– Марго, привет. – Улыбается Оксана, распахнув дверь, на руках держит агукающего Мишку. Он тоже лыбится беззубым ртом, весь в мать, и тянет ко мне пухленькую ручку.
– Привет, Оксанка, выручайте. Нужна Лешина помощь. Он дома? – Мысленно скрещиваю пальцы, чтобы он не ушел на ночную смену.
– Сейчас позову, а что такое?
– Да вот, – делаю маленький шажок в сторону, открывая вид на храпящего Соколова. Он прикрылся согнутым локтем от яркой лампочки и откинул одну ногу в черном кроссовке в сторону.
– Ой, а кто это у нас тут такой хорошенький? – Ржет Оксанка. Таким тоном она обычно разговаривает с Мишей. – Что, Маргарита, отказала парню, а он приполз? Мой Лешка такой же был. Ле-е-еш! – Кричит она вглубь квартиры. – Мишка с интересом рассматривает Влада, засунув кулак в рот.
– Да, нет. Это парень моей подруги. Бывший. Неважно. Только маме не проболтайся, ладно?
Оксана жестом застегивает себе рот и делает большие глаза. В проеме появляется Леша, смотрит сначала на Соколова, потом на меня.
– Что, довела парня?
Вот уж точно «муж и жена – одна сатана».
– Помоги, пожалуйста, я одна этого кабана вниз не дотащу.
– Я тебе больше скажу: я его тоже один не дотащу, придется тебе помогать. Ты где его нашла? Поменьше не было? – Он снимает с крючка ветровку и обувается.
«Я не искала. Сам пристал на мою головушку», – думаю про себя.
Оксанка наблюдает, как мы с Лешей пыхтим, пытаясь поставить Соколова на ноги. Он в дрова. Ноги мягкие, как у тряпичной куклы. Леша закидывает его руку себе на плечо. Соколов мычит и повисает на нем бездыханным мешком.
– Придерживай его по бокам. – Кряхтит Леша и осторожно двигается к лифту.
Я тычу в кнопку первого этажа и держу Влада обеими руками за талию. Толстовка задирается, и я случайно касаюсь его оголенной кожи. Она сухая и гладкая на ощупь. Упругие боковые мышцы. На светлой коже хорошо видно несколько вздутых вен, уходящих под пояс джинс. Одергиваю руки. Подтягиваю толстовку пониже и берусь уже за мягкий хлопок. Как только мы выходим из подъезда, Влада начинает тошнить.
– Твою мать, Марго! Твой мачо мне на кроссовки попал.
– Прости, Леш. Я вам маминых пирожков в качестве извинений принесу.
Леша обожает мамины пирожки, поэтому замолкает и рассерженно сопит. Мы с трудом сажаем Соколова на лавку. Он моргает и вытирает рот рукавом толстовки. Видно, что ему очень хреново. Мне почему-то становится его жаль. Поддавшись порыву, я прошу Лешу побыть с ним, а сама бегу наверх. Беру телефон и кошелек. Убираю салат в холодильник и пишу родителям записку, что решила поехать к Тасе. Это беспроигрышный вариант: во-первых, вряд ли они будут проверять. Слишком привыкли, что мы с девчонками проводим очень много времени вместе. А, во-вторых, я могу поздно вернуться от девчонок или остаться у них ночевать.
Не могу бросить Соколова. Если отправлю его одного на такси – изведусь. Осталось узнать, где он живет. Закрываю квартиру и спускаюсь вниз.
– Я его тачку вон туда поставил. Машина – зверь. – Леша показывает рукой в направлении спортивной машины и отдает мне ключи. – Если бы тетя Маша увидела, как он на ее клумбе припарковался – кастрировала бы твоего мальчика. Как он вообще в таком состоянии сюда доехал?
Он не мой.
– Соколов. – Хлопаю его по колючей щеке. – Ты где живешь? Адрес свой называй. – Трясу его за плечо.
Влад открывает глаза и выдает матерную тираду, затем смотрит мне в глаза и бормочет:
– Ты такая красивая… – Перехватывает мою руку и целует пальцы, а потом громко икает.
– Марго, да ты роковуха. – Потешается Леша, поднимает голову вверх и посылает высунувшейся в окно Оксане воздушный поцелуй.
– Да вы в телефоне у него адрес посмотрите. – Говорит она громким шепотом на всю округу.
С горем пополам добыв адрес, мы садимся в машину. Вернее, я сажусь, а Леша грузит тело Соколова рядом со мной. Водитель подозрительно смотрит на нас и спрашивает:
– А парень мне салон не заблюет?
– Надеюсь, нет. – Читаю адрес с экрана телефона. – Спасибо, Леш. С меня пирожки. – Выглядываю из-за Соколова. – Леша салютует мне пальцами, приложенными ко лбу, и захлопывает дверь.
Я прошу водителя открыть окно. Пахнет вечерним городом: бензином, зеленью и почему-то сахаром. Думаю о Маринке. Как я и думала: жена папиного университетского приятеля занимается ее проблемой. Осталось только уговорить Марину хотя бы на первый прием.
Водитель мне, к счастью, попался спокойный и неболтливый. Машину не дергает, не гонит. По радио начинает играть песня. В этот момент мирно дремавший Соколов распахивает глаза и начинает фальшиво подпевать:
– Но я тысячу раз обрывал провода-а-а. Сам себе кричал: «Ухожу навсегда-а-а» (прим. — В.Меладзе «Салют, Вера!») – Он пьяно улыбается мне, потом водителю в зеркало заднего вида и размахивает указательными пальцами в такт.
– Ему, похоже, нравится.
– Ага, не то слово.
Дорога свободная, поэтому мы быстро доезжаем до места назначения под аккомпанемент Соколова. Без зазрения совести беру нужную сумму из кошелька Влада и прошу водителя помочь донести его до квартиры.
Когда я, наконец, заваливаюсь с Соколовым в прихожую, с меня сходит сто потов. Спину ломит. Зараза стокилограммовая. Нужно довести его до дивана, поставить тазик и валить. Стягиваю с него в темноте кроссовки и чувствую горячую ладонь на спине.
– Марго, побудь со мной. – Бормочет Влад.
18
Поднимаю голову, но ничего не вижу в темноте, даже очертаний. Слышу только его тяжелое дыхание, как будто каждое слово ему дается с трудом. Каждый вдох-выдох бьет по моим нервам. Я раньше никогда не была дома у парня. Вот так, чтобы поздним вечером один на один, не считая Олега, конечно. Как я уже говорила, наше совместное пребывание на одной территории было вынужденным. И поедание конфет в двенадцать лет под «Один дома» (прим. — американская, новогодняя комедия 1990 года) не считается.
– Побудь со мной, – повторяет Влад.
Его прикосновение не имеет ничего общего с сексуальностью, это скорее просьба о помощи на невербальном уровне. Но сердце все равно делает тревожный кульбит в груди.
Что-то щелкает, и под потолком загорается несколько светильников. Влад сидит на небольшом сером пуфе. Его взгляд мутный, но с проблеском мысли. Волосы взъерошены, и мне почему-то хочется их пригладить. На вид они жесткие и непослушные, как и их обладатель.
Вот зачем так нажираться? Самостоятельно создавать себе плохое самочувствие в то время, как другие люди мечтают о хорошем здоровье.
– Посиди, я тебе воды принесу. – Поднимаюсь и прохожу вглубь квартиры.
Шарю руками по стене и нахожу какой-то навороченный выключатель. Наугад щелкаю одной из кнопок. Сначала загорается тусклый свет, а потом интенсивность нарастает и передо мной открывается вид на «берлогу» Соколова.
Осматриваю огромную кухонную зону, совмещенную с гостиной. Дальше коридор и еще несколько дверей. Здесь навскидку квадратов двести. Это сколько же надо утром потратить времени, чтобы дойти из одного конца квартиры в другой? Он что, здесь на самокате ездит? Все дорого, минималистично и жутко уныло. Как будто квартира лишена души: ни милых сердцу вещиц, ни фотографий, ни уютных подушек на диване. Ощущение, будто находишься в холодном аквариуме: я бы здесь с ума сошла. Хороши, на мой взгляд, лишь панорамные окна. Я вижу в них огни города и свое немного расплывчатое отражение: серые спортивные штаны и розовую, широкую толстовку.
Обхожу кухонный остров и начинаю искать стаканы по шкафам. Открываю по очереди глянцевые дверцы и вижу то ряд бутылок вина, то блестящие приборы, то кучу консервированных оливок и ананасов. Большая часть посуды новая, ни разу не использованная. На некоторых сковородах все еще приклеена этикетка. Спустя какое-то время безуспешных поисков я решаю просто достать бутылку воды из холодильника. Не плохо еще было бы дать Соколову какую-нибудь таблетку или уголь в крайнем случае, но боюсь, аптечку мне здесь не найти. Она, скорее всего, находится в ванной.
