детства мечтал творить добро. – заплакал немец.
И тут на лице Суворина появилось выражение участия.
– Наверное, начитался комиксов? – спросил он.
– Нет! Нет! Не убивайте меня! Я дам вам много денег! Вон там в верхнем ящике пятьсот тысяч евро. К сожалению, это вся наличность, которая у меня сейчас есть. Вас это устроит? Ведь, когда есть деньги, жизнь так прекрасна.
– Жизнь – дерьмо! – сообщил ему Суворин, не отводя пистолета и открывая верхний ящик стола.
Там действительно лежал конверт с деньгами. Он засунул его в карман и продолжил:
– А потом ты умираешь. А потом снова – дерьмо. Если ты попытаешься выбежать из кабинета, – Панкрат резко поменял тему, – я изрешечу тебе задницу.
– Я понял, – в голосе Шнейдера, ободренного тем, что Суворин взял деньги и не убил его, послышалась надежда. – Я понял. Понял!
– Что ты можешь понять, – усмехнулся Панкрат, – если ты не можешь справиться даже с тараканами в голове твоей жены?
– Вы правы, – энергично закивал головой Шнейдер. – Но вы не представляете, насколько она страшный человек. Ее отец был крупной фигурой в Бундестаге. Понимаете? Хельга – это эгоистичная горошина в огромном стручке нарциссизма.
– Все люди – эгоманьяки, – возразил Суворин. – И живут только ради того, чтобы подкармливать свое эго.
Отто вытер слезы, судорожно вздохнул, бросил на Суворина короткий взгляд и тут же опустил глаза, замолчав в нерешительности и боясь, что любое его слово может оказаться последним.
– Все в порядке, – ответил Суворин. – Я тебя не убью.
– Да? – Отто подозрительно посмотрел на него.
– Да. Но еще одно маленькое поручение: мне нужны данные на твоего приятеля Жана Рувье. Я хотел бы его увидеть как можно быстрее.
– Конечно, конечно, – согласно закивал головой немец. – Идея… – тут он запнулся и, сильно понизив голос, прошептал: —.убить ваших парней принадлежала ему.
– Зачем? Забрали бы у них медальон. – в глазах Суворина отразилась глубокая боль, которая на секунду сорвала налет цинизма, маской застывший на его лице.
– Вот с этим вам как раз и следует подойти к Жану Рувье, – произнес Отто, сложив руки ладонями вместе и держа их перед своим лицом, по-видимому, чтобы выглядеть убедительно. – Там, на выдвижной полке, лежит от него открытка. Там его координаты.
Суворин, который стоял возле стола, не отводя от сидящего на диване немца взгляда и пистолета, выдвинул полку и достал открытку. Бросил на нее мимолетный взгляд, присоединил к конверту с деньгами и спросил:
– А что Рувье делает в стране гигантских морских черепах?
– Отдыхает, – Шнейдер развел руки в стороны и тут же, испугавшись, что его неправильно поймут, свел их вместе.
– А какая там кухня?
– Да ничего особенного, – со знанием дела ответил Отто. – На Бали свинина в основном, овощи. – Но, если захотите, – в голосе его вдруг послышался испуг, словно он испугался, что из-за неподходящей кухни Суворин передумает заниматься Рувье и рассчитается с ним прямо здесь, – если захотите, то и говядину и цыпленка можно заказать. Рекомендую «сото» с мясом, приправленный травами и кокосовым молоком.
Он сложил пальцы правой руки щепотью, поднес ее к губам и звучно поцеловал:
– У-у!! Амброзия!
В голосе его появились мечтательные нотки.
– Слоны, тигры, леопарды, – в тон ему произнес Суворин и добавил: – Если его там не будет, я тебя из-под земли достану.
– Из-под земли?! – буквально воспринял тот русскую поговорку. – Но ведь вы обещали не убивать меня?!
– Да, – утвердительно кивнул Панкрат. – Ты убьешь себя сам.
– Как это?! – дернулся на диване всем телом Отто Шнейдер. – Нет! – воскликнул он, снова перейдя на «ты». – Ты не посмеешь. Ты тут же будешь арестован и передан в руки правосудия. Не смей! – взвизгнул он и испуганно замахал руками.
– Ты проявляешь признаки аутизма, – Панкрат подошел к Шнейдеру и, ухватив его левой рукой за волосы, правой, в которой был пистолет, чувствительно ударил по челюсти. Рот Шнейдера раскрылся в беззвучном вопле, и из него вылетел поток слюны. В следующую минуту Суворин вставил туда дуло пистолета.
Шнейдер вздрогнул и машинально откинул голову на спинку дивана. Но это не помогло ему избавиться от пистолета. Он дернулся еще раз, и с дивана на пол потекла струйка мочи.
– У меня такое чувство, что тебя что-то беспокоит, – склонился над ним Панкрат. – Я не задел тебе гланды?
Шнейдер, выпучив глаза, попытался что-то промычать.
– Знаешь ли ты хотя бы одну молитву? – спросил Суворин.
В ответ немец попытался осторожно покачать головой.
– Ладно, молись как знаешь. На счет три я выстрелю.
Он с силой сжал верхнюю часть головы Шнейдера и произнес:
– Раз… два… три.
Затем небрежно нажал на курок.
«Клац!» – раздалось в тишине кабинета. И хотя пистолет Суворина не был заряжен и выстрела не последовало, в этот момент из горла Шнейдера вырвался долгий протяжный вой. Потеряв сознание, он рухнул на правый бок.
Очнулся Отто минуты через две. Медленно озираясь, осмотрел каждый квадратный метр своего кабинета и обнаружил, что он еще на этом свете. Челюсть его, считавшего, что он только что пересек ту самую последнюю черту, отвисла от изумления. В комнате никого не было. Но, похоже, для Шнейдера это был тот самый момент, когда он не верил собственным глазам. Это подтверждало и выражение полной покорности на его лице, и нежелание смотреть на двери, за которыми, по его прочному убеждению, подстерегала смертельная опасность в виде прикрепленной к ручке бомбы или чего-нибудь в этом же роде.
Так он сидел минут пять, периодически вглядываясь то в один, то в другой угол своего когда-то хорошо знакомого уютного кабинета. Но теперь все изменилось. Это было опасное незнакомое место, которое не защитило его в жизненно важный момент ни кнопкой опасности, ни стенами, ни пистолетом, лежавшим в сейфе, впрочем, так же, как и весь дом, нашпигованный сигнализацией. Шнейдер вдруг почувствовал волну ненависти к окружающим его стенам и предметам. Все это, приобретаемое в течение нескольких лет за огромные деньги и с огромной надеждой на комфорт и покой, предало его.
И без того серое лицо Отто потемнело. Он
