— По рукам! — я протянула свою ладонь. Зерлида усмехнулась и протянула свою.
— Только об этом никому, понятно, русалка? — сказала угрожающе пиратка.
— Понятно, — я сузила глаза, почему она назвала меня русалкой? Услышала на площади или...?
***
Люси шипела на меня всю дорогу, пока мы шли к причалу, на котором, словно мракобесы-вошки после шампуня анти-пэдик-улёз, носились матросы. Максимка сидел на скамейке, запустив свои руки в короткие волосы, и, словно компас бед, своим удручающим челом указывал направление на мирно дотлевающий корабль, от которого отъехали все другие деревянные корыта.
— Нет зрелища печальнее на свете, чем рыдающая Капитанская лошадь на табурете, — сказала я вместо приветствия, когда мы добрались до самой мрачной точки на этом причале. Кошелёк, заметно похудев, вернулся к своему хозяину-пополнителю. Максимилиан молча принял кожаного друга и вернулся в прежнее положение вселенской грусти, опустив голову, — Ну а что, горим, хорошо горим… — я развалилась на скамейке, дав себе возможность насладиться тем, как пламя пожирает произведение искусства.
— Там были и Ваши новые вещи, — сказал, почему-то обеспокоенный только этим фактом, Максимилиан.
— Сгорел сарай, гори и хата! — сказала я, потянувшись в свой карманчик за листком, карандашом, и желанной доселе игрушкой, — Плевать! Не в пожитках счастье.
Капитан поднял голову и странно на меня посмотрел, а я продолжила:
— Я — не Вы, драться за какую-то хурду-мурду для вытирания тела не буду, — я округлила глаза, пытаясь разгладить бумажку на своей коленке.
— Неужели… — он не мог чему-то поверить в своей голове, — Неужели Вам ни капельки не жалко?
— Жалко у пчёлки, — я засунула карандаш в зубы, и снова посмотрела на Максимилиана. Он с круглыми глазами посмотрел на меня, — Дорогой Капитан, ещё один подобный взгляд и я подумаю, что ни один закат в мире не сравниться с закатом Ваших глаз, — я начала крутить в ладони “Ревомейз”.
— Но там же были Ваши вещи… — он положил руку на спинку, — Там был Ваш камень, — он подался вперёд, видимо, пытаясь в моих глазах найти слезинку.
На словах о камне я слегка напряглась, но потом быстро выдохнула. Также положив руку на спинку скамейки, я приблизилась к Максимилиану.
— И? — я поджала нижнюю губу.
— Где слёзы? — он чуть ли не шептал. Улыбка плескалась в его глазах.
— Ни доз-дёс-ся. А сейчас кончай убиваться из-за вонючей старой проперженной консервной банки. Как будто никогда в России не жил… Хотя… В общем. Встал, булочки поджал — монеточку в них зажал, и пошёл-пошёл решать свои задачи, — мне стало скучно, я начала заниматься головоломкой.
— Какие задачи? Всё же пропало. Всё, понимаете? — я посмотрела на Капитана, который до этого орал на всю команду поставленным рыком как на представителя подгузятни.
— Ну с таким настроем, конечно, — я посмотрела на него сверху-вниз, — И у меня пропало всё желание общения с Вами. Встал! Сопли на кулак намотал! И пошёл отсюда штаны проветривать! Это тебе надо успеть домчаться к своей девице, а не мне, — Максимилиан сидел в шоке от такого командного тона. В довершении я хлопнула в ладоши перед его глазами, — КАМОН, бейба!!! Никто кроме тебя, Капитан-нелло!
Максимилиан, ни слова более не сказав, встал и пошёл размашистым шагом с причала.
Ну всё. Хотя бы займусь спокойным разгадыванием.
— А ты почему с ним не пошла? — я посмотрела на Люси, которая заняла всю скамейку рядом, прилично потеснив меня, и чья морда была слишком близко к моей.
Змея как будто даже улыбнулась.
Ну почему всегда так. Самой популярной нянькой становится тот, кто ей хочет быть меньше всего.
Глава 39
— Саша, ты дочь военного или кто?! — пробормотала я себе под нос, пытаясь приноровиться к головоломке, щелчков от которой после моего ухода от Зерлиды более не слышалось.
Скосила один глаз на Люси. Вот кому сейчас хорошо! Устав смотреть на мои безрезультатные пыхи-ахи, она мирно развалилась на солнышке.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Так, ладно. Нет времени на окружающих. Ревомейз…
Устроившись поудобнее, я отложила от себя выданный мне листочек, посильнее закусила карандаш в зубах, и снова приступила к колдовству разгадывания.
Аккуратно, работая словно с хрупким хрусталём, я потихоньку поворачивала части игрушки. И попутно, когда удавалось хоть на миллиметр продвинуться, я с остервенением зарисовывала маршрут движения оси, чтобы, не дай Бог, не угодить снова в ловушку и откатнуться назад. Прорешав немало тестов Единой Государственной Эффтаназии мозга, я знала, что напрягаться из-за времени, отведённого на решение задачи никогда не стоит, потому что как только ты начинаешь о нём думать, то паника сразу начинает давить тапком на твоё горло, перекрывая движение кислорода к мозгу, которому и так нужно решить непростую задачу. Тапок нам не нужен. Поэтому вдо-о-ох—вы-ы-ыдох… Плевать на первую звезду. Концентрация.
Три часа я напряжённо визуализировала ходы и считала. Три часа моя голова буквально кипела от комбинаций. Три часа я соревновалась с невидимым гением за моей спиной. И вот наконец-то послышался первый щелчок и показался небольшой участок оси. Я закричала в голосину от счастья! Всё-таки счастье есть!!! Первый ход сделан!!!
На мой зов пришло морское чудо-юдище:
— Девушка, а девушка! — неожиданно мне загородили яркое солнце, что освещало такую умную и прекрасную меня. Я нахмурилась и посмотрела на безумца, что решил отвлечь меня от процесса. Ты что, не своей смертью умереть хочешь, тренога? Сейчас я в самом пылу разгадывания, не лезь на рожон моего лихого азарта, — А почему Вы здесь такие красивые и... одна? — ко мне решил подкатить местный Казанова, этакий южный красавец, которому, видимо, было настолько невтерпёж, что аж до “Сисиного Дома” он не мог дойти, настолько взбучился его “костыль” в межножье.
Почему Казанова? Всё указывало именно на это и ни на что иное: зализанные назад чёрные волосы, обильно пропитанные гелем или чем-то блестящим; самоуверенный взгляд, кричащий: “Жарю, всё, что двигается — бойся мою фритюрницу”; белая рубаха, распахнутая чуть ли не до пупа, кстати, грязного; демонстративно оголённые сосочки, кругом покрытые той же чёрной густой порослью, что заливала другое его шкурное пространство. Эдакая махровая кудряшка Сью предстала предо мною.
Да, симпатичный. Ничего не скажешь. Но мы и не таких взламывали и обламывали.
— Идите в… порт! — с милой улыбкой попросила я его. И чуть подумав, добавила, — Пожалуйста!
— Да как… — и тут же он осёкся.
Из-под лавочки в сторону волосяного хлопца медленно начала выползать Люси. Я даже и не заметила, что рептилия скрылась в теньке.
Мужчина же под страхом смерти, быстро вскрыл своё гнойное волосяное нутро: он завизжал. Причём отнюдь не по-мужски. И словно чёрный лебедь, он удалился с авансцены, даже не получив свои аплодисменты за исполненную фальцетом оперу.
Я посмотрела на змею.
— А знаешь, — она с ленцой повернула на меня свою треугольную мордочку, — Тебя я, пожалуй, возьму на свой корабль.
Везде должен быть свой чело… змий.
Глава 40
Дава-а-а-а-й… Ну же!
— Да-а-а!!! — я вскочила с лавочки и станцевала победный танец бабуинов.
Показалась половина! Половина! Еще столько же, и у меня будет целый корабль! Если, конечно, меня не кинут… Я развернулась к скамейке и вздрогнула всем телом.
— Зачем же так пугать?! — воскликнула я, присаживаясь на нагретое место.
— А я и не пугал, — заявил Максимилиан. Он сидел вполоборота ко мне, закинув руку на спинку лавочки, — Я давно пытаюсь привлечь Ваше внимание к своей скромной персоне, — я фыркнула. Скромность не его порок, пусть не скорбит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Что Вы хотели? — полюбопытствовала я, зарисовывая ход. На бумажке уже не было свободного места.
— Я говорю, что снял нам и команде комнаты в постоялом дворе, — он внимательно следил за моими действиями, — А что это Вы такое делаете, госпожа Утопленница?
