Тут Костя вспомнил про бумажного змея, быстренько вскочил, ополоснулся, на ходу выпил кружку молока и выскочил на улицу.
- Чего спешишь-то, - прикрикнула бабушка, но мальчика уж и след простыл. - Вот пострел, - покачала она головой, улыбаясь.
Подхватив змея, он мчался прямиком к Гиблому оврагу, на обрыв. День был такой ясный, небо такое голубое, а солнце такое ласковое, что от вчерашних страхов не осталось и следа.
- Какие могут быть привидения, когда на земле всё уже исследовали-переисследовали, - засмеялся он на ходу, - и в космос чуть ли не каждый день летают!
Костя спустился к речке отлогим берегом, перебежал по шатким, из нескольких жердинок, мосткам на ту сторону и узкой извилистой тропкой взлетел единым духом наверх. На обрыве было ветрено. Он с удовольствием подставлял свежим струям воздуха разгорячённое от быстрого бега лицо.
Здесь всегда, даже в самую тихую, безоблачную погоду, дул ветер!
Мальчуган давно приметил это, поэтому-то и решил опробовать змея именно здесь.
Первая попытка оказалась неудачной. Подхваченный было потоком воздуха змей почему-то скользнул вниз по склону обрыва.
Костя потянул его назад, к себе.
Змей поднимался неохотно, шёл кругами, рывками, как крупная рыбина на крючке. Можно было подумать, что ветер здесь дул не вверх, как положено, а вниз и не хотел уступать добычу.
Наконец мальчик выдернул его наверх.
Теперь Костя решил действовать по-другому. Он послюнил палец и поднял вверх, определяя направление ветра. Оказалось, что ветер дул почти вдоль оврага. Мальчик развернулся лицом к ветру, отойдя подальше от края обрыва.
На этот раз змей полетел сначала вдоль обрыва, затем начал забирать к речке и устремился вдаль: по-над речкой, над кустами смородины на том берегу, над полем.
Костя едва успевал разматывать бечёвку. Скоро клубок кончился. Чтобы освободить руки, мальчуган привязал конец шнура к ветке ольхи, росшей неподалёку, и стал готовить к отправке письмо. Он нанизал бумажку на шнур, но тот, поначалу туго натянутый, почему-то ослаб и продолжал всё больше провисать. Костя взглянул вверх. Змей большими кругами, как ястреб над добычей, парил над Гиблым оврагом, с каждым разом опускаясь всё ниже и ниже.
«Потерял восходящий поток», - подумал мальчик с огорчением и стал наматывать шнур на руку, выбирая слабину.
В это время змей круто подался вниз, летя по спирали, штопором, и почти у самой земли вдруг резко рванулся вертикально вверх. Рывок был так силён, что Костю, не успевшего стравить бечёвку, буквально сдёрнуло с кручи. Теперь мощному потоку воздуха, который засасывал змея в вышину, противостоял вес мальчика. Бечёвка мгновенно натянулась, как струна, издав при этом звук, похожий на хлопок пастушьего кнута: «Щёлк!». Змей замер на месте, потом медленно, нерешительно стал опускаться в овраг.
«Дед как в воду глядел, когда говорил, что такой змей и человека может утащить», - подумал Костя.
Он не успел даже испугаться, как уже приземлился, вернее, как будто прилепился к каменному подножию обрыва, выпустил шнур и... исчез. Змей, как будто обрадовавшись, что освободился от груза, стрелой взмыл высоко в небо. Вслед за ним по бечёвке побежала бумажка - письмо, которое подготовил, но не успел отправить Костя. Стайка таких же писем, которые выронил мальчик при падении, парила в воздухе. Словно подгоняемые огромным вентилятором, они разлетелись в разные стороны и вскоре осели на песке, на кустах, на траве. Теперь над Гиблым оврагом одиноко парил только бумажный змей. Если бы кто-нибудь некоторое время понаблюдал за ним, то заметил бы, что он с удивительным постоянством движется одним и тем же путём: сначала в вышине расширяющимися, затем, снижаясь почти до земли, сужающимися кругами и, наконец, снова стремительно взмывая вверх.
Когда Костя не явился к обеду, бабушка забеспокоилась:
- Никогда и не бывало, чтобы полдничать не пришёл!
Вскоре вернулся из поездки дед Григорий. Узнав, что внук как ушёл с утра, так ещё не бывал дома, он нахмурился и проворчал:
- Придётся ему вместе со змеем посидеть часок в чулане, чтобы знал порядок.
В деревнях ещё кое-где сохраняется обычай обедать в одно время всей семьёй.
Про себя, однако, Григорий отметил:
«Надо бы выйти за деревню посмотреть, не видать ли где змея».
Тут на глаза ему попалась бумажка, застрявшая в щели у двери. Он машинально, для порядка, поднял её, повертел в руках, не пригодится ли для самокрутки. Обнаружив, что она надорвана до середины, хотел выбросить, но вдруг внимание привлекла надпись, нацарапанная рукой внука:
«Уехал домой! Вернусь в воскресенье!
Костя».
Дед хмыкнул:
- По приятелю Алёшке, значит, соскучился!
Он вспомнил, что вчера, когда мастерил внуку игрушку, тот рядом выстригал такие бумажки, а потом долго что-то писал на них. Готовился, видимо, со змея запускать.
«Может, обиделся, что я его с собой в город прокатиться не позвал, - размышлял над запиской дед. - У него, как услышал про город, глазёнки так и заблестели. А не попросился, знает мой характер, шельмец. Когда можно, я и сам приглашу».
Григорий закурил, подумал ещё немного. Потом встал, надел кепку, вышел из дому и решительно зашагал к Гиблому оврагу.
«Если где и запускать змея, так только там. В этом овраге всегда ветрено».
Змея он заметил ещё издали, с поля. По дороге подобрал с кустов несколько уже знакомых бумажек с тем же текстом.
Взобравшись на крутой склон оврага, дед остановился, чтобы перевести дух. Заинтересовавшись странными виражами змея, он долго глядел на его выкрутасы.
«Подишь ты, как крутит, словно щепку в водовороте!» - пробормотал дед. Затем принялся сматывать бечёвку. На конце её, у самого змея, снова оказалась записка.
«Игрушку-то почему бросил! Что-то не похоже на мальца».
Дед Григорий внимательно осмотрел край обрыва, заглянул вниз, обшарил взглядом овраг и берега речушки. Нигде не было видно ни следов обвала, ни примятой травы, никаких намёков на падение мальчика.
«Нет, - уверенно заключил Григорий, - не похоже, чтобы сорвался. Да и обрыв не такой уж крутой, не разобьёшься. Речка - курица вброд перейдёт, утонуть никак нельзя. Совсем обмелела речушка-то! А ведь когда-то была куда там. Бочаги - крышка с ручками!» - по-стариковски ворча для порядку, рассуждал Григорий на обратном пути. Перейдя мостки, он немного прошёлся вдоль отлогого берега, но и там ничего подозрительного не обнаружил.
При солнечном свете овраг выглядел совсем безобидным, известным вдоль и поперёк и ничем не подтверждал свою дурную славу.
«Ежели к ужину не придёт, значит, и впрямь домой сорвался, - убеждённо решил дед Григорий. - Скучно, поди, одному-то стало. Да и то сказать, ребятишки в деревне совсем перевелись. Обезлюдели деревеньки. У нас вон зимой только в двух домах старики живут, остальные - пустуют. А что записок набросал, - вернулся к мысли о внуке Григорий, - а не сам спросился, так это - не из вредности. Мальчишки, они - народец шебутной. Им, чем обстановка заковыристей, тем интересней. Так старухе и доложу!» - заключил Григорий, подходя к дому. Его мог поправить бумажный змей - свидетель всего того, что произошло в овраге. Он бы рассказал о воздушном круговороте, похожем на воронку, горловиной вниз. Через неё из оврага постоянно засасывался воздух, опускаясь затем вниз по её невидимым, но плотным наружным стенкам. Это-то и заставляло змея то взмывать вверх, то снова плавно, по спирали, опускаться в овраг. Хоботком же своим эта странная воздушная воронка опиралась на камень синеватого цвета, чья слегка вогнутая поверхность выглядывала из земли у самого подножия обрыва.
