К его удивлению, огромных детин с незначительным словесным набором, но красноречивым взглядом, у стола не появилось — распорядитель приблизился в одиночестве, знаком руки отогнав прочь растерявшегося разносчика, и, многозначительно кашлянув, осторожно подступил, стремясь при том держаться на почтительном расстоянии.
— Доброго вечера, — пожелал тот с обходительным равнодушием, и Курт коротко кивнул, уже зная, что воспоследует далее:
— И вам того же.
— Благодарю, — отозвался тот без особенной любезности. — Позволю себе заметить, однако, что вы нарушаете правила пребывания в стенах этого заведения. Если вы обратили внимание, то снаружи висит нарочитое указание, и для не умеющих прочесть его все разъяснено наглядно; здесь не принято находиться при оружии.
— Я обратил внимание, — кивнул Курт снова, неспешно расстегивая воротник; распорядитель нервно дернул углом рта и, опять кашлянув, продолжил, тщательно складывая слова и косясь на рукояти его клинков:
— В таком случае, я прошу вас либо отдать его на хранение на время вашего ужина, либо подыскать заведение, более соответствующее вашему… роду занятий и образу жизни. Здесь приличное место и достойная публика, и я боюсь, что не сумею подобрать кушанье, соответствующее вашему… уровню дохода. Если желаете, я смогу посоветовать вам заведение, в котором, полагаю, собирается более привычное вам общество.
— Иными словами, «пшел прочь, солдафон»? — уточнил он, вытягивая за цепочку тяжелую бляху Знака, и вывесил ее поверх куртки, с удовлетворением пронаблюдав за переменой в лице распорядителя. — Но я все же останусь. Обещаю, что не стану размахивать оружием, буйствовать и матерно лаяться. Мой род занятий подобное поведение не приветствует, а уровень дохода вполне позволяет отужинать там, где мне покажется нужным. Если же изысканные взоры ваших посетителей настолько оскорбляет мое присутствие…
— Простите, — проникновенно выговорил тот, поспешно замахав рукой позади своей спины, подзывая изгнанного ранее разносчика. — Простите, майстер инквизитор; прошу вас понять нашу озабоченность — с нахальством нынешней молодежи… Уже бывали происшествия, доводилось и звать стражу…
— Сочувствую, — прохладно улыбнулся Курт, и распорядитель умолк. — Как нетрудно заметить, я только с дороги, а посему был бы чрезмерно благодарен, если бы ужин появился на этом столе как можно скорее. Что это будет — мне не особенно важно, лишь бы это было быстро.
— Да, майстер инквизитор, — с готовностью отозвался тот, отступив на шаг назад. — Смею предложить наше особое блюдо — невозможно сказать, что вы видели Ульм, если не отведали его. Позволите?
— Я жду, — милостиво согласился он, и разносчик испарился вместе с распорядителем, оставив его наедине с достойной публикой, сменившей опасливость и презрительность во взглядах на настороженность и замешательство.
Особое блюдо было принесено практически немедленно, и Курт, прикипев взглядом к глубокой тарелке, окаменел в молчании, пытаясь решить для себя, есть ли повод возмутиться и обвинить обслугу в не слишком изощренном глумлении над гостем. Разносчик уже удалился, а он все сидел недвижимо, глядя на то, что было перед ним; выпятив кверху голые животы, на блюде ровной горкой расположились усыпанные укропом и петрушкой виноградные улитки монструозных величин, исходя паром и странным, непривычным ароматом.
Наконец, справившись с некоторой оторопью, Курт осторожно обозрел зал, с удивлением обнаружив несколько подобных блюд у своих соседей, причем кое-где уже высились горки пустотелых улиточных панцирей, распотрошенных и смятых. Некстати размышляя над тем, где хозяин сумел раздобыть эту мерзость в таком количестве и таких размеров в середине марта, он перевел взгляд на свое блюдо, чувствуя, как голод сменяется неприятием даже мысли о какой-либо пище вообще. В сложившейся ситуации была лишь одна положительная сторона: выдержать четверть часа, в течение коих он должен сидеть над кушаньем, не прикасаясь к нему, будет легко и отдавать его назад непочатым — не жаль.
Зал тем временем постепенно погружался в ровный гул стихнувших с его появлением разговоров, направленные на него взгляды частью отвратились в сторону столов и собеседников, и Курт, отодвинув тарелку с печеными созданиями Хаоса, исподволь косился вокруг, пытаясь предугадать, кто из присутствующих спустя оговоренное время подойдет к его столу.
Ничему не удивляться, предупредил Хоффманн… Удивляться в этом зале, собственно говоря, было некому, посему вполне могло статься, что сегодня нужного человека нет вовсе, и этот вечер Курт потратит зря. Если же он явится в сие заведение еще несколько раз, при каждом посещении требуя унести заказ несъеденным, хозяин, чего доброго, начнет на него коситься и задавать вполне понятные, но крайне ненужные вопросы.
Или все же…
Но кто?
В его сторону все еще смотрели или посматривали, посматривали многие, однако это как раз и не являлось признаком того, что один из любопытствующих и есть агент Конгрегации в этом городе; человек, работающий с Эрнстом Хоффманном, работающий в таком нешуточном деле — тот не станет вести себя подобным образом, разглядывая связного в упор. С другой стороны — именно так ведут себя почти все здесь, и такое поведение не будет заметным…
Кто?
Двое горожан в дальнем углу отводят глаза всякий раз, как на них падает его взгляд; однако, это понятно — судя по довольно сдержанному покрою и цвету одежды, эти — не кутилы, люди степенные и солидные, да и в трактире до такого часа задержались, судя по лицам, обсуждая что-то деловое, явление инквизитора им понятно, но неприятно, а внимание — тем паче. Не удивляться… Делец-агент — ерунда. Ничего удивительного. Мастера, купцы, ремесленники — всех их среди агентурного сонмища не перечесть, явление рядовое. Кто из присутствующих, оказавшись нужным человеком, может вызвать удивление этим фактом?
Сам хозяин? Тоже неудивительно. Типично, даже можно сказать.
Несколько молодых повес за двумя столами, но явно одной группой — навеселе, поглощены игрой, однако ведут себя довольно тихо; при установленных здесь порядках и выставленном к задней стене (ненавязчиво, но показательно) большом парне с большими кулаками, особенно не пошумишь. А заведение, похоже, и впрямь благопристойное — не для всякого встречного; возможно, днем здесь можно повстречать даже мамаш с детьми, которые проголодались за время долгих походов по лавкам. В таком месте смело можно появляться всей семьей, не опасаясь за нравственную безопасность любимого чада…
Кто?
В углу, за столом у очага, в таком же одиночестве, как и он сам — еще один представитель молодой поросли от местной знати; платье в обжимку, согласно последней моде, уйма золотого шитья на камзоле и внушительный кинжал у пояса. Либо он имеет законное право пребывать здесь с оружием, вопреки установленному правилу, либо папаша из особенно заметных граждан ульмского общества, либо он просто постоянный посетитель, желанный гость для держателя этого заведения. Наверняка оставляет здесь немало. Агент из знати… Не столь типично, однако не так странно, чтобы предупреждать об этом намеренно, тем паче собирая для этого силы на пороге смерти.
Кто?
Одинокий и не вполне трезвый юнец с плотным загаром крестьянина, в богатом, но совершенно безвкусном наряде за соседним столом. Новая волна — разбогатевшее пригородное крестьянство; точнее, их отпрыски. Пока предки пашут, детки пляшут. Проматывают нажитое в ближайшем городе; на этих Курт насмотрелся еще в Кельне, где тем, правда, довольно скоро прививали и вкус, и должные нормы поведения, либо же нечто, напоминающее оные в достаточной мере. Этот? Тоже заурядно. Удивление может вызвать лишь тот факт, что подобная личность имеет хоть какие-то полезные сведения или мысли…
Девица за столом слева; сидит чуть поодаль от относительно взрослого существа из все того же крестьянского сословия, все чинно, без прилюдных обниманий. Скорее всего — любовница, а если и трактирная девка, явно из дорогих… Эта? Удивляться и вовсе нечему. Эта часть людского сообщества знает все и обо всех, работает на всех и всегда, если подобрать верную цену или должный подход…
… Вдоль спины спустилась внезапная дрожь, отдавшись уколом в мозгу, стиснув лоб мгновенной мимолетной болью, и Курт вскинул глаза, пытаясь перехватить направленный на него взгляд…
Посетители сидели спокойно, уже не глядя в его сторону, осознав, что немедленных допросов не будет; однако чей-то же пристальный взгляд заставил вздрогнуть, чье-то внимание он ощутил кожей, нервом, сутью. Кто-то не просто взглянул на зашедшего отужинать инквизитора, кто-то не просто проявил интерес к новичку, возникшему в хорошо знакомом доселе окружении — кто-то мгновение назад смотрел с пристрастием, вдумчиво. Кто?
