Однако через несколько дней мне повезло несколько больше, потому что на этот раз чиновничья братия сидела на своих обычных местах. Но и на этот раз мне пришлось просидеть в приемной около двух часов, прежде чем из канцелярии не вышел какой-то важный господин и не осведомился, по какому делу я пришел. Я объяснил, что мне нужно к главному судье его величества. Тогда господин ввел меня в комнату и приказал младшему клерку разобраться со мной. Младший клерк разбираться не стал, а отправил меня к просто клерку, а просто клерку, видимо, тоже было недосуг, и он молча ткнул пальцем в сторону старшего клерка.
Представ пред ясные очи старшего клерка, я с любопытством подумал, в какую же сторону ткнет его указующий перст, но он, на мое счастье, оказался человеком без фантазий, и поэтому сразу приступил к делу.
Вникнув в мое повествование, он глубоко вздохнул и нахмурился так, словно я его чем-то жестоко обидел.
— Итак, Джон Ридд,— спросил он строго,— как я понимаю, ты хочешь встретиться с лордом главным судьей, именно с главным и никаким иным?
- Да, сэр, я желаю этого уже более двух месяцев.
- Что ж, будь по-твоему. Но помни: ни слова о том, что тебе пришлось здесь так долго задержаться, иначе у тебя будут большие неприятности.
— Неприятности? — удивился я.— За то, что я проторчал здесь столько времени и против своей воли?
Старший клерк не удостоил меня ответом. Он провел меня через короткий коридор к дверям, прикрытым портьерами, и шепнул мне на ухо: Когда лорд главный судья подвергнет тебя перекрестному допросу, не мычи, не мямли, а отвечай ему громко, внятно, правдиво — как на духу. И не вздумай путаться в показаниях. Судей будет трое. На тех, что по краям, не обращай внимания, а вот с тем, что посередине, держи ухо востро и не вынуждай его дважды задавать свой вопрос.
Я поблагодарил чиновника за совет. Он приподнял портьеру, втолкнул меня в комнату и бесшумно закрыл за мной дверь.
Глава 17
Лорд главный судья
Комната, в которой я очутился, была не сказать, чтобы большой, но потолки в ней были довольно высокие. В комнате сидели трое судейских, одетые в меха, и на головах у них красовались громадные седые парики. Однако вместо того чтобы заниматься извечной писаниной, судейские оживленно переговаривались между собой и звонко смеялись, и тот, что сидел посередине, похоже, был душой всей компании: когда я вошел, он рассказывал что-то такое, от чего остальные надрывали животики, задирая ноги чуть ли не к потолку. Из-за париков трудно было угадать возраст почтенных господ, но, судя по голосу, самым молодым из них был тот, кто выкладывал веселую историю, и он-то и был здесь главным.
Я было собрался представиться им, но лорд главный судья, опередив меня, громко спросил:
— Ты ко мне? Кто ты?
- Меня зовут Джон Ридд, ваша милость,— таким же громким голосом ответил я.— Я живу в Орском приходе в графстве Сомерсет. Я прибыл в Лондон более двух месяцев назад с королевским гонцом по имени Джереми Стикльз. Мне было велено неотлучно находиться здесь и быть готовым в любой момент дать показания по делу мне не известному, но касающемуся покоя и благоденствия нашего всемилостивейшего короля Я уже трижды видел его на здешних улицах, но он ничего не сообщил мне о своем покое и благоденствии. Ежедневно, кроме воскресений, я прихожу в Вестминстерский дворец, но никому до меня дела нет. Ныне, представ перед вашей милостью, я прошу отпустить меня домой.
— Браво, Джон! — усмехнулся лорд главный судья. — Готов поклясться, что это твоя самая длинная речь в жизни. Да, я помню это дело, потому что занимался им лично. Сходу, однако, я к нему подступиться не могу, потому что подзабыл кое-какие детали. — Затем, с явным удовольствием оглядев мою фигуру, его милость сказал: — Хороши лондонские чиновники, нечего сказать! «Никому дела нет!» Не заметить такого молодца, это все равно что не заметить лондонский Тауэр! Ну и ну! Так ты говоришь, что проживаешь в Лондоне уже более двух месяцев? Однако это безобразие: за это время твое содержание влетело королю в кругленькую сумму.
— Извините, ваша милость, но влетело, как вы изволили выразиться, не королю, а моей матушке. Я живу в Лондоне за собственный счет и не получил из казны ни пенни.
— Это еще что такое, Спанк? — Его милость крикнул так, что в углу вздрогнула паутина. — Спанк, почему расходы этого человека не оплачены?
— Милорд, милорд, — лихорадочно зашептал Спанк, — ошибочка вышла — не доглядели, — вы же знаете, милорд, у нас в последнее время творились дела поважнее.
— За что же вы получаете жалованье, Спанк? Я знаю: вы прикарманили денежки. Не отвечайте — еще слово, и я прикажу арестовать вас.
Излив гнев, лорд главный судья успокоился и, обращаясь ко мне, сказал:
- Джон Ридд, с тобой поступили несправедливо. Нет, нет, слышать ничего не хочу! Сейчас ты последуешь за мастером Спанком, а потом доложишь мне, по совести ли с тобой поступили.
Затем его милость повернулся к Спанку и взглянул на него так, что тот, как мне показалось, готов уже был отвалить мне, по меньшей мере, фунтов десять, чтобы только выпутаться из этой истории.
- Завтра ты снова придешь ко мне,— снова обратился ко мне лорд главный судья,— и прежде чем мы приступим к делу, ты мне подробно отчитаешься о своих финансовых средствах. Ступай, Джон Ридд, коль судья говорит! — Неожиданно срифмовал его милость и усмехнулся, довольный своей шуткой.
На этом наша первая встреча закончилась. Я с облегчением вздохнул, потому что если когда-либо я видел, чтобы из каждого человеческого глаза выглядывало по разгневанному черту, то я видел это в тот самый день, когда заглянул в глаза его милости лорду главному судье Джеффризу.
Мастера Спанка как ветром сдуло в прихожую. Когда я вышел в коридор, он уже мчался мне навстречу с тугим мешочком из желтой кожи.
— Уважаемый мастер Ридд, — залепетал Спанк, — заберите все — все, что тут есть, но замолвите за меня доброе словечко его милости. Вы ему понравились, и это для вас великий шанс, не упустите его. Ей-Богу, мы всякое повидали, но вы первый, кто отвечал ему, не путаясь и не запинаясь, глядя ему прямо в лицо, и это как раз то, что ему нравится больше всего. Если вы останетесь в Лондоне, мастер Ридд, при покровительстве его милости вы быстро сделаете карьеру. И умоляю вас, мастер Ридд, помните, нас, Спанков, в семье шестнадцать человек, и наше благополучие будет зависеть от того, что вы завтра скажете его милости.
Мешочка от Спанка я, однако, не принял, сочтя это своего рода взяткой, потому что Спанк даже не поинтересовался, велики ли мои расходы. Поэтому я попросил его убрать деньги до завтрашнего утра, когда я представлю ему счет за еду и жилье, заверенный и подписанный моим хозяином.
— Повторяю, мастер Ридд, — заметил на это Спанк, — вам выпал великий шанс: вы понравились великому человеку. Но на вашей честности вы в наших краях далеко но уедете. Лорд главный судья не поможет вам, если вы ни поможете себе сами.
Наутро я встретил мастера Спанка, поджидавшего меня у входа в кабинет лорда главного судьи, и передал ему счет от хозяина. Едва взглянув на счет, Спанк расхохотался:
— Просите вдвое больше, мастер Ридд!
— Не надо мне вдвое больше: заплатите, как есть.
Чиновник криво усмехнулся и, дав мне столько, сколько я просил, шепнул:
— Сегодня он сидит один, и у него отличное настроение.
С этими словами Спанк приподнял портьеру, открыл дверь, и я снова предстал лицом к лицу перед судьей Джеффризом.
Его милость перебирал какие-то бумаги и с минуту или две не обращал на меня внимания, хотя и знал, что я здесь, рядом. Я ожидал, что он взглянет на меня, чтобы отвесить ему низкий поклон. Наконец, его милость отложил бумаги и сторону и устремил на меня пытливый, пронзительный взгляд.
— Я пришел,— сказал я,— как вы мне вчера приказали, ваша милость.
— Такому, как ты, много не наприказываешь, — заметил его милость с добродушной усмешкой, а затем, оглядев меня, как в прошлый раз, с любопытством поинтересовался: — Послушай, а сколько в тебе весу?
— Дома я весил двести сорок фунтов, ваша милость, но после лондонской жизни я наверняка заметно поубавил.
— Ну ладно, Джон, приступим к делу.
Здесь его милость совершенно преобразился: насупился, нахмурил тяжелые брови, словно и сам не смеялся ни разу в жизни, и другим того не позволит.
— Я готов отвечать, милорд,— сказал я,— если буду знать то, о чем меня спросят, и если вопрос не будет противоречить моим понятиям о чести.
— А я бы посоветовал тебе, парень, отвечать на все вопросы, какие тебе зададут. К тому же, на кой тебе сдалась честь? Итак, правда ли, что в ваших местах свили гнездо разбойники и грабители, которых боится вся округа?
— Да, милорд, чистая правда!
