– Почему ты остановился? Здесь нельзя останавливаться. У тебя что-нибудь сломалось? – обеспокоенно спрашивала Сесилия, выходя вслед за Нильсом из машины. Оперевшись о перила, Нильс смотрел в сторону Ринкебю.
– Что это значит? – снова спросила Сесилия.
– Ничего, – ответил Нильс, – обычные многоквартирные дома. Просто ночью, в темноте, когда в них загораются окна, они становятся похожи на небо в Сахаре…
Сесилия выдержала глубокую паузу, а потом вздохнула и произнесла на едином дыхании:
– Знаешь, Нильс, мне кажется, нам нужно подумать, прежде чем принимать окончательное решение. Я мирилась с твоими странностями. С тем, что ты ставишь туфли не так, как нормальные люди, а стоймя, впритык к стене – якобы никак не можешь привыкнуть к тому, что в Швеции нет скорпионов! Мирилась с тем, что дома у моих родителей ты всегда стучишь хлебом о стол, стряхивая воображаемых насекомых. А мне потом приходится два часа убеждать маму, что ты вовсе не имел в виду, что у них в доме водятся тараканы! Мирилась с тем, что ты не ешь цыплят и не веришь, что мой любимый арбуз не соленый, а сладкий! Да-да, я помню, что в твоей Ливии, чтобы сохранить арбузы от жары, их зарывали в прибрежный песок и они становились солеными. Но здесь не Ливия! Здесь Швеция! Здесь сладкие арбузы!!!
Нильс молчал, Сесилия распалялась сильнее и сильнее.
– Мы были в Париже, я рассказывала тебе о том, что мне интересно, чему я решила посвятить свою жизнь – и видела, что тебя это совершенно не волнует! Это читалось по твоему лицу! А теперь ты привозишь меня сюда и предлагаешь любоваться окнами каких-то халуп, в которых живут одни «кебабы»!..
В нескольких метрах от них стоял телефон-автомат. Нильс медленно направился к нему, набрал короткий номер и попросил такси подобрать пассажира на Восточном мосту. Потом сел в машину и уехал.
* * *
Через две недели концерн подписал контракт на реставрацию старейшей ленинградской гостиницы. Впервые за время, прошедшее после возвращения из Ливии, Нильс внятно обрадовался. Потом попытался произвести инвентаризацию своих знаний о России. Вспомнил, что когда-то там правил царь и устраивались роскошные балы. Царя свергли какие-то местные Каддафи, собиравшиеся строить рай для рабочих, но у них ничего не получилось. Еще он знал, что в центре Москвы есть Красная площадь. А в центре Триполи – Зеленая. Вспомнил, что несколько лет назад ливийцы очень гордились «проектом 48» – покупкой у русских завода по производству автомата Калашникова…
Подумав, что в Ливии ему очень мешало незнание языка, Нильс отправился в книжный магазин, купил словарь и учебник русского, который назывался «Тройка». Пришел домой, открыл первый урок. Буквы выглядели непросто – хоть в них и не было этих мудреных мусульманских кружев. Часа два Нильс заучивал алфавит.
От кого-то когда-то он слышал, что у славян загадочная душа, совершенно непонятная европейцу. Потом вспомнил, что по-шведски слова «славянин» и «раб» звучат почти одинаково.
«Интересно, может, у русских «раб» звучит так же, как «швед»? Он раскрыл шведско-русскую часть словаря и нашел нужную страницу:
slav I – en, er – славянин
slav II – en, ar – раб.
Сверившись на всякий случай с русским алфавитом и его транскрипцией, Нильс прочитал второе значение: «rab». Получалось почти arab. Вот как! А шведы? Он снова ракрыл словарь:
svensk – en, ar – швед.
«Schved» – почти бегло прочитал Нильс и полез в русско-шведский раздел.
швед – м svensk 2. – Было написано там. И никаких других значений. Правда перед «шведом» шла:
швабра – ж svabb 2,
а после «шведа»:
швейцар м – portvakt 3.
Получалось, что по-русски «швед» хоть и не «раб», но тоже где-то в районе обслуги. Нильсу стало весело.
* * *
В первый ленинградский вечер они с коллегами пошли в ресторан гостиницы, которую им предстояло отреставрировать. Стены в зале были покрыты красным слегка плешивым бархатом и облезлой позолотой, но что-то неуловимое все-таки напоминало о царских временах.
Они заказали водку, шампанское и блины с икрой. Народу в ресторане было немного, в основном, проживающие в гостинице иностранцы.
Через какое-то время в холл гостиницы с улицы ввалилась большая и шумная русская компания. Они раздевались в гардеробе, громко разговаривали и смеялись. Женщин было больше, чем мужчин, все были одеты ярко и нарядно. Нильс с интересом наблюдал за новыми посетителями сквозь распахнутую дверь ресторана.
Чуть в стороне от остальных он вдруг заметил странную женскую фигуру – в огромном, похожем на сугроб рябом пальто с коричневым воротником и в белом пушистом головном уборе, который отдаленно напоминал мамину шляпку-ромео. Оперевшись о стену, фигура сняла сапоги, надела туфли на высоких каблуках и стала еще нелепее – из-под громоздкого пальто виднелись худые лодыжки, которые, казалось, могут в любой момент сломаться под тяжестью «сугроба». «Ну и пугало!» – произнес проследивший за взглядом Нильса супервайзер Йоста. Теперь он был подчиненным Нильса. Нильс промолчал.
Пальто-сугроб, между тем, наконец попало к гардеробщику, оставив у зеркала молодую и очень худенькую девушку. На ней была черная юбка и остроотутюженная белая блузка с бантом у воротника. Немодная оправа прикрывала лицо, а собранные на макушке в хвост волосы скалывала красная пластмассовая заколка.
Компания вошла в зал, расселась за столом, на котором стояла табличка «reserved», и начала шумно веселиться.
Он ловил на себе заинтересованные взгляды нарядных подруг девушки из пальто-избушки. Два раза его приглашали танцевать. Первая пригласившая танцевала молча. Вторая, представившись Викой, заговорила на приличном английском и рассказала, что они празднуют день рождения главного редактора их газеты «Leningrad times». Газета выпускается на английском и рассчитана главным образом на иностранцев.
Вика поинтересовалась, успел ли Нильс побывать в Эрмитаже, он ответил как-то невпопад, потому что через Викино плечо наблюдал, как девушка в немодных очках пыталась помочь официантам расставить что-то на столе, и как принимавшие помощь официанты тайком обменялись насмешливыми минами. Она не увидела насмешку на их лицах – она догадалась. Сняла свои очки – верхняя изогнутая перекладина и уменьшающие глаза линзы без оправы – и стала тереть стекла носовым платком, часто-часто моргая и глядя куда-то вниз.
– Кто это? – спросил Нильс у Вики, которая рассказывала ему что-то об иконах и Русском музее, и с которой он, как оказалось, танцевал уже второй танец.
– Это? – удивилась Вика. – Это Зоя. Она у нас корректор. Ни одной ошибки не пропустит. Стережет английскую грамотность, как солдат границу. – Вика пожала плечами. Она была яркая, высокая, в розовом лайковом костюме. А Зоя маленькая и незаметная, в явно бабушкином наряде.
Нильс проводил Вику к ее столу и вернулся к своим. Йоста, выразительно посмотрев в сторону розовой лайки, рассказал анекдот – что-то про русских женщин и венерические заболевания.
– Ты ее уже занял или еще нет? – спросил Йоста у Нильса. – Если нет, то я тоже попробую. – Его законную жену Эву сушили в клинике для алкоголиков, Йоста был временно холост.
Не ответив, Нильс продолжал наблюдать за Зоей. Все ее коллеги танцевали, она сидела за столом одна. Перед ней стояла белая круглая вазочка с золотым ободком, в ней лежали маленькие чуть примятые оливки и по-лягушачьи перепончатый листик петрушки. Зоя взяла одну оливку украдкой. Потом решительно налила себе полный бокал вина и выпила залпом.
Неожиданно она поймала на себе взгляд Нильса. Смутилась, отвела глаза в сторону, но уже в следующую минуту снова посмотрела на него – без опаски и в полной уверенности, что он уже разглядывает Вику или кого-нибудь еще. Во всяком случае, не ее. Обнаружив, что это не так, залилась багровым цветом и, схватив, лакированную сумочку с белой металлической защелкой, побежала к выходу, одновременно семеня и подпрыгивая на своих высоких каблуках.
В углу зала играли в рулетку. Не на деньги – на «Советское шампанское». За игру на деньги здесь еще сажали в тюрьму. Нильс купил один жетон за один рубль и поставил на зеро. Несколько раз пробежав по кругу, стрелка остановилась. На нуле.
Публика оживилась. Метрдотель убежал куда-то в служебное помещение и вернулся с крученым из толстой алюминиевой проволоки ящиком, из которого тянули серебряные шеи зеленые бутылки. Кто-то сказал ему, что здесь никто никогда не выигрывал, потому что рулетка с магнитами. Что это первый случай…
В зал вернулась Зоя.
Нильс встал, медленно подошел к ее столу и церемонно произнес:
– Razreshite?
Зоя встрепенулась, огляделась по сторонам и посмотрела на него вопросительно, словно сомневалась, что он понимает, что говорит.
– Razreshite? – уверенно повторил Нильс и протянул ей руку.
Она смотрела куда-то в пол и легко повторяла его движения. За толстым коромыслом оправы прятались прямые шелковые брови и густые темные ресницы с рыжеватыми концами.