Павел отворил дверь.
– Папа-папа, у нас гость! – радостно сообщил мальчик.
Вешая в прихожей одежду, Ардашев обратил внимание на чужое, поеденное молью и временем, осеннее пальто.
Клим Пантелеевич шагнул в гостиную. Мария помогала Веронике Альбертовне накрывать на стол. Стоявший у окна человек обернулся.
– Николай Петрович! Дорогой мой! Как же я рад вас видеть! – воскликнул хозяин квартиры и обнял старого друга. – Не ожидал!
Нижегородцев растрогался и, смахнув слезу, ответил:
– Да я и сам не ожидал, что смогу выбраться из того кошмара, который сейчас творится в России.
– Пойдём-пойдём! Посидим, поговорим.
Друзья уселись за стол. Мария отказалась от приглашения и спустилась в контору.
– Вы совсем не изменились. Такой же стройный. И усики всё те же – аккуратные тонкой полоской, – с теплотой выговорила Вероника Альбертовна. – Седины, правда, прибавилось, но мужчин седина только украшает.
– А где Ангелина Тихоновна? – осведомился Клим Пантелеевич.
– Лина умерла от испанки. Похоронил в Ставрополе на Успенском кладбище ещё в январе.
– Простите, доктор, не знал.
– Да ничего, – отмахнулся врач. – Я тоже болел, но мне, как видите, повезло.
– А как вы оказались в Праге? – спросила Вероника Альбертовна.
– В начале марта в Ставрополь опять пришли большевики, начался террор. После смерти Ангелины меня там уже ничего не держало. С трудом выбрался из родного города. Оказался в Новороссийске. Не успел осмотреться, как началась эвакуация в Крым. В Севастополе познакомился с паном Стегликом, бежавшим из Екатеринодара. Он-то и предложил мне перебраться в Чехословакию и работать в больнице. Обещал помочь. Я согласился. Мы выехали вместе. Сначала оказались в Константинополе. Оттуда взяли билеты на Триест, а дальше по железной дороге двинулись в Прагу. Стеглик слово сдержал. Я уже два месяца работаю в больнице на Франтишку. Правда, жалованье платят немногим больше, чем санитару. Приходится подрабатывать в морге.
– Я был там несколько дней назад. Навещал поданного США – мистера Баркли.
– Как же! Слышал о нём. Говорят, вроде бы его отравили.
– Так и есть.
– И вы расследуете это дело?
– Да, Баркли уговорил. Но об этом потом… Вы лучше расскажите, как меня отыскали.
– Случайно. Я снял комнату в двух кварталах от Староместской площади. Каждый день хожу мимо вашей конторы и только сегодня обратил внимание, что она называется «1777». А это год образования Ставрополя. Вот я и подумал, что, возможно, владелец детективного агентства как-то связан с нашим городом. Зашёл. Ваша очаровательная секретарь поведала мне, что хозяин частной сыскной конторы – Клим Пантелеевич Ардашев. Я представился, и она протелефонировала Веронике Альбертовне. И вот я у вас.
– Предлагаю помянуть Ангелину Тихоновну, – проговорил хозяин. Он налил вино супруге и наполнил «Мартелем» рюмку гостя и свою.
– Упокой, Господь, её душу, – тихо вымолвил Вероника Альбертовна.
– Светлая память, – проронил доктор.
Выпив, Нижегородцев сказал:
– А вы, я вижу, себе не изменяете. «Мартель» на столе. Помню я вам проспорил целый ящик этого прекрасного напитка из-за того, что был уверен в существовании привидения на Барятинской, 100[27].
– Но потом мы с вами его постепенно и прикончили, – улыбнулся Клим Пантелеевич.
– Эх, какие были времена! – грустно улыбнулся врач. – А как мы на водах с вами отдыхали[28], а в Ялте? Помните?
– Как не помнить?
– Николай Петрович, почему вы ничего не едите? – обижено выговорила Вероника Альбертовна. – Карп фаршированный, мне кажется, удался. Ветчинку берите, колбаски трёх сортов, картофельное пюре, салаты. Мы, конечно, не были готовы к приходу такого гостя, но Мария очень старалась.
– Признаться, я так вкусно не ел уже года три. Мой стол скромнее, да и готовить некому. Я иногда сам на примусе кашеварю, но чаще хожу в столовую при больнице. Готовят там просто, но мне по карману.
– Вы один? – робко осведомилась Вероника Альбертовна.
– Один, – кивнул доктор, накладывая рыбу. – Себя бы прокормить, а не то чтобы супружницу содержать.
– Думаю, теперь у вас всё наладится. Во всяком случае, я вам помогу. И не смейте мне перечить, дорогой друг. Лучше давайте выпьем ещё по одной.
– Выпить – это я с удовольствием. За хозяйку этого прекрасного стола. Блюда – изумительные!
– Спасибо, Николай Петрович! Только это заслуга Марии. Я готовлю отвратительно. Клим хвалит мою стряпню лишь из жалости ко мне.
Опустошив рюмку, Нижегородцев сказал:
– Денег от вас я не возьму, дорогой Клим Пантелеевич. И не предлагайте. Об этом не может быть и речи. Я-то худо-бедно устроился. Да и нахожусь в полной безопасности. Другим, оставшимся в Ставрополе, тяжелее. Как только красные зашли в город, так сразу начались расстрелы. ВЧК разместилось в старом здании дворянского собрания на Нестеровской, где Присутственные места. Напротив входа установили доску объявлений. На ней вывешивали списки приговорённых к казни. В один день погубили всех священников Иоанно-Мариинского женского монастыря, мещанина Конюхова – он держал колбасный цех и мясной магазин в Ставрополе, Пахалова – уж его-то театр и гостиницу все знали, Пашкова – хозяина завода по выпуску черепицы, помещика и скотовода Барабаша, владельца гвоздильного завода Шматко, хозяина экономии Милосердова и владельца каретной мастерской Воротникова. А на южной стороне Мутнянской долины, на территории бывшего епархиального свечного завода, арестного дома и церкви, основали Ставропольский губернский концентрационный лагерь принудительных работ. Говорят, он самый крупный на северном Кавказе. Туда свозят всех так называемых «нежелательных элементов». В них включена почти вся интеллигенция, рядовой состав Белой армии, казаки, чиновники – все поголовно… Условия содержания – каторжные. Работают на каменоломне. Морят голодом. Повышенная смертность среди заключённых. Останься я в Ставрополе, не миновать бы и мне той же участи. Дома отбирают. В вашем особняке поместили какую-то контору с длинным названием, состоящим из большого количества сокращений. Название я не запомнил. Что-то связанное с заготовкой дров и угля. А прежнего хозяина вышвырнули на улицу. Он теперь скитается по родственникам.
– Ах, как жаль мне его! – покачала головой Вероника Альбертовна.
– Не только жилья лишают, – продолжал Нижегородцев – Даже мебель конфискуют и вещи. Не говорю уже о деньгах и драгоценностях. Изъятое золото потом выдают на протезирование зубов служащим губчека и губисполкома. Но самое ужасное – новая власть принялась раскапывать могилы на кладбище Андреевского храма, надеясь, отыскать ценности. Вскрыли захоронения полковника Петрова, купца Меснянкина и генерал-губернатора Никифораки. Поживились несколькими золотыми коронками и цепочкой с крестиком. Дошли до того, что забрали цинковый гроб бывшего губернатора, а останки выбросили.
– Господи! Как можно? – прошептала Вероника Альбертовна, закрыв лицо руками.
– Это у них в моде, – согласился Ардашев. – По приказу краснобандита Сорокина труп генерала Корнилова вытащили из могилы, раздели и повесили на дерево. Верёвка не выдержала, и он
