за другой три пригоршни, старательно отпил воду.
Потом, искоса взглянув на Суворина, отскочил в сторону и побежал со скоростью, которой мог бы позавидовать любой спринтер.
Федор с Панкратом дружно рассмеялись, затем сели на скамейку и закурили. Народ, все это время тихо наблюдавший за инцидентом, понял, что представление закончено, и начал расходиться.
– Ты суеверный? – вдруг спросил Апраксин.
– Нет.
– А мне вот сон приснился на днях, как будто бы я в аду был.
– Ну и как там?
– Да, в общем-то, ничего страшного.
– А жарко?
– Нет. Только вот тяжело дышать было. Чувствовал, что задыхаюсь. К чему бы это?
– Не к чему, а почему, – поправил Суворин и добавил: – Ты лежал во сне неправильно, может лицом в подушку. Задыхаться начал, вот тебе твое подсознание образно и подсказало, что у тебя проблемы.
– Может, и так, – с сомнением в голосе сказал Федор. – Но вот пара моих приятелей, когда в коме были, такое видели!
– «Что слушать толки нам про ад и рай? Кто видел ад? Вернулся кто из рая?» – процитировал Суворин. – Рубаи Хайяма почитай, – посоветовал он. – А я эти разговоры не люблю. Понял?
Он выпустил изо рта густое облако сигаретного дыма и, подняв глаза, долго смотрел, как оно исчезает в сумраке. Затем заметил:
– Ветра совсем нет. Как в тот вечер.
– В какой вечер?
– Последний вечер, который мы провели вместе, перед тем как убили моих друзей.
– Кто? Зачем?
– Зачем? – переспросил Суворин и замолчал. Потом ответил: – Из-за куска подлого золота.
– А ты знаешь кто?
– Я знаю даже, где он живет.
– Где?
– Wassmannsdorfer Chaussee 21.
– Будешь мстить? – парень скорее констатировал это, чем спросил.
– Мстить не буду. Буду наказывать, – уточнил Суворин.
– Как строго?
– Очень строго. По высшей мере.
– Хочешь покончить с ним?
– Нет. Хочу, чтобы он почувствовал, что такое смерть.
– А как это возможно: почувствовать смерть и не умереть?
– Легко. Но если ты задаешь этот вопрос, то я рад за тебя.
– Почему?
– Потому что если ты не чувствовал смерти, то это значит только одно: она обходит тебя и твоих близких стороной.
– У меня месяц назад пес Фрокус умер, так я неделю не мог слезы унять. Вот это был друг так друг, – вдруг вспомнил Апраксин и спросил: – А какую стадию принятия горя ты сейчас проходишь?
– Злость, – ответил Панкрат.
– Если хочешь, я помогу, – предложил Апраксин и заглянул в глаза Панкрата.
– Хочу, – ответил тот, выпуская очередное облако дыма. – Одному будет сложновато. Эта тварь знает меня в лицо.
– А что за золото? – поинтересовался Федор.
– А как ты там про вазы говорил? – уточнил Панкрат. – Имеющие историческую ценность? Вот это то же самое.
– Две жизни за кусок золота, понимаешь?! – Суворин до боли сжал кулаки.
– Я здесь буду еще два дня. Так что можешь рассчитывать, – сказал Апраксин.
– А на сколько ты оформил аренду мотоцикла?
– На два дня.
– Вот и чудненько, – Суворин потушил сигарету и бросил ее в урну. – А теперь спать.
Он взглянул на часы:
– Сейчас восемь тридцать. Как следует отдохни. В час ночи я жду тебя на Wassmannsdorfer Chaussee 21. А где ты остановился?
– В сороковом.
– А я в тридцатом. Это ж второй этаж?
– Так точно. У меня аллергия. Так представляешь, каково было мое изумление, когда я узнал, что в отеле есть номера для аллергиков?
– А что в нем особенного?
– Да вроде какими-то антиаллергенами обработан; все покрытия в нем и мебель в таком же духе.
– Ну и как ты там себя чувствуешь?
– Да я там всего ночь спал. Вроде все нормально.
– Ладно, – кивнул головой Панкрат. – У тебя есть четыре часа на сон. Используй их на все сто процентов.
Они ударили по рукам, и через пару минут мотоцикл Суворина и «хонда» Апраксина уже несли их в сторону отеля.
Отель «Al Koenigshof» находился в современном здании с садом на крыше и насквозь пропитанном духом вольного космополитизма.
Второй этаж в отеле, судя по ряду многочисленных дверей, был более демократичным, чем первый. Здесь мужчины расстались. Апраксин, пожав Суворину руку, пошел в свой номер, напичканный антиаллергенами. А Суворин – в свой. В его номере преобладал футуристический стиль. Небольшая комната с наружной стеной, представляющей одно сплошное окно, закрытое жалюзи, тем не менее была очень уютной. В центре стояла огромная кровать, на которую он еще утром бросил свой чемодан. За ее изголовьем, за стеклянной перегородкой, был душ. Свет включался прикосновением к зеркальному пятну, напыленному на стекло. На стенах висели два светильника со встроенными вентиляторами, которые раздували накрывающие их светящиеся купола.
– Креатив, – пробормотал Суворин, «заказывая» температуру воды нажатием кнопки на специальном датчике возле душа. – Озвереть можно.
Всунув после душа ноги в черные махровые тапочки и укутавшись в такой же махровый халат, он убрал чемодан с постели и забрался под легкое одеяло, серьезно задумавшись, как выглядят антиаллергенные тапочки в номере Апраксина.
На отдых у него было несколько часов.
Глава 7
В этот же самый день Отто Шнейдер выбрал на обед телячьи котлеты, дичь и кровяные колбаски с лисичками. Он любил простую немецкую кухню в чистом ее виде, без всяких подозрительных «ноу-хау». В ресторане «Мишлен» его хорошо знали и знали, как угодить. Ведь Шнейдер никогда не был скупердяем. И всегда оставлял после своих визитов приятные ощущения, которые могли вызывать только хрустящие купюры.
Да. Отто Шнейдер знал, где нельзя скупиться. Ведь кислотно-щелочной баланс не могла восстановить ни одна купюра, даже самого крупного достоинства. Об этом он любил порассуждать вслух за обедом, приятно похохатывая и давая этим понять окружающим его официантам, что ко всему относится с чувством юмора. Обычно его внимательно слушали и приятно улыбались.
