— Простите, запамятовал ваше имя...
— Марк. А вы, если не ошибаюсь, Альберт?
— Зовите Бертом, как все.—Улыбнувшись, профессор Уайтфилд вдруг кидает на Марка взгляд, слишком, пожалуй, пристальный для первого знакомства. — Простите, тут написано, что надо предъявлять к осмотру все рукописи, книги, печатные материалы... У меня в чемодане научная литература—надо заранее распаковать? Марк не без снисходительности качает головой.
— Откроете, если попросят, но это бывает совсем редко. Вы же не везете ничего такого?
— Нет, — отвечает Берт, отходя в сторону.
Таможенник пропускает подопечных Марка с завидной легкостью, «Кажется, пронесло»,—думает он, и напрасно—под мышкой у толстой миссис Файф обнаруживается тоже не тоненькая книга «Россия — загадка без тайны», известный отчет одного промаявшегося в Москве три с лишним года западного корреспондента.
— Форбидн,—говорит таможенник.— Ай маст тейк ит фром ю. Анти-совьет литрача форбидн конфискейшн.
— Марк! — взывает американка. — Вы не могли бы поговорить с этим молодым человеком? Я ее только что купила—девять девяносто пять! В твердом переплете! И половины не прочла! Она совсем не антисоветская!
— Совсем не антисоветская,—поддакивает мистер Файф,—и совсем новая. Марк разводит руками. — Жаль, миссис Файф. С другой стороны, вы же не прятали свою книжку? Ну и отлично! Получите квитанцию, а будете улетать—и книгу вернут.
— Мне она сейчас нужна!—гневается миссис Файф.—Проводите меня к начальнику таможни.
— Ноу, чиф нау абсент, хир, тейк ёр ресит, миссис! — втолковывает ей таможенник.—Слушай, объясни этой засранке, что я мог бы книгу и без квитанции забрать, пусть спасибо скажет!
По ту сторону барьера прислушиваются к сваре Клэр Фогель и еще одна дамочка средних лет. Миссис Файф, сдавшись, прячет в сумочку квитанцию и с оскорбленным видом присоединяется к группе. Хитрый Марк, между прочим, беззастенчиво ей соврал—уезжать группе предстояло из Ленинграда, и никто, разумеется, не станет возиться с пересылкой туда этой несчастной книги. Жаль. Такого рода чтиво частенько доставалось в подарок Марку, а отобранный репортаж был, кажется, не из самых глупых.
Загружен багаж, автобус урчит у подъезда, а через десять минут уже мягко катит по вечереющему шоссе с самой высокой концентрацией рекламных щитов в Советском Союзе—меха, часы, хлопок, станки, лекарства, черная икра, водка. Над пустынным полем буйствует, обещая хорошую погоду, безоблачный кровавый закат, и утомленные пассажиры затихают, заглядевшись. А Марк устраивается поудобнее на своем вертящемся кресле и, распутав длинный шнур микрофона, просит внимания.
— Дамы и господа,—говорит он, щеголяя и манерным обращением, и отличным выговором, — повторю для тех, кто забыл или не расслышал, что моя фамилия Соломин, что зовут меня Марком, я сотрудник Конторы по обслуживанию иностранных туристов, и мне поручена ваша группа на все три предстоящие недели. — Он переждал возгласы вежливого энтузиазма. — Рад приветствовать вас в Москве, столице Советского Союза, который, кстати, называть Россией неправильно, это лишь одна из пятнадцати союзных республик. Уверен, что вы порядком устали и проголодались.
— Еще бы! — отвечают ему почти хором.
— Вот и хорошо, сейчас отдохнете. Направляемся мы в гостиницу «Украина»...
— Э-э,—пыхтит мистер Файф,—а нам говорили в агентстве, что мы будем в «России» или в «Метрополе»... что они самые лучшие...
— И вы поверили?—укоризненно восклицает Марк.—«Украина» в сто, да что там, в тысячу раз лучше! И тише, и нарядней, и потолки высокие... К тому же она занимает один из знаменитых московских небоскребов, тех самых, — время показать некоторый либерализм, — которые у вас прозвали свадебными пирогами... Сейчас приедем, определитесь по номерам, потом перекусим, а потом можете сладко спать до полдевятого утра... Мы приближаемся к Москве с северо-запада, по Ленинградскому шоссе. Направо, обратите внимание, памятник, стилизованный противотанковый еж, отмечающий место, где в тысяча девятьсот сорок первом году были остановлены немецкие войска... Да-да, именно так близко они и подошли тогда к столице... Программа у нас насыщенная. Завтра утром объезжаем на автобусе весь город, после обеда отправляемся в Третьяковскую галерею. Послезавтра встанем пораньше и пойдем в мавзолей Ленина, затем в Кремль, а повезет—и в Оружейную палату. Вечером—цирк. На третий день—музей имени Пушкина, уникальная коллекция импрессионистов, краткий тур по московскому метро—-это, дамы и господа, восьмое чудо света,—вечером ужинаем в одном из лучших ресторанов Москвы, в среду утром вылетаем в Сочи. На лобовом стекле нашего автобуса, обратите внимание, всегда будет картонка с номером 66—видите? Дома слева—это еще не Москва, нет, это город Химки, но еще минута... секунда... вот мы пересекаем кольцевую автомобильную дорогу длиною в 109 километров, которая обозначает границу города, и оказываемся уже в Москве, вон на том плакате написано: «Превратим Москву в образцовый коммунистический город! »
— Что бы это могло значить, Марк?—осведомляется молодой американец в футболке с веселеньким «Люблю Нью-Йорк».
— Приезжайте лет через двадцать, увидите,—туманно отвечает Марк. — Мой английский? Ну что вы, он мог бы быть и получше. В Москве я его и выучил, да, в Институте иностранных языков.
— А в Америке вы бывали?—это уже кто-то другой.
— К сожалению, пока нет,—обворожительно улыбается Марк.— Кстати, давайте-ка соберем все ваши паспорта и путевки. Всеми гостиничными хлопотами я буду заниматься сам, для этого перед приездом в каждый следующий город вы должны сдавать мне паспорта, а наутро получать их обратно. Нет, мистер Грин, декларация ваша мне не нужна. Не потеряйте—она вам потребуется при выезде.
В одной стопке у Марка двенадцать американских паспортов, схваченных американской же резинкой, в другой—восемь путевок в глянцевых обложках с лжеправославными куполами. Ух. Первое знакомство прошло, пусть теперь по сторонам поглазеют. А переводчик покуда пролистает документы, попытается всех запомнить в лицо, чтобы завтра уже называть всех по именам. Давешняя дамочка, прислушивавшаяся к русской речи,— Люси Яновска, то бишь Яновская, конечно, пятидесяти лет, место рождения город Лемберг, да-да, знаем мы эти Лемберги. Город Львов это теперь, матушка, исконная советская земля, скажи спасибо, что вовремя успела драпануть в свою Америку. Парень в футболке —Гордон Митчелл, жена его Диана, бизнесмен с медсестрой, мужик вроде свой, хоть и не без ехидства... переглядываются, хохочут, сидят в обнимку... Алэн Грин, семидесяти двух преклонных лет. Уже третью пленку в аппарат зарядил бойкий старичок.
— Приближаемся к центру,—говорит Марк,—здесь Ленинградское шоссе переходит в проспект того же названия. — За черной вечерней листвой угадываются огни Светкиного дома. — Направо — городской аэровокзал. Налево — бывший дворец Петра Первого.
Где он мог раньше видеть эту восторженную дуру, которая пробирается к нему, шатаясь, через весь автобус?
— Вы не можете себе представить, Марк, — докладывает ему Хэлен Уоррен свистящим шепотом,—как я счастлива, я просто вне себя от радости, что мне удалось, наконец, вырваться в вашу замечательную страну! Я простая американская женщина, и я хочу сказать...
— Очень, очень рад за вас,—обрывает ее Марк, улыбаясь до ушей и пытаясь сообразить, чем же еще, кроме талька и зубной пасты, пахнет от этой увядающей блондинки. Ах да, духами на розовом масле.—Надеюсь, что при ближайшем знакомстве она понравится вам еще больше.
Чета Коганов, так. Миниатюрны, черноволосы, в летах. Два толстяка—Джордж Файф с супругой Агатой, дантист и домохозяйка, так. Берт Уайтфилд, как и следовало ожидать, профессор физики, жена его Руфь — неизвестно кто. Очень, между прочим, недурна собой худощавая и нервная профессорская жена. Клэр, наконец, Фогель. В визе написано Вогел. Ну, откуда посольским разбираться в тонкостях немецкого произношения? Рот, пожалуй, великоват, да и лоб тоже, и волосы слишком уж коротки. А вообще-то миловидна. И Бог с ней, сколько таких разъезжает по свету!
Гостиница. Самые хлопотливые полчаса позади. Развалившись в кресле, с наслаждением закуривает Марк и разворачивает недочитанную газету. Остается дождаться туристов и накормить их ужином, а там и сматывать удочки. Загадочного происхождения Клэр Фогель первой спускается в холл, садится напротив, тоже закуривает.
— Видите, какая занятная начинка у свадебного пирога, — Марк лениво обводит рукою полутемный холл с огромными коваными люстрами и потемневшими от времени потолками.—В какой-нибудь «России» уже нет такого шика.
— Давит, — ежится Клэр, — будто декорации к страшной сказке. Устали?
— Не больше вас. Я же не летел через океан. Кстати, Клэр, вы смело можете называть меня на «ты» — мы примерно одного возраста, 0'кэй? Где ты русский учила?
