– Вы… Вы не имеете права. Это взлом. Вы ответите за свои поступки.
Холмс будто забыл о присутствии полицейского.
– Посмотрите, Ватсон, на обстановку, на портреты, на фотографии, развешанные по стенам!
– Но, Холмс, я ничего этого не вижу.
– Верно. Это вас не настораживает?
– Ну…
– Вам когда-нибудь доводилось видеть настолько нейтральную квартиру? Мы столкнулись с призраком. С человеком без лица, без семьи, без воспоминаний.
– Вы объясните мне, в конце концов? – крикнул Лестрейд, топнув ногой.
– Я хотел предотвратить судебную ошибку, но, боюсь, опоздал. Необходимо собрать максимум улик и информации о человеке, который жил здесь.
– Нам не нужно было ждать вашего приезда, Холмс, чтобы сделать это, – обиженно заявил Лестрейд. – Владелец этой квартиры – представитель международной торговли. Педро Кальмино. Он настоящий джентльмен, очень скромный и учтивый. Он останавливался в этой квартире, только когда бывал в Лондоне по делам. Остальное время он путешествует по миру.
– Вы допросили его?
– Нет, но нам о нем рассказали консьержка и соседи. Все отзываются о нем очень хорошо.
– Сколько времени Педро Кальмино уже живет здесь?
– Около трех лет. Но к чему все эти вопросы?
– Педро Кальмино – убийца этих несчастных. Больше вы о нем никогда не услышите.
На этот раз Лестрейд действительно вышел из себя.
– Это полнейшая чепуха! Виновность Ричарда Аббенсона не вызывает никаких сомнений. Он задержан и будет наказан. Более того, я не обязан слушаться ни ваших приказов, ни советов, мистер Холмс. Я требую, чтобы вы немедленно покинули это место!
– Это как раз то, что я собирался сделать, старина Лестрейд.
– Избавьте меня от фамильярности. Напоминаю вам, что вы говорите с агентом при исполнении официальной миссии.
– Несчастный агент, какой безнадежный дурак… – пробормотал Холмс, уходя.
– Что вы сказали?
– Я говорю – несчастные люди. Какая безнадежная судьба!
– Ах да, конечно, в этом я с вами согласен.
На улице валил снег. Согласно обычаю снег является символом девственной чистоты. Но снег, который в тот день падал на Лондон, был серым от соседства с угольными заводами Ист-Энда. Казалось, он нес в себе ядовитые зародыши самых худших несчастий.
Наконец нам удалось поймать экипаж, и Холмс приказал кучеру ехать в морг.
Морг оказался длинным коридором с потолком и стенами, грубо беленными известью. С обеих сторон этого коридора вдоль стен находилась платформа, на которой с равными интервалами стояли столы из необработанного дерева. На них лежали тела. Некоторые были накрыты, другие лежали обнаженные.
В этой своего рода преисподней царил ледяной холод.
Холмс попросил взглянуть на тела молодой жен-шины и детей. Синий от холода служащий указал на столы, где покоились тела, приведенные в порядок, насколько это было возможно. Холмс так низко наклонился к их лицам, что у меня появилось тайное опасение, не собирается ли он запечатлеть поцелуй на их фиолетовых губах.
Сидя в экипаже, который вез нас домой, я разрывался между желанием задать вопросы моему другу и необходимостью уважать его покой. К моему величайшему удивлению, он сам нарушил молчание.
– Я неплохо знаком с эффектами кокаина, не правда ли, доктор Ватсон?
– И вы прекрасно знаете мое отношение к этому вопросу.
Холмс продолжал, будто в монологе:
– Вскрытие тел детей обнаружило большую дозу кокаина, в чем я только что сам убедился. В статье говорится, что монстру ничто не мешало убить их. Детям скорее всего дали наркотик до убийства. Однако сосед по лестничной площадке утверждает, что слышал крики детей и звуки борьбы около половины двенадцатого ночи.
– Но и другие соседи подтвердили, что слышали шум борьбы и крики в то же самое время.
– Они слышали крики мучителя, терзавшего свои жертвы. Но ни один из них не сказал, что слышал голоса женщины или детей.
– И правда. Почему же?
– Потому что это было невозможно. Мать и четверо детей спали или бредили под воздействием кокаина в момент убийства!
– А отец?
– Скорее всего он тоже находился под действием наркотиков. Возможно, он даже присутствовал при этой резне, не в силах пошевелить и пальцем, обездвиженный наркотиками.
– Что доказывает, что отец не убивал. Но почему мучитель перерезал всю семью, пощадив главу семейства?
Тут я впервые за всю нашу беседу увидел замешательство на лице Холмса.
Новое дело. Новая драма. И новый шквал вопросов без ответа. Является ли Педро Кальмино убийцей этой семьи? Может, это псевдоним Дьюэна? Это невозможно: консьержка сказала, что Кальмино живет в этой квартире уже три года. А Дьюэн отсидел почти два года в тюрьме. Может быть, это сообщник Дьюэна? Зачем нарисован кровью жертв этот перевернутый крест? Действительно ли эти преступления не связаны одно с другим, как считает Лестрейд? Или же, напротив, мы, беспомощные, имеем дело с исполнением какого-то дьявольского ритуала?
Не стану рассказывать здесь о тех кошмарах, которые снились мне той ночью…
20
Холмс встал из-за стола и уселся в кресло напротив меня. Его лицо было натянуто, будто искажено болью. Я чувствовал, что ему нужно поговорить. Он часто вел себя подобным образом, когда заходил в тупик. Он считал, что мои вопросы подстегивают работу его мозга.
– Прошел месяц, как я беспрерывно слежу за Самюэлем Боктоном, – начал он. – Он посещает модные литературные салоны и наслаждается своим недавним успехом. Этот тип – бессовестный карьерист, но, не считая этого, я не обнаружил ничего подозрительного в его распорядке дня. Что касается трио Гудини (которое состоит из того, кто называет себя Гарри Гудини, его жены Бесс и их подруги, спиритки Анны Эвы Фэй), то эти трое просто неутомимы. Они уже объехали весь Лондон, посетили места как самые престижные, так и самые отвратительные. Гудини воспылал страстью к Кровавой башне.[3] Но что самое главное, они посетили тюрьму Миллбэнк.
– Миллбэнк? Вам удалось узнать, зачем они туда ездили?
– Да, я разговаривал со старым сторожем, который помог мне раскопать труп Фостера. Он рассказал, что Гудини просил разрешения осмотреть камеру Марка Дьюэна. Он сделал несколько набросков и казался вполне довольным. Анна Эва Фэй проделала странный опыт. По словам сторожа, она задавала вопросы стенам.
– Говорят, у стен есть уши, но я никогда не слышал, чтобы у них был рот, чтобы выдавать свои секреты.
Холмс проигнорировал мою попытку пошутить.
– Анна Эва Фэй объявила, что она ощущает негативные волны.
– Кто угодно ощутит их, зная, что там произошло.
– Конечно, но продолжение намного более странное. Она впала в транс, и у нее было видение. Проснувшись, она сказала, что заключенный никогда не сбегал из этой камеры и что он до сих пор бродит по тюрьме.
– Чепуха! Тюрьму вверх дном перевернули, когда искали его. Дьюэн без всяких помех вышел из тюрьмы в одежде Фостера.
Холмс сделал жест рукой, будто ловил мошку.
– Это не так важно. Зато Гудини подал мне идею. Он приставил указательный палец к виску.
– На данный момент это всего лишь гипотеза, но она позволит совместить факты, на первый взгляд противоречащие друг другу. Остановимся на мгновение на личности Дьюэна. Мы знаем, что он боялся крови. Поэтому маловероятно, чтобы он сам совершил все эти убийства. Однако убийства носят его метку и, похоже, вписываются в страшный план его мести. Отсюда мой вывод: Дьюэн может играть роль подстрекателя или стимула.
– Вы хотите сказать, что он мог воодушевить других на совершение преступления?
Эта наводящая ужас гипотеза напомнила мне номер Гудини, в котором я имел несчастье участвовать. Опыт показал, что человек может действовать против своей воли, одной только силой убеждения. И этим человеком был я. Скрывается ли в каждом из нас потенциальный убийца?
– Рассмотрим убийство Мэри Кинсли, девочки, тело которой было сброшено в Темзу, – продолжал Холмс – Ее отец, возможно, и есть убийца. Его разумом мог манипулировать и управлять Дьюэн, чтобы тот принес эту страшную жертву.
– Разумеется, но в случае убийства семьи Аббенсонов вы сами утверждали, что убийцей был сосед, Педро Кальмино.
– Одно другому не противоречит. Наш убийца использовал соседа вместо отца семейства для совершения преступления.
– Но почему?
– У меня пока нет этому объяснения. Наступило продолжительное молчание. Каждый из нас предался размышлениям.
– Многие свидетельские показания совпадают в этом деле, – сказал я.
– Какие же, Ватсон?
– Прежде всего, Маллигана. Он убежден, что видел дьявола. А затем эта девочка, насаженная на стержень, разве она не сказала, что именно дьявол заставил ее так мучиться?
– Вы стали суеверным, Ватсон?
Теперь пришла моя очередь сомневаться.
– Ну не то чтобы, но согласитесь, что все это несколько смущает. Вы помните, что написала нам та старая женщина, с которой мы встречались в церкви: «Это проделки дьявола или колдуна». А в конце нашей встречи она сказала: «Помоги вам Господь побороть сатану!» Все эти преступления не похожи одно на другое. Пагубная сила будто бродит вокруг исполнителей этих драм.
