– Может, я все-таки помогу тебе? – В который раз спрашиваю я.
– Не выдумывай. Сейчас выручку пересчитаю и пойдем. – Отмахивается она.
Я пью чай с лимоном и искоса наблюдаю за Маринкой. Она держится молодцом: после расставания дня четыре предавалась горю, а потом взяла себя в руки. Мы хорошо сдали работу по социологии и были допущены к экзамену, чему я несказанно рада, потому что почти треть группы была направлена на пересдачу под хищным прищуром Олеси Игоревны.
Марина подрезала волосы. Теперь она носит маленькое, французское каре, выгодно подчеркивающее шею, а на работе она закалывает передние пряди от лица, чтобы не мешали. Образ стал строже, но ей идет. На работе она носит простые, лаконичные вещи. Сегодня – черную водолазку и джинсы-бананы. На Марину часто засматриваются мужчины. Я за час двоих видела, пока сидела в кафе с ноутбуком.
Наверное, девушек и правда тянет на изменения после расставания. Сколько они «встречались» с Владом? Месяц, полтора? Да, примерно полтора месяца. И мне неведома глубина ее чувств, также, как и обиды, но я в чем-то согласна с Соколовым: едва ли можно говорить о настоящей любви со стороны Марины. Здесь другое – симпатия, израненное самолюбие, разочарование. Соколовым трудно не заинтересоваться. Еще пару недель назад я бы руку на отсечение дала, что он не сможет пробудить во мне никаких чувств, кроме раздражения.
– Закрой дверь, пожалуйста. – Говорит Марина. – А то в прошлый раз одна прибабахнутая заперлась и кофе требовала после закрытия и плевать ей было, что я кофе-машину помыла.
Встаю и поворачиваю ключ в двери. Переворачиваю табличку надписью «closed» на улицу.
– Как впечатление от Анны Петровны? – У Марины была первая консультация, назначенная папой. Чего нам с Тасей стоило, заставить Марину туда дойти. Я приводила факты, после того как Марина на нас по очереди наорала, а Тася использовала весь свой спектр увещеваний: от легких угроз до грубого шантажа. Мы просто взяли Маринку измором. В клинику она пошла одна, отказавшись от сопровождения.
– Ну, не знаю. – Маринка снимает черный фартук и отключает кассу. – Не поняла я ни ее, ни смысла моего пребывания в ее дорогущем кабинете. Прямо страшно дышать было. У нее туфли от Гуччи, прикинь? Сначала она начала в моем детстве копаться, про мать спрашивать, сочувствовать мне зачем-то. Я ее вроде об этом не просила, потом провела тест ассоциативный. Тухляк, короче.
Она поднимает на меня глаза и осекается, теребя сережку.
– Извини, Марго, это же знакомая дяди Бори. Может, мы с ней просто не поняли друг друга? Мне трудно по одному приему что-то сказать, да и дорого у нее, скорее всего.
– Не знаю, Марин. Если она тебе не нравится, можем поискать кого-нибудь другого.
– Зачем вообще кого-то искать? Со мной все окей.
Я захожу за прилавок и убираю кружку в посудомоечную машину. Становлюсь рядом с Мариной, касаясь ее плеча.
– А зачем ходят к специалисту? Чтобы решить свою проблему и быть счастливой. Ну, или, на крайний случай, чтобы получить облегчение в моменте.
– Тебе легко говорить. – Грустно усмехается она. – Ты со школы за раз можешь три сосиски в тесте умять и все равно быть стройной. А я на ломтик сыра утром посмотрю и хоп, плюс килограмм на весах.
– Ну, можно же найти другой способ, чтобы быть стройной без тирании по отношению к себе. Ты же понимаешь, что проблема кроется не в еде, а в чем-то более серьезном?
«Например, в детском, бессознательном желании держать хоть что-то в этой жизни под контролем», – думаю про себя.
– Не знаю, она смотрит в окно. Мне, если честно, так все надоело. Я жутко устала. Иногда думаю, зачем мне все это?
В ее голосе – усталость и тоска. Сколько бы я не пыталась себя убедить, что действовала во благо Марины, меня мучает совесть. С Соколовым она была веселой и выглядела счастливой. Не знаю была ли, но казалась со стороны счастливой.
– Давай дадим терапии еще один шанс? Мы с Тасей рядом. – Говорю, глядя на ее тонкие пальцы. Очень хочется обнять ее, но я чувствую, что это будет лишним. – Хотя бы в качестве эксперимента для будущей профессии. Вдруг ты потом частную практику откроешь? Папе очень нравится его работа. Он говорит, что нет ничего лучше, чем когда туман рассеивается, и его клиент ясно видит проблему, которая мучала его многие годы.
– Ладно. – Кивает Марина и внимательно смотрит на меня. – Спасибо, что ты рядом. Я не знаю, чтобы делала без вас. Чувствую себя использованной тряпкой. – Ее голос срывается. Она закатывает глаза, чтобы не заплакать. – Не знаю, зачем Соколов вообще начинал со мной мутить. Он ничего ко мне не испытывал. Вообще. Я это чувствовала, просто не хотела верить. Дура.
– Марин…
– Он сейчас не с Лилей точно. Я ее видела. Ходит, как побитая собака. – Она вытирает глаза рукавом водолазки, и ее голос приобретает едкие, злые ноты. – Даже знать не хочу, с кем он сейчас. Меня от одного его вида тошнит, а его новую проститутку я, тем более, не желаю видеть. Хорошо хоть ему в голову приходит не мелькать у меня перед глазами. Я его везде заблокировала.
– А с чего ты взяла, что он сразу после тебя с кем-то встречаться начал? – Осторожно спрашиваю я.
– Ну, как, – она непонимающе смотрит на меня. – Марго, вспомни, ты сама мне говорила, что он спит со всем, что движется, только его за это, в отличие от женщин, не порицают. Ты была права. Зря я тебя не слушала. – Марина зло швыряет фартук в открытую дверь подсобной и попадает прямо в корзину с грязным бельем.
Мне хочется провалиться сквозь землю. Я правда хотела как лучше. Верила, что оберегаю близкого мне человека. И что теперь? Остаются чистые факты: намерения никого не интересуют.
– Марго, мне нужно буквально пять минут. – Она принимается считать выручку.
Я подхожу к столику и убираю ноутбук в чехол. Руки действуют машинально: мои мысли всецело занимает Влад. Все эти дни я оставалась верной принятому решению – держать дистанцию – с момента, как ушла из его квартиры. Но Соколов был настойчив и предпринимал какое-то аномальное количество попыток поговорить со мной.
Вчера днем он поймал меня у старого корпуса. Я не видела его, когда проходила мимо: ужасно испугалась, когда Влад дернул меня за руку и резко прижал к кирпичной стене.
– Ты долго еще будешь ссыкливо бегать от меня? – Спросил спокойно, но глаза синие, злые, чужие. Как будто он имеет право злиться на меня. – Я уже неделю за тобой по всему городу таскаюсь. – Он уперся одной ладонью рядом с моей головой. Стоял так близко, что я могла рассмотреть каждый волосок широких бровей и маленькую родинку на нижней челюсти.
– Слова выбирай. Или ты подумал, что раз я тебя пьяного таскала, то можно мне претензии предъявлять? – Сжимаю кулаки. Мне и так сложно, зачем все усугублять.
Он плотно сжимает губы, а я продолжаю спокойнее:
– Влад, я уже все тебе сказала: нам с тобой лучше не видеться.
– Это из-за Марины или потому что я тебе не нравлюсь? – Приближается вплотную, уперевшись второй рукой в стену.
– И то, и другое. – Отвожу взгляд в сторону.
– Да-а? Надо же. – Издевательски тянет он и берет меня за подбородок. Не больно, но крепко. – Посмотри мне в глаза и скажи, что я тебе не нравлюсь.
Снова чувствую солоноватый, свежий аромат и на мгновенье прикрываю глаза, чтобы отгородиться от него.
– Марго!
– Да отвали ты. – Отталкиваю его так сильно, как только могу, и быстро иду по аллее.
– Я поговорю с Мариной и все ей объясню! – Кричит мне в след, а я, как ужаленная в зад, несусь назад.
– Не смей, Соколов! Слышишь! – Ведомая страхом, агрессивно тычу в него пальцем. – Хватит! Поставим точку на этом замусоленном листе.
Он по привычке убирает руки в карманы брюк и хмурится.
– Марго, я все. – Вырывает меня Марина из болезненного воспоминания. – Идем?
Она стоит передо мной с сумкой и звенит перед носом ключами.
– Чаевые сегодня неплохие. Хочешь зайдем за бургерами для вас с Тасей?
– Только если ты к нам присоединишься. – Улыбаюсь через силу.
