась она, но сама же знала ответ – для неё.
Когда были вместе, кожа её благоухала драгоценными маслами, аромат, казалось, выступал изнутри сквозь поры, и она не удивлялась – так пьяняще, сильно и остро пахла их любовь. Для их страсти всюду находился дом и ложе, приютом для них стал весь мир, а небо улыбалось, глядя сверху на их сплетённые тела.
Мог ли он уйти от неё? Куда, если он был как материк, а она была океаном, обнимающим сушу со всех сторон. Другие женщины? Какие-то другие женщины, водящие вокруг него хороводы, которых они едва замечали, поглощённые друг другом. Все они были не более чем служанки для их любви.
Хотя однажды она подумала, что всё кончено, когда своей рукой, казалось, пресекла и прекратила, уничтожила эту любовь навсегда. Но после долгого ослепительного горя поняла, что остановить её невозможно. Она узнала про каторжную близость, связывающую их, про большой камень, что они таскали за собой, как преступники, обречённые друг на друга. И даже там, где сейчас была его душа, этот камень не давал окончательно уйти. И когда она это поняла, стало наконец спокойно. Когда человек теряет всё, что имел, он иногда впадает в бешенство, но если точно знает, что и в будущем уже ничего не получит, наступает спокойствие. Ничего. Ничего, кроме этого тяжёлого камня. Он не прорастёт цветами и не рассыплется искрами, потому что страсти прогорели и спеклись в эту близость под слишком высоким градусом. Такая близость прилична матери и сыну, брату и сестре, давним супругам, спаянным долгой жизнью и медленным совместным умиранием. Она состоит из обид, тоски, потраченной юности: смотришь на своего ближнего и думаешь, «сколько же крови выпито», так что выходит, на две трети в нём твоей, а в тебе – его, и когда он умрёт, тебе жить с кровью мертвеца. Такая нежность бывает к матери, через много лет после того, как истратится детская любовь, угаснет подростковая ненависть, растает юношеское безразличие, когда осознаешь, что часть твоей души – от неё, и когда она умрёт, её душа останется живой в тебе. Но откуда у их короткой любви взялось право на эту близость, которую они таскали за собой всюду на длинных цепях, пересекающих наш и сопредельные миры, нынешние и прошлые времена – так, что, куда бы ни отправился один из них, второй слышит позвякивание и чувствует, как потянуло. Они не нажили её, но унаследовали, с какой-то нездешней справедливостью их наказали по законам древних мифов, где чуть что – сразу то в камень, то в золото, то в созвездие, то в быка, а то в говорящий куст. И если им всё-таки случится взлететь, они полетят не как птицы, а как одурманенные травой дьявола – вместе со своей близостью и с её тяжёлой цепью.
Скоро она вернёт его тело, его жизнь, его душу и уже больше никогда не отпустит – потому что и невозможно отпустить.
– Закрой глаза и вспоминай, Эмили. Представь время и место, запахи, звуки, погляди перед собой, а потом осторожно переведи взгляд и осмотрись… Эх, с менталистом было бы куда проще… – говорил Орен, прилаживая к её голове обруч.
– Вот пусть он в твоих мозгах и покопается, всё равно там нечему ломаться, хуже не будет. А я уж сама как-нибудь, – проворчала Эмилия, поправляя кристаллы на висках.
Камни плотно прилегали к коже и слегка её холодили. Но стоит сосредоточиться, они начнут нагреваться. Эмилия помнила этот эффект, хоть и нечасто им пользовалась, но невозможно забыть чувство, когда нечто подстёгивает твой мозг снаружи, проясняет сознание и отчасти возвращает прошлое. Как любой стимулятор, «корона памяти», или попросту «вспоминалка», имела свои побочные эффекты и противопоказания, поэтому использование её строго контролировалось. Дай волю, и студенты начнут насиловать мозги перед экзаменом, мысленно просматривая лекции, на которых благополучно дремали весь семестр, а люди, потерявшие близких, будут снова и снова воссоздавать последние счастливые часы – пока окончательно не выжгут рассудок. А ещё можно оживить утраченную страсть, найти потерянный предмет, восстановить важный разговор – много чего можно, если аккуратно, но кто же умеет вовремя останавливаться. Полиция хранила свои «вспоминалки» за семью замками, используя их для работы со свидетелями. С преступниками же не церемонились, из них память вытаскивали менталисты, действуя с разной степенью осторожности. Но технически маги были безопасней, Эмилия отказывалась от их услуг лишь потому, что они могли забрать больше, чем она хотела бы отдать. А «вспоминалкой» управляешь сам и вполне способен умолчать о том, что увидел.
Они с Ореном пришли к выводу, что последняя встреча с Надией может быть ключом: женщину что-то напугало, а цветок на её трупе говорил сам за себя.
– Есть, конечно, вероятность, что дурочка сорвала его после разговора с тобой – пусть не апельсин, а грейпфрут, но поди отличи на первый
