– Точнее говоря, двадцать один день. Я считал их.
– А я уже начала думать, что вы умерли.
– В таком случае благодарю вас за венок.
– Какой венок?
– Венок на мою могилу.
– Почему вы всегда шутите? – спросила Арабелла, вспомнив, что именно
его насмешливость во время последней встречи оттолкнула ее от Блада.
– Человек должен уметь иногда посмеяться над собой, иначе он сойдет с
ума, – ответил Блад. – Об этом, к сожалению, знают очень немногие, ипоэтому в мире так много сумасшедших.
– Над собой вы можете смеяться сколько угодно. Но, мне кажется, что вы
смеетесь и надо мной, а это ведь невежливо.
– Честное слово, вы ошибаетесь. Я смеюсь только над смешным, а вы
совсем не смешны.
– Какая же я тогда? – улыбнулась Арабелла.
Он с восхищением глядел на нее – такую очаровательную, доверчивую иискреннюю.
– Вы – племянница человека, которому я принадлежу как невольник. –
Он сказал это мягко, без озлобления.
– Нет, нет, это не ответ! – настаивала она. – Сегодня вы должны
отвечать мне искренне.
– Искренне? – переспросил Блад. – На ваши вопросы вообще отвечать
трудно, а отвечать искренне… Ну хорошо. Я скажу, что тот человек, другомкоторого вы станете, может считать себя счастливцем… – Он, видимо, хотелеще что-то сказать, но сдержался.
– Это даже более чем вежливо! – рассмеялась Арабелла. – Оказывается,
вы умеете говорить комплименты! Другой на вашем месте…
– Вы думаете, я не знаю, что сказал бы другой на моем месте? –
перебил ее Блад. – Вы, очевидно, полагаете, что я не знаю мужчин?
– Возможно, мужчин вы знаете, но в женщинах вы совершенно не способны
разбираться, и инцидент в госпитале лишь подтверждает это.
– Неужели вы никогда не забудете о нем?
– Никогда!
– Какая память! Разве у меня нет каких-либо хороших качеств, о которых
можно было бы говорить?
– Почему же, таких качеств у вас несколько.
– Какие же, например? – поспешно спросил Блад.
– Вы прекрасно говорите по-испански.
– И это все? – уныло протянул Блад.
Но девушка словно не заметила его огорчения.
– Где вы изучили этот язык? Вы были в Испании? – спросила она.
– Да, я два года просидел в испанской тюрьме.
– В тюрьме? – переспросила Арабелла, и в ее тоне прозвучало
замешательство, не укрывшееся от Блада.
– Как военнопленный, – пояснил он. – Я был взят в плен, находясь в
рядах французской армии.
– Но ведь вы врач!
– Полагаю все-таки, что это мое побочное занятие. По профессии я
солдат. По крайней мере, этому я отдал десять лет жизни. Большого богатстваэта профессия мне не принесла, но служила она мне лучше, чем медицина, помилости которой, как видите, я стал рабом. Очевидно, бог предпочитает, чтобылюди не лечили друг друга, а убивали.
– Но почему вы стали солдатом и оказались во французской армии?
– Я – ирландец и получил медицинское образование, но мы, ирландцы,
очень своеобразный народ и поэтому… О, это очень длинная история, аполковник уже ждет меня.Однако Арабелла не хотела отказаться от возможности послушатьинтересную историю. Если Блад немного подождет, то обратно они поедутвместе, после того как по просьбе дяди она справится о состоянии здоровьягубернатора.Блад, конечно, согласился подождать, и вскоре, не торопя лошадей, онивозвращались к дому полковника Бишопа. Кое-кто из встречных не скрывалсвоего удивления при виде раба-доктора, столь непринужденно беседующего сплемянницей своего хозяина. Нашлись и такие, которые дали себе словонамекнуть об этом полковнику. Что касается Питера и Арабеллы, то в это утроони совершенно не замечали окружающего. Он поведал ей о своей бурной юностии более подробно, чем раньше" рассказал о том, как его арестовали и судили.Он уже заканчивал свой рассказ, когда они сошли с лошадей у дверей еедома и задержались здесь еще на несколько минут, узнав от грума, чтополковник еще не вернулся с плантации. Арабелла явно не хотела отпускатьБлада.
– Сожалею, что не знала всего этого раньше, – сказала девушка, и в ее
карих глазах блеснули слезы. На прощание она по-дружески протянула Бладуруку.
– Почему? Разве это что-либо изменило бы? – спросил он.
– Думаю, что да. Жизнь очень сурово обошлась с вами.
– Могло быть и хуже, – сказал он и взглянул на нее так пылко, что на
щеках Арабеллы вспыхнул румянец и она опустила глаза.Прощаясь, Блад поцеловал ее руку. Затем он медленно направился кпалисаду, находившемуся в полумиле от дома. Перед его глазами все еще стоялоее лицо с краской смущения и необычным для нее выражением робости. В этомгновение он уже не помнил, что был невольником, осужденным на десять леткаторги, и что в эту ночь над планом его бегства нависла серьезная угроза.
Глава VII. ПИРАТЫ
Джеймс Нэтталл очень быстро добрался до плантации полковника Бишопа.Его тонкие, длинные и сухие ноги были вполне приспособлены к путешествиям втропическом климате, да и сам он выглядел таким худым, что трудно былопредположить, чтобы в его теле пульсировала жизнь, а между тем, когда онподходил к плантации, с него градом катился пот.У ворот он столкнулся с надсмотрщиком Кентом – приземистым, кривоногимживотным, с руками Геркулеса и челюстями бульдога.
– Я ищу доктора Блада, – задыхаясь, пролепетал Нэтталл.
– Ты что-то уж очень спешишь! – заворчал Кент. – Ну что еще за
чертовщина? Двойня?
– Как? Двойня? О нет. Я не женат, сэр… Это… мой двоюродный брат,
сэр.
– Что, что?
– Он заболел, сэр, – быстро солгал Нэтталл. – Доктор здесь?
– Его хижина вон там, – небрежно указал Кент. – Если его там нет,
