«Вот так бы, сейчас, я могла сидеть рядом с родной дочкой, а не с этой, пусть и хорошей, но чужой молодой женщиной. Интересно, а какого она возраста?»
— Тебе сколько лет-то, двадцать шесть или двадцать семь? – вырвался у Зинаиды Фёдоровны напрашивающийся вопрос.
– Нет, мне уже тридцать три года, – просто и без какого-либо кокетства произнесла женщина – Но я себя чувствую на восемнадцать лет. Словно вчерашняя выпускница детского дома.
– Тридцать три года?! Надо же!.. – вырвалась непроизвольная реакция у Царьковой. Мария, видя её удивление, задорно хохотнула.
«Радуется, что я ошиблась, что хорошо выглядит. Ладно, я не буду тебя в этом переубеждать. Тем более что и впрямь выглядишь ты лет на двадцать пять. Я и так прибавила зачем-то… Но тридцать три года! Тридцать три! Чёртовы совпадения, словно постоянные напоминания о моей роковой ошибке».
— А в каком детском доме ты воспитывалась? В нашем городе? – зачем-то, сама не зная, поинтересовалась бывшая олимпийская чемпионка.
– Нет. Я жила в великолукском детском доме. Это Псковская область, – уточнила Мария.
У Царьковой два раза подряд ожгло болью сердце. Сначала на слове «…великолукском», а затем на «…Псковская область». Словно эти слова несли в себе змеиный яд и теперь ужалили её, проткнув двойным острым жалом. В голове раздался знакомый металлический звук медицинских инструментов, копошение в лотке, свет в глаза, лицо врача-акушера. «Всё хорошо, мамочка, всё уже хорошо…» Зелёные глаза мужчины-акушера с обилием полопавшихся сосудов, словно только что вынырнувшего из большой глубины.
«Как будто он вместо меня тужился при родах», – в очередной раз отметила память пенсионерки эти красные глаза врача-акушера из Великолукского родильного дома.
«Как его звали? Влад всё задабривал его коньяком. Они даже вместе пили накануне родов. И после… Может, эта молодая женщина росла с моей дочерью вместе! А может, даже дружила!»
От осознания, что эта встреча может оказаться на редкость удачной и даже помочь выйти на след потерявшейся дочери, бывшая олимпийская чемпионка пришла в большое волнение, напоминающее обыкновенную панику. Состояние, когда ты ещё ничего не узнал, но уже боишься и паникуешь, что потерпишь неудачу.
– А как же ты там оказалась? – Осторожно, словно сапёр на разминировании, она приступила к выяснению необходимой ей информации.
– Да как и все другие отказники, – пожала плечами Мария, не совсем понимая этот вопрос.
– Отказники… – задумчиво повторила Зинаида Фёдоровна, словно пробуя и смакуя на вкус это звучащее для неё по-новому слово.
– Ну да, от кого отказываются родители. – Мария всмотрелась в больную, понимая, что старая женщина начинает волноваться. – Ой, да что с вами? Не надо было мне об этом говорить.
Царькова ненадолго ушла в себя. Погрузилась в свои мысли, пытаясь сообразить, как лучше и какие вопросы задать бывшей воспитаннице детского дома, но память бурным водным потоком утянула её в водоворот, и она против своей воли стала погружаться в эту кошмарную воронку воспоминаний, на выходе из которой опять становились слышны звуки родильного отделения: скрип медицинских тележек, крики рожениц, плач новорождённых…
…В Великие Луки они с мужем приехали поздно ночью. С поезда в центральную гостиницу города. Был забронирован номер люкс. Администратор гостиницы, женщина предпенсионного возраста, с морковной помадой на губах и большим шиньоном на голове, похожая на церемониймейстера дворца бракосочетания. Она уставилась восторженными глазами на известную спортсменку, надежду СССР на предстоящей Олимпиаде, как на кинозвезду. Затем глаза администраторши оторвались от её лица и скользнули по одежде столичной модницы, упёрлись взглядом на выпирающий живот. На лице отразилось недоумение, почти трагедия. Словно страна уже проиграла конную выездку. Было видно, что женщина еле сдерживает себя, чтобы не спросить о сроке беременности.
Она проводила супругов в номер и долго не уходила, словно ждала на чай. Наконец осторожно спросила у «тренера», воспользовавшись, что чемпионка мира зашла в ванную, и когда услышала, что срок девять месяцев и «жена успеет и родить, и на Олимпиаде побороться за медали», с облегчением покинула номер, словно сама разрешилась от бремени.
Ночью, несмотря на усталость, Канцибер стал приставать. Он не думал о возможных последствиях и хотел своего – секса, прекращения её беременности, поездки на Олимпиаду, получения золотой медали. Именно в такой последовательности, ничего не упуская, ничего не меняя. Несмотря ни на что! Подобно культу их ежедневных тренировок, нарушить расписание которых было подобно предательству, измене их браку.
Она уступила мужу, тренеру, мужчине, терпеливо ожидая окончания и прислушиваясь к поведению плода. Женщина боялась, что это может раньше времени спровоцировать схватки. Но обошлось.
Наутро в ресторане гостиницы на завтраке к их столику подошел импозантный статный мужчина с богатой шевелюрой волос и необычайно насыщенным цветом зелёных глаз.
– Главный врач родильного дома Центральной городской больницы Лев Петрович Звягинцев, – длинной прозаической строкой представился приятный мужчина.
Он оглянулся по сторонам, словно шпион, боявшийся разоблачения.
– Вас все в городе, наверное, знают? – догадался о причине его беспокойства Владлен Канцибер.
– Меня в горкоме партии предупредили, что вы приедете инкогнито, и не хотели, чтобы по городу поползли слухи о целях вашего визита, – пояснил Звягинцев.
– Вот моя карта беременности. – Царькова протянула врачу-гинекологу тоненькую медицинскую карту, заведённую в женской консультации.
Лев Петрович, словно на календаре, перебросил несколько листочков, задержавшись на результатах недавних анализов, и удовлетворённо кивнул.
– До Олимпиады осталось пять недель, а ещё нужно прийти в себя. Набрать форму для выступлений, я бы сказал – для победы, – напомнил Канцибер. – Хватит ли у нас времени, доктор?
– У вашей жены прекрасное здоровье, думаю, что если завтра, 6 марта, начнём стимулировать роды, то вполне… – оптимистично заверил главврач роддома. Муж достал из дипломата дорогой французский коньяк и попытался подарить врачу.
– Ни к чему не обязывающий презент, так, в честь нашего знакомства – оттарабанил Владлен подготовленную заранее фразу.
– Нет, я такой дорогой подарок взять не могу, – вспомнил о разговоре в горкоме Звягинцев, но чтобы не обидеть известных гостей, добавил: – Мне и нести бутылку не в чем.
– Тогда прошу к нам в апартаменты, выпьем по рюмочке, – настаивал тренер, чтобы закрепить контакт с будущем врачом-акушером своей жены.
На этом и сошлись, плавно переместившись в большой двухкомнатный номер, и расположились на мягком диване в гостиной. После нескольких рюмок дорогого напитка врач немного расслабился и заговорил о предстоящей Олимпиаде. Канцибер стал с жаром говорить о перспективах Царьковой на золото.
– Лев Петрович, тут всё одно к одному, и опыт Зинаиды, и Буран в лучшей форме, и Европа стала привыкать к её победам, – горячился, наливая очередную рюмку, муж и тренер. – Если выигрывать, то только сейчас.
Звягинцев посмотрел на молчащую «надежду страны Советов». Царькова не принимала участия и даже не высказывала интереса к беседе мужчин. Было видно, что сейчас её занимало только то, что жило внутри неё.
– А может, не стимулировать роды? – неожиданно предложил врач. – Предоставить всё природе. Пусть всё идет своим чередом? А? В конце концов будут и другие чемпионаты.
– Ты что, Петрович? Не понял, о чём тебе в горкоме говорили? – вспыхнул тренер, переходя на фамильярное обращение. – Нашей стране нужно это золото. Мы должны занять первое место в общем командном зачёте. Победить Америку. А потом какие у неё будут ещё старты? Ей уже тридцать пять. Выиграет Олимпиаду и уступит дорогу более молодым спортсменкам. Уже возраст. Ещё четыре года до следующей Олимпиады она не сможет лидировать. Я хочу своей жене сделать самый лучший подарок – сделать её олимпийской чемпионкой. Ты что, против?
Врач опрокинул очередную рюмку коньяка и отрицательно завертел головой. То ли был не против такого шикарного подарка, то ли «не пошёл» вражеский коньяк.
– А это не опасно? Стимулирование ваше! – подала наконец голос молодая женщина, словно вышедшая из длительной спячки. – И вообще, я боли боюсь.
Мужчины одновременно повернулись к ней, удивляясь, что она так неожиданно заговорила.
– Я вам могу пообещать, что это не опасно и не больно, – поспешил успокоить роженицу Звягинцев. – У нас самые передовые препараты. Наш родильный дом оснащён австрийским диагностическим оборудованием. Мы укомплектованы лучше Москвы. К нам едут рожать все ваши актрисы и жёны руководителей страны. Так что ваши страхи напрасны.
