— Я… — Злючка сначала теряется, пытаясь придумать что-то правдоподобное, но потом вспоминает о главном правиле про нападение — лучшую защиту, и агрессивничает, — вот и я не пойму, что это такое было? Как мне теперь в город добираться?
— А зачем тебе в город?
— Мне надо! А перед тобой я отчитываться не собираюсь.
И подбородок свой задирает. И смотрит так воинственно, так остро, что сразу вспоминается самое начало наших отношений, когда она со мной без гавкания не могла долго разговаривать. И меня это опять заводит. Как и тогда. Ничего не поменялось.
— Да правда, что ли? А есть о чем отчитываться? Дай угадаю: утюг? М? Свет не выключила? — я понимаю, что не в то русло, и что надо по-другому, потому что, в свете того, что я осознал совсем недавно, не без помощи Натальи, нам бы со Злючкой расставить приоритеты. И вообще. Пока уже. Наигрались. И она, и я. Если б этого тупого демарша с ее стороны сейчас не было, если б она спокойно сошла с автобуса и подошла ко мне знакомиться с Наташей… Тогда бы я подумал еще, что, может, она реально нас пока что как секс-партнеров воспринимает. Но не после такого.
Да и она тоже мое поведение должна правильно истолковать. Не помчится ничего не чувствующий мужик за женщиной, просто, чтоб ситуацию объяснить.
Потому что, с моей точки зрения, и объяснять-то нечего. Все понятно же. Я — ни в чем не виноват. А все остальное — это ее, бабские домыслы. И, если б я не испытывал к ней ничего, если б был равнодушен, то поперся бы дальше пиво пить. А я за ней рванул.
Ну не дура же она, Злючка моя.
Должна понимать.
А если нет, то надо объяснить.
— Не важно.
Она неожиданно опускает взгляд, и я понимаю, что сейчас опять будут слезы. Это, может, и неплохо. Плачущая женщина — беззащитна. И хочет утешения. И тут я свое уж не упущу. А объяснить… Потом объясню.
Когда утешу.
— Слушай, поехали обратно, а? — я тоже снижаю градус, двигаюсь ближе, кладу руки на плечи.
Злючка, как всегда, остро реагирует на мои прикосновения, ее ощутимо ведет, плавит. Сука, такой кайф это все ощущать. Ради одного этого стоит попробовать по-другому.
— Нет…
Она все же прижимается ко мне, слабость проявляет.
Я этим тут же пользуюсь беззастенчиво. Потому что нихера не джентльмен.
Обхватываю ее, утыкаюсь губами к ароматную шейку. Меня тут же ведет. Сильно ведет, настолько, что я на полном серьезе прикидываю, в какую сторону ее тащить, к какому дереву прислонять.
Все наши недомолвки, все проблемы решаются в постели. Забываются во время секса.
Так уж получилось.
— Почему нет? Ты чего-то себе выдумала? Не надо выдумывать, это все херня, — я уже не сдерживаюсь, сильнее обнимаю, жестче прикусываю кожу на шее, ощущая, как она начинает дрожать, как у нее ноги подгибаются… Кааайф… Бляха муха, какой кайф… Ни с кем такого не было… — Я просто разговаривал стоял, она потянулась, я останавливал…
Шепчу, а сам целую, целую, целую… И лапы уже под курткой, уже застежку лифчика нащупывают, и кроет меня, сильно кроет, и надо прямо сейчас в нее, прямо здесь, стояк такой, какой только в юности был, когда практически двадцать часов в сутки в полу возбуждённом или очень возбужденном состоянии, и готов где угодно и когда угодно.
С Верой я возвращаюсь в эти времена. И ощущаю себя таким же, неопытным и глупым, не знающим, что делать с женщиной, и с лихвой заменяющим неопытность старанием и силой. И, судя по тому, как она подается ко мне, с какой готовностью, она вообще не против. И тело ее не против. И, захоти я утащить свою Злючку прямо сейчас в лесок, она не сможет сопротивляться. Не захочет.
Но последние мои слова ее словно в реальность возвращают. Вера замирает, в струнку вытягивается. Отталкивает меня, пытается выбраться, убрать мои лапы от себя.
— Нет.
— Да чего «нет»-то? — злюсь я и опять тянусь к ней, — чего «нет»? Я тебе серьезно говорю, так и было! Не веришь мне? Вер?
— Верю, — она смотрит печально и строго. Настолько, что я прекращаю попытки соблазнения. Слишком серьезное что-то происходит, слишком… Слишком.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ну тогда в чем дело? Вер, — я отвожу ее к байку, прислоняю к сиденью, заставляю опереться попкой на него, а сам занимаю стратегически выгодную позицию, нависая над маленькой женщиной всей своей массой. И да, я знаю, что это, типа, неправильно. Да и плевать.
Главное — результат. Разговор у нас намечается не в нужном месте и не в нужное время, но никуда уж не денешься.
Веру с ее тараканами нельзя отпускать одну в свободное плавание думать, а, значит, надо решать вопрос там, где получается.
— Вер, — я нависаю, смотрю в глаза, серьезные, уже сухие и какие-то отчаянные. Словно решение приняла. И печенкой чувствую, меня это ее решение нихера не вставит. А значит, надо заставлять перерешивать, пока не поздно. — Вера, ты же уже поняла, что все твои слова про свободные отношения… Ну, это не про нас? Я же видел, как ты убегала. Не надо сейчас врать и притворяться. Тебе не понравилось, что я стоял с другой бабой. Вер, я тебе серьезно говорю, это случайность. Я тебя ждал. Ну нахера мне другая, когда ты есть? Ну сама подумай!
Она неожиданно согласно кивает. И я… Я прямо радуюсь! То есть, все мои предположения, что для нее это не просто веселых трах, а что-то глубже… Они имеют под собой основание! И это круто! Это значит, что все правильно сейчас будет!
— Ну вот, я прав же! А, значит, нам надо как-то по-другому все порешать, Вер. Без всяких глупостей. Разобраться, кто мы друг другу.
— А кто мы друг другу, Коль?
Она неожиданно перебивает, нет, буквально сбивает меня в полете. И я затыкаюсь. Не могу найти слова.
Кто мы друг другу?
Кто?
Любовники.
Это первый, самый логичный, вывод, что приходит в голову.
Но я, слава яйцам, не говорю его словами через рот. Видно, что-то в голове остается. И понимание, что это — вообще не то, что хочет услышать баба, есть.
И есть даже понимание, что именно она хочет услышать.
Но, бляха муха…
А я готов это сказать?
Я?
Не знаю.
Я понимаю отчётливо, что не просто так я сорвался за ней в чем был, не просто так стою тут и разговариваю, убеждаю в серьезности своих, сука, намерений… Как в девятнадцатом, мать его, веке!
Бред бредовый и цирк!
— Мы… Вер… Ну, ты мне не чужая, мне хорошо с тобой, и нам в постели хорошо, и вообще… Можно было бы…
Я говорю, опять понимая, что бред, бред, бред! Не то, что хочет слышать баба! Даже такая умная и спокойная, как Вера!
А то, что она хочет слышать…
Сука, как сказать-то?
— Коля… Давай на этом завершим.
Она говорит это твердо и окончательно. Настолько окончательно, что у меня мороз по коже.
— Вера, я не то хотел, вернее, то, но… Сука! — не выдерживаю, бью кулаком по сиденью байка. Где язык-то твой, Колян? В какой жопе?
— Коля, ты сказал то, что хотел сказать.
Ее взгляд снизу вверх на меня. Так почему же я ощущаю себя так, словно в землю по горло вколотили?
— Дальше не надо. А то это будет совсем глупо выглядеть. Как будто я напрашиваюсь. А я не напрашиваюсь, Коль. И ты прав, я зря вообще это все затеяла. Перехитрила саму себя. Хотела, как проще… Потому что тянет к тебе, думала, чистая физика… А сегодня…
— Да не было у меня ничего с ней! — Срывает меня на голос, — не было!
— Коля, я верю, ты что? — она успокаивающе кладет руку на плечо, смотрит опять серьезно и внимательно. А глаза холодные. Собранные. — Я понимаю. Твоей вины тут нет. Только моя. Я заигралась. Мне и переигрывать.
— Да не надо ничего переигрывать! Давай продолжать!
— Нет. Ты вот даже не можешь найти определение тому, кто мы друг для друга. И ты явно не хочешь серьезных отношений. А я… Понимаешь, я просто не выдержу еще одного раза. Еще одной женщины в твоих руках. Это моя проблема, только моя. Ты мне ничего не обещал. Я тебе тоже ничего не обещала. Но я и не собиралась… А про тебя думала, что все пройдет. И думала, что, когда это случится, я буду готова. А сегодня поняла, что не готова. Если меня всего за неделю нашего общения так раздавило, то что будет, если это случится позднее? Когда я…
