Однажды он проснулся раньше других. Было воскресенье, по воскресеньям никто не работал. В лагере стояла абсолютная тишина, над бассейном висело утреннее солнце. Оно слепило глаза и делало невидимой густо-синюю надпись на дне бассейна, которой так гордился Йоста. Нильс собрался, прихватил карту, сел в машину и поехал куда глаза глядят.
Ненагруженный и без прицепа автомобиль мчался по безлюдной дороге, легко выжимая больше двухсот километров в час. За машиной зигзагами бежали Зеленые горы.
Али как-то рассказывал Нильсу, что в начале века, сопротивляясь итальянской экспансии, ливийцы устраивали в Зеленых горах тайные убежища. Прятаться в пустыне было невозможно. Да и горы были видны отовсюду. Но на высоте около тридцати метров от подножия в Зеленых горах располагались невысокие, но глубокие пещеры. Если смотреть снизу, то вход в пещеру выглядел просто как темное пятно, и итальянцы даже не догадывались, что в скалах есть пустоты. Самый ловкий ливиец поднимался в такую пещеру ночью, умудряясь как-то удерживаться руками на почти гладком камне. Потом он спускал вниз веревочную лестницу, и по ней в убежище забирались остальные. Из высоко расположенного укрытия отлично просматривалась окружающая местность. Ливийцы осторожно наблюдали сверху за перемещениями итальянцев, запоминали, как те разбивают ночлег и выстраивают охрану. По ночам мужчины спускались вниз, пробирались до лагеря врага, убивали одиноких охранников или поджигали военный городок. Силы были неравными – отлично вооруженные итальянцы значительно превосходили по численности. Ливийцы понимали, что им не победить, но их ночные набеги сеяли сильную панику среди итальянских солдат. Итальянцам ни разу не удалось захватить ни одного мстителя. Захватчикам казалось, что враг неуловим, потому что спускается ночью с неба и на небо же возвращается. В каком-то смысле так оно и было – ливийцы жили в твердой скале, которая висела в небе.
А еще в пещере всегда кто-то оставался. Если бы вниз спустились все до единого, на камне осталась бы шаткая веревочная лестница, которая сразу раскрыла бы тайну…
Заметив бедуинскую деревушку, приютившуюся у самой скалы, Нильс решил туда заехать. На стене сколоченного из щербатых досок барака узнал написанное по-арабски слово «магазин». Вошел внутрь. На полках почти ничего не было, в углу сидел пожилой араб в маленькой белой шапочке на макушке и смотрел телевизор. Телевизор был черно-белый, рябой, с надувшимся экраном и без звука. Подойдя ближе и вглядевшись в изображение, Нильс оцепенел. Какой-то арабский канал показывал центр шведского города Карлскруны – он узнал его по ратуше, на реконструкции которой работал несколько лет назад. В самом центре, у набережной, была «припаркована» советская подводная лодка. Камера переместилась и показала серьезное лицо шведского министра обороны, который что-то гневно говорил журналисту. Все лица, попадавшие в кадр, выражали крайнюю тревогу.
– Звук! Звук! – заорал Нильс по-шведски, по-английски и принялся крутить ручки и нажимать кнопки на аппарате. Араб, никак не отреагировав на крик клиента, просто выключил телевизор из розетки, взял его в руки и – от греха подальше – вышел с ним из магазина через заднюю, расположенную за прилавком дверь. Мол, мало ли на свете сумасшедших…
Нильс бросился к машине. Сюда он ехал со скоростью, которая обманывала время, и ему казалось, что он не мог уехать далеко от лагеря, а спидометр показал, что позади почти четыреста километров. Возвращался Нильс еще быстрее, но ему казалось, что стрелка часов, на которые он то и дело смотрел, стоит на месте. По дороге как всегда попадались неторопливые ливийцы на своем гужевом транспорте. Нильс думал, что сейчас он их ненавидит…
В семидесятых в Швеции много говорили о советской угрозе, но в последнее время ситуация немного изменилась, русские вроде ведут себя спокойнее. «Если это война, то все сломается, – думал Нильс. – Я не боюсь, просто все сломается, сломается…»
Это была не война. Это был скандал. Официальную причину появления советской подводной лодки у берегов Швеции еще не назвали, но русские уже принесли многочисленные извинения. Лагерь гудел от возмущения. «Даже если эти свиньи ни на кого не напали – это не значит, что нам нужно закрывать глаза на то, что они шастают у наших берегов!» – кричали все наперебой. – «Неизвестно, как они поведут себя в следующий раз! Они же дикие, как и эти проклятые арабы!» Толстый неразговорчивый Бьерн призывал «парней» сколотить группу, поехать к этим «медведям» и им показать! На столах в столовой стояли батареи пивных бутылок. Война не война, но стресс изрядный. Йоста позволил ребятам расслабиться…
На следующий день Нильс как всегда отправился в Сахару. Сначала день складывался как обычно: Нильс устроился, выпил кофе, поработал, пообедал, снова поработал. Ближе к вечеру Нильс посмотрел на солнце. Оно было не платиновым. Оно было алюминиевым. Нильса уколола смутная тревога, но он заставил себя продолжить привычные занятия. Принял душ, надел чистые белые шорты и белую футболку, установил свой «Баден-Баден», наполнил бокал джин-тоником и приготовился ловить самый первый момент внезапной арабской ночи. Тревога между тем не успокаивалось, тревога росла. А когда солнце, спешно схватив белую мантию дня, побежало за горизонт, Нильса вдруг охватил дикий страх.
Какое-то время он сидел в шезлонге, не решаясь даже пошевелиться. Пытался понять, чем вызвано это странное и прежде неведомое чувство. Залпом выпил бокал. И только после этого сообразил, что ему просто до смерти необходимо услышать живое слово. Или дыхание, или смех, или плач, или что-нибудь. В мгновение ока он собрал все свое хозяйство, завел машину и помчался к лагерю, преодолев триста километров за полтора часа стремительной езды.
Когда он приехал, было уже поздно. По будням мужчины ложились спать рано. Женщины, которым накануне поцарапал нервы международный конфуз с подводной лодкой, – женщины воевали друг с другом.
По закону все бытовые нужды шведа за рубежом, должен удовлетворять работодатель. В каждом бунгало был кондиционер, холодильник, моющий пылесос, стиральная машина и мини-кухня. А игравшая первую леди миссии Эва, жена Йосты, тайком выписала себе из Швеции микроволновую печь! Заказ как раз сегодня доставили – женщины едва успели успокоиться после всей этой истории с субмариной, и, пожалуйста – новый повод для волнений! В столовой, несмотря на поздний час, было очень шумно.
Заметив Нильса, женщины чуть приутихли. Ливия сделала его еще эффектнее – густые волнистые волосы от солнца стали совсем льняными, он загорел, брился через день, успевая обрасти хоть и золотистой, но мужественной щетиной. Сейчас ему очень шли белый цвет и тревога в синем взгляде.
– Аа, отшельник явился! – поприветствовала его жена супервайзера. – Ты такой сладкий, Нильс Сундин!.. Хоть бы ты женился наконец, что-ли?
Остальные, явно осуждая бесцеремонность Эвы, хором заговорили друг с другом.
От живых голосов Нильс не почувствовал ни успокоения, ни радости. Он уныло поплелся к себе в бунгало.
«Я, наверное, просто устал от пустыни и одиночества… – думал Нильс, ворочаясь в кровати и второй час безуспешно пытаясь уснуть. – Может, действительно, взять с собой кого-нибудь? Ульфа, рекомендованного по результатам теста?» Ульф носил очки со стеклами, которые слегка увеличивали его глаза. Нильсу это почему-то не нравилось.
«Может, лучше малоразговорчивый и ироничный Буссе? Или громкий веселый Бенгт?» – предполагал Нильс. Эти двое были самыми близкими его приятелями, но брать их с собой в Сахару почему-то не хотелось. Да и не факт, что они захотят поехать с ним. Все вообще складывалось по-дурацки. Он ведь так долго всех убеждал, что хочет работать один. Убедил – и пожалуйста! Плановики озвереют, когда узнают, что им нужно снова пересчитывать сроки.
Впрочем, он шел с опережением своего графика, так что минимум сутки на размышление у него были. Он надеялся, что утром на свежую голову само собой придумается какой-нибудь выход. И потом, может, это вообще временный кризис, может, он завтра пройдет…
На следующий день он завтракал позже всех. В столовой почти никого не было, и Берит была ему искренне рада. Он немного покопался в духовке, подтянул какой-то шуруп. Проверил посудомоечную машину, вспомнив, что Берит как-то жаловалась, что машина слишком громко моет посуду.
– Тебе нужна еще какая-нибудь помощь? – спросил Нильс. – Я сегодня целый день в лагере, так что можешь мной пользоваться.
– Да вроде нет… Хотя мне на рынок надо, но Йоста обещал прислать машину минут через сорок, – ответила Берит, посмотрев на часы.
– Поехали прямо сейчас, – предложил Нильс, – мне все равно делать нечего, а начальству не придется никого освобождать.
