Сначала Нора молчала. Когда наконец заговорила, она воскликнула:
— Я не понимаю, Дария. Что я сделала?
— Отвечай, что ты дала моей девочке за моей спиной!
— Ох. Всего лишь несколько подарков. Надеюсь, это нормально? Наверное, мне следовало сначала спросить тебя…
— Что ты дала ей за моей спиной? — прорычала мать.
— Только книгу и немного конфет, Дария. И пять долларов, чтобы она могла купить себе… ну, знаешь, что-нибудь, когда ты поедешь в город.
— Ты вмешиваешься в чужие дела! — шипела ее мать.
— Что? Я не пон…
Элли бросилась обратно в свою комнату, закрыла дверь и прыгнула в кровать. Набросив одеяло на голову, она зажала уши руками и начала напевать, как раз, когда раздался крик Норы.
Несколько часов Элли пряталась в своей кровати. Она оставалась там до конца дня и начало ночи. Наконец, в два часа она подняла одеяло и прислушалась.
Услышав громкий храп матери из коридора, она выскользнула из постели и подошла к ее двери. Затем прокралась в ванную комнату в коридоре, сходила в туалет и вернулась в свою комнату.
Но потом любопытство взяло верх, и она на цыпочках прошла по коридору и заглянула в темную гостиную.
Телевизор, включенный на рекламный ролик, пульсировал беззвучным синим и белым светом. Когда она уставилась на него, в ноздри ей ударил ужасный запах. Элли потребовалось всего несколько секунд, чтобы распознать его. Ее желудок сжался. Это был металлический запах крови и чистящего раствора с запахом хвои. Она уже много раз чувствовала эту комбинацию.
Она услышала шум позади себя.
Шум доносился из кухни.
Она повернулась на звук. Заглянув за угол, увидела, что ее брат стоит на руках и коленях. Даже в тусклом свете Элли заметила, что его кожа бледна.
Она замерла, когда поняла, что он делает. Перед ним стояло ведро. Он смотрел вниз, выжимая окровавленную ткань. Элли огляделась. Кровь покрывала линолеум и заляпала заднюю дверь.
Услышав ее, брат поднял голову, его глаза блестели и были полны решимости.
— Возвращайся в постель, Элли, — прошептал он. — Поторопись. Ты же не хочешь, чтобы она увидела тебя сейчас.
За окном прогремел гром, вырвав Элли из кошмара. Она открыла глаза и уставилась в потолок, пытаясь вспомнить, где находится. По мере осознания, ее бешеное сердцебиение стало замедляться.
Повернувшись на бок, она наблюдала за бурей, бушевавшей за окном, и пыталась вытеснить кошмар из головы. Она хотела сосредоточиться на том, насколько лучше живется в доме мисс Битти.
Как изменилась ее жизнь сейчас.
Насколько стала безопаснее.
Глава 26
Он метался и ворочался, слушая, как снаружи бушует гроза. Когда в небе прогремел гром, внутри него зародилась ярость.
То, что он не убил брюнетку, оказалось большой ошибкой. Он глупец, раз решил, что сможет обойтись простым преследованием.
Схватив вилку с тумбочки, он тихо подошел к окну и стал наблюдать за грозой. Провел вилкой по своей покрытой шрамами спине длинными, сильными движениями, отчаянно пытаясь успокоить зуд.
Этот зуд сводил его с ума.
Делал безумнее, чем он уже был.
Ему исполнилось семь лет, когда его ярость впервые стала проблемой. Мальчик в школьном автобусе насмехался над ним, как многие ученики в школьные годы, и в ответ он сильно воткнул карандаш в ногу задиры. Если бы мальчик был девочкой, он, вероятно, вогнал бы его еще сильнее.
Двадцать минут спустя, когда они с мамой пришли в кабинет директора, мама велела ему сказать директору, что он раскаивается.
Но он не раскаивался.
Поэтому ничего не сказал.
Директор уставился на него с красным лицом.
— В рану может попасть инфекция, и он может умереть. Что тогда ты будешь чувствовать?
Но он просто пожал плечами и сказал:
— Не думаю, что я бы вообще что-то почувствовал.
И он говорил серьезно.
Сказанная правда стоила ему двухнедельного отстранения от занятий, и целый месяц он провел дома под домашним арестом: ни телевизора, ни игровой приставки, ни пятничной пиццы, ни субботних посиделок. И в конце концов, после второй ссоры с другим учеником, в которой фигурировали заточенные ножницы, директор назвал его монстром и исключил из школы. Именно тогда он понял, что не ценит человеческую жизнь так, как ценят ее другие.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Он не сочувствовал людям так, как другие.
Он был болен, и знал это. Он стал тем чудовищем, каким его считал директор школы все эти годы.
ОНА — единственный живой человек, который знал, что он делал. Но она не знала и половины. Она знала только о двух женщинах несколько лет назад, но их на самом деле гораздо больше.
ОНА любила и защищала его, но также пообещала, что если он когда-нибудь сделает это снова, то это будет в последний раз.
ОНА хотела бросить его.
Он вздрогнул от этой мысли.
Чувствуя, как тонкие струйки крови стекают по спине, он смахнул сердитые слезы и наконец смирился с тем, что просто охоты на женщин больше не будет достаточно. Он пытался. Он действительно пытался.
Боль стала слишком сильной.
Глава 27
Пот струился по его спине, жаля открытые царапины. Его тело теперь напоминало большую открытую рану.
В начале дня он несколько часов наблюдал за домом и видел, как брюнетка приходила и уходила, каждый раз без сына. Теперь, убедившись, что она собирается остаться на ночь одна, он решил войти.
Обошел вокруг дома, наблюдая за светом, движением.
Свет не горел, все вокруг оставалось неподвижным. Он легко вошел в дом через заднюю дверь, затем тихонько закрыл ее. Сжимая нож в перчатке, прошел через кухню, в гостиную, затем по коридору, который вел в спальни.
Его сердце колотилось в груди. Он чувствовал себя настолько живым, что почти не мог этого вынести. Ни один наркотик в мире не смог бы сравниться с тем, что он переживал сейчас.
Заглянул в спальню мальчика и убедился, что кровать пуста; затем направился в прачечную и открыл рубильник. Переключив все выключатели в положение «выключено», он подошел к входной двери, отпер ее и приоткрыл на несколько сантиметров.
«Теперь… Я готов».
Он двинулся обратно по коридору и занял свое место.
Кровь забурлила от предвкушения, когда он с силой ударил по стене за дверью ее спальни.
Быстро шагнув в соседнюю комнату, он прислушался в темноте, услышав ее шевеление по ту сторону стены. Через несколько секунд она подошла к двери своей спальни и щелкнула выключателем.
Ничего не произошло.
— Джастин, это ты? — позвала она, ее голос звучал сонно. — Джастин? Детка, ты здесь?
Она распахнула дверь и пошла по коридору, ступая осторожно и неуверенно. Он последовал за ней, держась на несколько шагов позади. Просунув голову в комнату сына, она попыталась включить верхний свет. — Джастин?
Но ответа, конечно, не последовало. И света тоже.
— Черт, — выругалась она, прошла в гостиную и заметила, что входная дверь приоткрыта и свет уличного фонаря проникает внутрь. — Какого дьявола?
Она замешкалась, уставившись на открытую дверь на мгновение. Затем поспешила к двери и закрыла ее. В доме все было тихо, кроме звука задвигаемого засова входной двери, накладываемого замка с цепочкой и стука его сердца.
Когда она снова поспешила в прихожую, несомненно, за мобильным телефоном, он включил фонарик и направил луч прямо ей в лицо.
На секунду она оцепенела, ее темные глаза расширились. Затем задохнулась и побежала в коридор. Ослепленная ярким светом, она не рассчитала свой путь и ударилась о журнальный столик. Она вскрикнула, но он зажал ей рот рукой и оторвал от пола.
Она извивалась и кусала его ладонь, пока он нес ее в спальню, но он только улыбался. Он ей не по зубам. Она напоминала птичку, пытающуюся бороться с волком. Кроме того, во время охоты его сила и терпимость к боли возрастали во сто крат.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Повалив ее на кровать, он прижал ее к себе. Затем снова посветил в лицо.
— Пожалуйста, не надо, — умоляла она. Она легла спать с не смытой тушью, и теперь краска стекала по ее щекам.
