— Зачем ты это делаешь? — плакала она.
Он задумался над этим вопросом и решил сказать правду. После того, через что он заставил ее пройти, она заслуживала этого.
— Потому что ничто другое не заставляет меня чувствовать себя хорошо.
Ее и без того широкие глаза расширились еще больше.
Он посветил на себя, чтобы она могла видеть его лицо.
— Ты узнаешь меня?
Она заколебалась, затем шумно выдохнула.
— Супермаркет.
Он улыбнулся.
— Я не понимаю. Что я сделала?
Его лицо ожесточилось.
— Ты вела себя со мной как сука, — объяснил он. — А потом ты улыбнулась.
Он снова направил на нее фонарик и смотрел, как она плачет.
— Пожалуйста… Я сделаю все, — всхлипнула она.
Но он не хотел всего. Он хотел одну конкретную вещь.
Она забилась в истерике, ее грудь вздымалась между долгими всхлипами.
— Почему я? — умоляла она.
Его горло сжималось и разжималось, как сердце.
— Потому что ты именно та женщина, с которой мне нравится это делать. Тебе нравится причинять боль людям, поэтому я собираюсь причинить боль тебе.
Краски исчезли с ее лица.
Подняв нож над головой, он покрылся холодным потом. Он улыбнулся женщине. Когда уголки его губ приподнялись, они заодно отступили от зубов. В пылу убийства он превращался в нечто иное.
Он становился чем-то больным.
Он становился самим собой.
***
Все остальное улетучилось, когда он смотрел, как брюнетка обмякла. Он испытывал головокружение от удовольствия, такое спокойствие. И ему казалось, что он погружается в транс.
Он понял, что наконец-то может свободно дышать.
Зуд наконец-то снова прекратился.
«Надеюсь, на очень долгое время».
Он решил не торопиться выходить из дома. Он был измотан. Он хотел немного полежать рядом с ней, вдохнуть ее запах и насладиться покоем, который наконец обрел.
Он лег, закрыл глаза и, не успев опомниться, погрузился в глубокую, роскошную дрему.
***
В какой-то момент он услышал голос.
— Мама? — Казалось, это голос маленького мальчика.
Вынырнув из глубокой дремы, он открыл глаза. Сморгнул сон и попытался сориентироваться. Он был с женщиной… и еще рядом раздавался голос.
Или нет? Возможно, это его воображение.
— Мама, что случилось? Что не так со светом? Эй, мам?
Внезапно верхний свет залил комнату умопомрачительной яркостью.
«Откуда он, на хрен, взялся? И как, черт возьми, включил этот свет? Я отключил его, черт возьми…»
Он увидел мальчика, стоящего у входа в комнату, и его сердце едва не выпрыгнуло из груди. Парень уставился, быстро осмысливая происходящее. Он нащупал свой нож и схватил его, как раз, когда парень исчез в коридоре… и бросился за ним.
Глава 28
Работа кассира не требовала много ума.
От такой работы можно чокнуться, думала Элли через несколько часов после начала своей первой смены в «Шервуд-Фудс». Ты просто здороваешься и улыбаешься покупателям, как будто искренне рада их видеть.
Затем, после приветствий и фальшивых улыбок, сканируешь продукты, укладываешь их в пакет, следя за тем, чтобы хрупкие товары, такие как яйца, были в целости и сохранности. Объявляешь общую сумму, даешь сдачу, отрываешь чек и говоришь: «До свидания, хорошего дня!» с широкой счастливой улыбкой на лице.
Затем делаешь все снова.
И снова.
И снова.
Работа сама по себе оказалась прекрасной. Настолько легкой, что Элли могла делать ее даже во сне. Самое сложное — это скука и долгое нахождение в общественном месте.
Слишком много людей толпилось вокруг. Слишком много глаз смотрели на нее, наблюдали. Пялились. Под любопытными взглядами людей она обычно терялась. Чужие глаза заставляли ее чувствовать себя неуверенно.
Как только мисс Битти высадила ее перед магазином, она поняла, что это ошибка. Затем, когда Элли начала работать на кассе, она могла поклясться, что море покупателей говорило о ней. Осуждали ее. Но, конечно, ей это только казалось.
Разве нет?
Она послушно выполняла команды менеджера, хотя с трудом могла сосредоточиться, когда его толстая рука лежала на ее спине. Много раз ей хотелось ударить его. Сказать ему, куда еще он может засунуть свою руку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Но для нее сейчас важнее всего сделать все хорошо. Чтобы мисс Битти гордилась ею. В конце концов, Элли представляла насколько нелегко оказалось старой леди устроить ее на работу.
По крайней мере, мисс Битти нашла для нее работу за пределами Гранд-Треспасса, в месте, где меньше шансов, что люди узнают Элли и ее историю. Несмотря на то, что она всю жизнь прожила отшельницей, замкнувшись на своей семье, есть шанс, что в Гранд-Треспассе ее кто-нибудь да узнает. По крайней мере, здесь, в милях от города, эти шансы невелики.
После обеденного перерыва кто-то поставил на конвейер несколько товаров: сэндвич с яичным салатом, пакет «Фритос», банку кока-колы. Когда Элли подняла глаза, чтобы поприветствовать покупателя, то с удивлением увидела отчима Ханны, Теда.
— Я не знал, что ты здесь работаешь, — сказал он, улыбаясь.
— Я тоже. Ну, во всяком случае, до сегодняшнего дня, — призналась она, вспомнив, какой дурой выставила себя в последний раз, когда видела его. Она быстро просканировала товары.
— Это место немного в стороне от дороги?
Элли пожала плечами.
— Наверное.
— Сегодня я строю забор для одной семьи, — поделился он. — Решил перекусить.
Она пробила его последний товар.
— Хм, полагаю, с вас четыре доллара, пятьдесят пять центов, — проговорила она, глядя на него. Тед протянул ей хрустящую пятидолларовую купюру. Элли дала сдачу, и он взял свой пакет.
— Что ж, надеюсь увидеть тебя у нас дома. Ханне не помешало бы больше друзей.
«Он хочет, чтобы я стала подругой Ханны?
Он действительно одобряет меня?»
— Ну, ладно. Хорошо, — заикалась она. Возможно, Элли неправильно его поняла. В конце концов, если он одобряет ее, он ведь не может быть сильно плохим парнем?
— Хорошего дня, Элли.
— Вам тоже, мистер Ганновер, — сказала она и слабо улыбнулась ему.
Когда он ушел, кто-то бросил на ее конвейер коробку пончиков с сахарной пудрой. Она подняла голову, чтобы поприветствовать покупателя, и ее кровь похолодела. Мужчина смотрел на нее темными, жесткими глазами и шипел:
— Каково это — быть сестрой убийцы? — Он наклонился еще ближе и, сверкнув глазами, произнес. — Твоя мать тоже была убийцей. Разве не так? И убийцей, и шлюхой?
Адреналин захлестнул вены Элли. Слова, сказанные вслух и с такой яростью, испугали ее.
— Ты тоже больна? Знаешь, мне нужно защищать маленьких детей. Мне не нужны психи, работающие рядом с тем местом, где они ходят в школу и играют. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Отчаянно надеясь на помощь, Элли повернулась к автоматическим дверям, но увидела, что Теда уже нет. Она бросила взгляд на кабинет управляющего, но его там не оказалось. Наконец, она повернулась к мужчине, ее шея горела.
— Просто чтобы ты знала, я слежу за тобой, — продолжал мужчина. — Все мы следим.
Элли услышала голоса неподалеку. Оглянувшись через плечо, она увидела небольшую группу девочек-подростков в футбольной форме, в спортивных носках до колен, которые смотрели на нее из восьмого прохода. Пять пар холодных глаз наблюдали за ней, осуждали ее. Она внутренне содрогнулась, представив, о чем они, должно быть, думают.
Элли повернулась к мужчине и сжала коробку с пончиками так сильно, что та затрещала. «Не плачь… не плачь… не плачь», — твердила она себе, на верхней губе выступили капельки пота.
Она пыталась придать своему взгляду свирепость. Она пыталась играть в крутость, как всегда делала, но была слишком напугана.
К тому же, помещение начало кружиться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Она уперлась ладонями в стойку перед собой, чтобы удержаться на ногах.
— Просто знай, что тебе здесь не рады, — сказал мужчина. — Так что будь осторожна. И не надо повторять то, что сделал твой брат. Больной сукин сын.
