— Тише,—побледнел Марк.
Могилы остались позади, американцы уже обогнули мавзолей и старательно вытягивали шеи, дабы ничего не упустить в предстоящей смене караула. И дождались — без трех минут одиннадцать показались из Спасских ворот двое часовых во главе с разводящим. Отлично был у этих ребятишек поставлен строевой шаг, только примкнутые штыки торчащих вверх винтовок слегка покачивались на ходу, а может, так оно и было задумано. С первым ударом курантов они уже замерли лицом к лицу со старым караулом, а там по еле слышной команде разводящего мгновенно поменялись с ним местами. Точно так же печатая шаг и глядя перед собою, их предшественники направились вдоль Кремлевской стены к Спасским воротам.
— Какая сила!—-раздалось за спиной у Марка.—Как все здесь впечатляет! Марк, скажи мне, пожалуйста, вот которые сейчас заходят в этот великий исторический памятник, они ведь правда рядовые, обычные советские люди, которые много-много часов простояли в очереди, чтобы только повидаться со своим вождем?
— Разумеется.
— Как я их понимаю! Он спас Россию! Спас! От войны с Германией, от гражданской войны, от эксплуатации царей, он сделал ее первой державой мира!
— Наверное, все-таки второй, Хэлен?
— Какая разница, Гордон!—всплеснула Хэлен худыми руками в позолоченных кольцах.—Формально—второй, а на самом деле никакой Вьетнам тут невозможен и никакой Уотергейт, потому что вера в идеалы — они сотни лет подряд, обливаясь потом, да, именно потом... и кровью тоже... пахали землю для кучки помещиков... а теперь...
— А я, знаете, люблю вечерком выпить банку-другую пива,—вдруг сказал Коган.— Пошел вчера искать его по гостинице. И не поздно было, часов девять. Одни буфеты закрыты, в других пивом и не пахнет. На шестом этаже дали мне из-под прилавка одну бутылку, два доллара содрали—рублей брать не захотели. А пиво жиденькое и теплое к тому же. До сих пор в номере стоит недопитое.
— Мы, американцы, слишком избалованы,—оборвала его Хэлен.— Не говорю уж о том, что своим процветанием наш правящий класс обязан страданиям негров, индейцев, женщин, рабочих и фермеров. Дело не в каком-то пиве, которого я, например, не пью вовсе. А в осмысленности общественной жизни, в единстве, которое дороже любого пива. Вот взгляните: Иван, друг нашего Марка, отпрашивается со службы, отрывает время от научных исследований, чтобы посмотреть на своего великого вождя. Разве это не типично? Не убедительно?
Тут смешливая Диана не удержалась и прыснула, а Иван... впрочем, Иван, кивнув Марку и помахав рукой остальным, уже хромал к набережной. Профессор посмотрел ему вслед и вдруг ринулся вдогонку. Руфь поспешила за ним.
Если не считать дурацкого этого инцидента, то все шло как по нотам. У Боровицких ворот маленькая Маркова группа выгрузилась из автобуса и, завороженно пялясь на стены и башни Кремля, поползла в гору. Текст экскурсии в редакции Марка Соломина, между прочим, был безбожно приукрашен в духе «Нэшнл Энквайрер», половина цифр увеличена в два раза, другая и вовсе выдумана. Зато и слушали, раскрыв рты, только Клэр все стояла поодаль, размахивая сумочкой да потряхивая растрепавшейся на ветру мальчишеской шевелюрой.
— Марк, извини, пожалуйста... — Да, миссис Файф?
— Каков в точности вес этого колокола? — Две тысячи... виноват, двести тонн, миссис Файф. — Как же его собирались поднять на колокольню? Ведь она бы рухнула под такой тяжестью?
— Не было случая проверить, миссис Файф, — хмыкнул Марк. — Его и из ямы-то, где отливали, не смогли вытащить, ну а потом он треснул, как я рассказывал. И поднимать не пришлось. Хотите сняться на фоне колокола? Давайте аппарат... улыбнитесь... снимаю! Клэр, Диана, Гордон! А миссис Коган? Прекрасно. И вы, мистер Грин. Поближе к Хэлен, пожалуйста. Отлично. Современное здание перед нами — Дворец съездов, шедевр современной советской архитектуры, Гордон. А за ним — Троицкие ворота, где нас ожидает автобус. Устали, проголодались? Сегодня на обед котлета по-киевски и специально для мистера Когана — свежее чешское пиво. Вперед!
Профессор Уайтфилд уже томился в мрачном гостиничном холле рядом с загадочно улыбающейся Руфью.
— Марк, — спросил он без предисловия, — у тебя есть такой знакомый — Розенкранц? Костя?
Господи! От сердца сразу отлегло. И обрадовался Марк, надо сказать, до неприличия.
— Он для нас перевод делал, — объяснял профессор, — разговорились, я его в гости пригласил, тем более мы уже купили путевки в Москву... Он меня просил разыскать вашего брата. Я вчера ездил по адресу, а там замок на дверях.
— В Литву уехал Андрей, очередной роман сочинять. Но как же так...
— Костя объяснял, что вы постоянно в разъездах, — Руфь глянула на Марка с каким-то особенным интересом, — а Ивану и вовсе запрещено с иностранцами встречаться. Я поразилась сегодня.
— Я тоже,—сказал Марк, смеясь.—Истомин—парень непредсказуемый, Понравился он вам?
— Очень умный и проницательный молодой человек,—отвечал профессор,— только он рассказал о ваших друзьях... это же...
— Все под Богом ходим. Отчего вы сразу ко мне не подошли?
— Ну, — смутился Берт, — Костя вас описывал по-другому. Не внешне, но...
— Не таким ортодоксом?—скривился Марк.—Я же на работе, дорогие вы мои иностранцы. Поговорим как следует, когда из Москвы уедем. А к Ивану поезжайте без меня — дела! У вас, наверное, и письмо есть?
— И письма, и подарки, — заторопился профессор. — В чемодане.
— Отдайте Ивану, ладно? Кроме письма мне, конечно.
— И книгу? Она для вашего брата.
— Тоже придержите, — решил Марк. — Почитаем в дороге. Дамы и господа! — заорал он во всю глотку, вдруг заметив, что вся группа уже собралась в холле. — Сами ступайте в ресторан, садитесь за те же столики под американским флажком. Официантов не бойтесь, они только с виду грубые. Люси! Вот вам ключ от другого номера, там водопровод в порядке, сам проверял. Мистер Файф и остальные — всякие там «Ньюсуики», «Таймы» и «Нью-Йорк Таймсы» будете читать .дома. «Интернэшнл Геральд Трибюн» вот у меня есть, могу подарить. Нет, нет. Она только в Шереметьеве продается, и то не каждый день. Впрочем, в киоске при гостинице бывает «Файненшиал Таймс»...
— Смотрел я уже,—пробурчал обиженный мистер Файф.—Хотел про Уотергейт свежие новости узнать, а там только коммунистические газеты.
Беспомощно улыбнувшись, Марк ретировался. Дел и так невпроворот, а еще надо Владимиру Михайловичу в больницу апельсинов достать. И творческое воображение раскручивать пора — в сегодняшнем, третьем отчёте самое время появиться непременным персонажам, столь милым сердцу Грядущего, то есть Матерому Антисоветчику, Доброжелательному Коммунисту. Со вторым ясно, на роль первого, пожалуй, подойдет растяпа Грин — все равно в конце путешествия ему предстоит раскаяться и прийти в щенячий восторг. Сионистом пусть будет... ну хотя бы миссис Файф. Коганов трогать нельзя — у них родственники в Ташкенте. Руфь, кажется, женская активистка — так пускай завидует советским женщинам. Не забыть попросить Гордона окорачивать язык перед гидами в других городах — нарвется парень, честное слово... А Клэр что? Ну, эту женщину Грядущему отдавать нельзя. Можно было б определить ее в Положительные Западные Интеллигентки Русского Происхождения... но и это ни к чему... На этом и прервал Марк свои размышления—автобус группы, где он был единственным пассажиром, уже подруливал к ресторану «Узбекистан» .
Глава третья
Только в одиннадцатом часу добрался прозаик Ч. до своей московской квартиры. На ходу стягивая плащ, понося архитекторов за крошечные размеры прихожей, пустился он в разгоряченные объяснения. Покуда Сергей Георгиевич «лаялся» на Комиссии по работе с молодыми и «учинял разнос» замдиректора издательства «Советский писатель». Света с Марком были обречены обществу Глаши да телевизора, по которому шел концерт ансамбля пограничных войск.
— Валят друг на друга,—продолжал прозаик Ч., дочку чмокнув в щеку, а Марка удостоив энергичного рукопожатия.— Пять лет не могут издать паршивого сборника в триста страниц! И взгреет нас ЦК, как пить дать, а вашего покорного слугу в первую очередь.— В комиссии Сергей Георгиевич состоял председателем. — Ты знаешь, Марк Батькович, какой средний возраст у нас в Союзе? Вот перемрем, — он засмеялся, — останется Россия без писателей.
Он сунул ботинки Глаше, взял у нее тапочки и скрылся за дверью спальни.
— Три дня всего, как вернулся, и ни секунды свободной, — доносился его жизнерадостный голос, — из костюмов и галстуков не вылезаю, хорошо хоть сегодня не так жарко. — Он появился уже в домашнем. — И сборник-то, было б о чем ругаться...
— Хороший'? — вежливо спросил Марк.
— Дерьмовый, друзья мои, что притворяться, пороху настоящего нет. Но поддержать ребят надо, — предупредил он вопрос Марка, — надо печатать, глядишь, со временем выйдет толк. Глаша! Все готово?
