Возвращаюсь в холл – Влада нет, но из-за боковой двери слышится шум воды. Сажусь на пуф и принимаюсь ждать. Телефон Влада рядом со мной загорается и ерзает по бархатной оббивке – звонит Бусаев. Теперь уже не нужно, спасибо. Соколов оклемается и сам с ним поговорит.
Шум воды сникает, но Влада как-то подозрительно долго нет. Я начинаю переживать: как бы глупую башку себе не разбил. Словно в подтверждение моим словам, слышится грохот, как будто свалилась какая-то полка со всем содержимым. Подхожу к двери и осторожно стучусь.
– Соколов, ты там нос себе не расквасил?
В ответ тишина. Стучусь снова.
– Соколов?
– Заходи.
Осторожно приоткрываю дверь. Похоже на гостевую уборную: подвесной туалет, душевая кабина с матовыми стеклами, зеркальный шкафчик, стопка белых полотенец. Соколов действительно свалил металлический, черный бокс с разными флаконами.
Он стоит по пояс голый, вполоборота ко мне, и сушит волосы полотенцем. Сколько бы я не храбрилась, а мое неискушенное сердце екает. Широкая, гладкая спина, проработанные мышцы пресса, крепкие руки – чистая эстетика. Чтобы сбросить с себя наваждение, присаживаюсь и принимаюсь собирать флаконы с шампунями.
– Ты как? – Спрашиваю, не глядя на него.
– Ничего, почти оклемался. – Отвечает он хрипло. – Марго, да брось ты их. – К нему почти вернулась нормальная артикуляция, надо же.
Определяю бокс на широкий подоконник, рядом со стопкой чистых полотенец и поворачиваюсь. Я не ожидала, что Влад подошел так близко. Стоял за спиной почти вплотную. Упираюсь глазами в его грудь и не знаю, куда себя деть. Мой взгляд мечется и цепляет то вены на его предплечьях, то темно-розовые соски, то бьющуюся жилку на шее. От него пахнет чем-то мятным, похоже на пасту или ополаскиватель. Он молчит, и это напрягает. Боюсь, но поднимаю глаза. Влад все это время смотрел на меня: я тут же встречаюсь с ним глазами. В его взгляде все еще гуляет туман. Они такие синие, просто мистика какая-то. Ну, не бывает в природе таких глаз. Его кадык дергается. Он опускает ладони мне на плечи и медленно наклоняется к моему лицу. Очень медленно.
Хватаюсь за его плечо: то ли тяну к себе, то ли отталкиваю. Его резко ведет в сторону.
– Влад, тебе нужно прилечь. – Тихо говорю я и закидываю его руку себе на плечо, как это делал Леша.
Мы аккуратно бредем через холл к большому дивану. Влад периодически спотыкается и, достигнув заветной цели, заваливается, издав стон облегчения. Да, переоценила я его состояние. Возвращаюсь в холл за минералкой. Откручиваю на ходу крышку и протягиваю ему.
– Пей.
Он морщится.
– Давай-давай.
Соколов приподнимается и жадно начинает хлебать воду из бутылки. Ставит ее на стеклянный столик и снова ложится. Вижу на его предплечьях мурашки и иду на поиски пледа или одеяла. Толкаю первую дверь – комната пустая, не считая коробок, поставленных друг на друга. Недавно переехал и не успел разобрать все вещи? Может быть, поэтому его квартира выглядит неуютно? Подхожу ближе к коробкам. На верхней черным маркером написано «Геля». Из нее торчит тоненькая книга в голубой обложке. Тяну ее за корешок. «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» – значится на обложке (прим. — повесть-притча Ричарда Баха). Примерно на середине книги есть снимок, видимо, служащий в качестве закладки. Подношу снимок ближе к глазам, потому что комната освещена лишь тонкой полоской света, проникающей из коридора.
На снимке старшеклассник-Соколов и девочка-подросток на фоне яркой зелени. Похоже, фото сделано в где-то в парке бушующей весной. На заднем фоне виднеются черепичные крыши. Оба в форме – синие пиджаки с нашивкой с левой стороны. Под пиджаком у него белая рубашка, а у девочки – розовая. У нее пушистые волосы, густо накрашенные ресницы, заразительная улыбка и что примечательно – родимое, красное пятно с правой стороны. Оно захватывает верхнюю часть щеки, касается внутреннего уголка глаза и крыла носа. Такого человека сразу выхватишь взглядом из толпы. Не могу сказать, что оно ее портит, скорее выглядит непривычно. Девочка яркая, даже на снимке видно, сколько в ней жизни и любопытства. Соколов тоже улыбается и обнимает ее обеими руками за плечи, словно оберегая от внешнего мира.
Кручу снимок в руках, понимая, что переступила границу дозволенного. Как будто заглянула в ту часть его жизни, куда меня не пускали. Убираю фото и книгу на место, выхожу и прикрываю за собой дверь.
Я могла бы предположить, что это его младшая сестра, но они совсем не похожи: она темненькая, с другим овалом лица и формой глаз. Может, школьная подруга или первая любовь? Не зря же он хранит этот снимок. Последняя мысль неприятно царапает сердце.
Спальню я нахожу быстро – следующая дверь по коридору. Стягиваю бежевое одеяло с кровати и иду в гостиную. Соколов дремлет на боку. Его грудь спокойно поднимается и опускается в такт дыханию. Подхожу к дивану, скомкав мягкое одеяло в руках. Его лицо полностью расслабленно: черты лица кажутся мягче, человечнее. Мне хочется провести пальцем по спинке носа и снова коснуться колючей щеки. Это неконтролируемое желание больше похоже на импульс.
– Ты меня рассматриваешь, Марго с косичками? – Вдруг спрашивает он, не открывая глаз. – Нравлюсь?
– Ты меня раскусил. Я сегодня влюбилась в тебя, когда ты Леше кроссовки заблевал. – Показательно-равнодушно хмыкаю я.
– Сорян. Я куплю новые.
– Ну, конечно, купишь. Ты же… – Договорить я не успеваю, потому что Влад распахивает глаза и резко дергает меня за руку на себя.
Я заваливаюсь на него, не выпуская одеяло из рук. Соколов обвивает меня руками и притягивает мое бедро к себе. Он действует так быстро, что я не успеваю опомниться. Упираюсь носом в его ключицу. Чувствую тяжесть его рук. Сердце стучит быстро-быстро.
– Влад…
– Кто такой Леша? – Ухо обдает его теплое дыхание.
– Сосед.
– Надеюсь, он тупой и страшный, и совсем тебе не нравится.
– Нормальный он. Что ты за бред говоришь?
– От тебя пахнет ирисками. – Влад нюхает мои волосы и гладит плечи. – Останься, пожалуйста.
Я замираю и пытаюсь сообразить, что делать дальше. Я не останусь. Остаться – значит окончательно предать Марину. Я не смогу спать у него на груди, а потом проснуться нос к носу и делать вид, что для меня это ничего не означает. Я, итак, уже наследила. Чем дальше, тем сложнее становится. Это как оттягивать необходимое лечение, пока болезнь не перейдет в категорию хронических.
Поднимаю глаза: Влад уснул. Осторожно, чтобы его не разбудить, высвобождаюсь из его рук. Почти бесшумно накрываю его одеялом. Выключаю везде свет и выхожу из квартиры, предварительно проверив, захлопывается ли дверь.
Так будет лучше. Лучше нам держать дистанцию.
19
Неделю спустя
Я сижу за столиком в опустевшем кафе и смотрю на большую, неоновую чашку кофе, прикрепленную к окну. Сегодня у Маринки вечерняя смена, до девяти вечера. Ее напарник, веснушчатый Кирилл, по-моему, ушел пораньше – готовиться к зачету. Мы остались с ней вдвоем.
Маринка полирует пустую витрину, распыляя вонючее, голубое средство для стекол.
