Можер хмыкнул и, слегка нахмурившись, искоса посмотрел на нее:
– Что ты так вытаращилась на меня, будто хочешь сожрать живьем? Мне приходилось ловить на себе такие взгляды, от которых мужчина теряет голову. Но я не из той породы, тебе ясно, принцесса?
Ее взгляд потух и упал вниз, уткнувшись в землю. Она слегка покраснела. Потом негромко произнесла:
– Тебе просто показалось.
– Может быть. Вам, бабам, виднее. А скажи-ка мне, зачем ты сюда пришла? Разве конюшня – подходящее место для дочери короля?
– Не хочу говорить тебе неправду…
– Тогда говори правду, чёрт возьми!
– Хотелось посмотреть на тебя поближе.
– Значит, до этого видела издалека?
– Да, мы с сестрой заметили вас двоих, когда вы подъезжали к воротам замка.
– Теперь я понимаю… Но вот что странно: ты почему-то всё не уходишь, хотя я уже, наверное, раз сто сумел тебе надерзить. Ага, закивала, значит, это так. Так почему все же не уходишь?
– Хочешь знать? – спросила Гизела игриво.
– Конечно, чёрт побери! – воскликнул нормандец. – Мне даже стало интересно.
– Потому что я хочу с тобой дружить.
– В самом деле? – рассмеялся Можер. – Да ведь мы уже подружились, разве не так?
Гизела вся засветилась улыбкой.
– И еще я хотела сказать… – она снова с любовью взглянула нормандцу в глаза, – что ты начинаешь мне нравиться.
– Провалиться мне на этом месте! – вскричал Можер. – Скажи мне эти слова другая, похуже тебя, ей-богу, прихлопнул бы как муху! Но тебе я готов простить. Ты славная принцесса, чёрт подери, в замке моего отца я повидал таких предостаточно.
– Значит, я тоже нравлюсь тебе? – с плохо скрываемой надеждой утвердительного ответа спросила Гизела.
– Конечно! Мне нравится любая, которая не корчит из себя недотрогу.
– Вот даже как? Ну а если… корчит?
– Тогда я посылаю ее ко всем чертям!
– А если, несмотря ни на что, ты все же хочешь обладать ею?
– Тогда я легко добиваюсь, чего хочу.
– Тебе приходится держать ее, чтобы она не вырывалась?
– Я держу ее, всего лишь одним пальцем прижимая к постели.
– Со мной тебе не придется утруждать себя.
– Я знал, что мы быстро договоримся.
– Хочешь, пойдем в замок? Мы продолжим разговор у меня в покоях. Нам принесут хорошего вина.
– А как же герцогиня Беатриса? Ведь она посылала за тобой.
– Пустяки, – махнула Гизела рукой. – Вероятно, она хочет дать кое-какие наставления перед своей поездкой.
– И все же загляни к ней.
– Загляну.
Можер отвел лошадь в стойло, задвинул засов, и они вдвоем с Гизелой направились во дворец.
Герцогиня вернулась из поездки сердитая и усталая, но всё же торжество светилось в ее глазах.
– Я так и знала, что этим все кончится, – падая в кресло, ответила она на вопрос Карла Лотарингского об успехе ее миссии.
– Вам не удалось добиться их согласия? – искренне удивился герцог.
– Мне не удалось их помирить.
– Разве они в ссоре?
– Вечная война свекрови с невесткой, такая же старая, как этот мир. Я думала, может, эти умнее, ведь обе императрицы. Казалось бы, чего им делить!
– Чёрт бы побрал этих женщин! – выругался Карл и, вскочив с места, принялся шагать по комнате. – Вот что значит нет сильной мужской руки. Что же им мешает спокойно править империей? Генрих Строптивый усмирен, их извечный враг Лотарь умер, так чего им теперь недостает?
– А вы еще не догадались?
Карл остановился, будто взгляд герцогини заставил его сделать это, и повернулся к ней:
– Борьба за власть?
– Именно Карл! Им мало своей женской войны, так они дерутся за Оттона! Кто будет управлять империей: Аделаида или Феофано? Кто станет воспитывать юного императора: родная мать или свекровь? Момент удобный, он должен привыкнуть и далее подчиняться только одной из них, ведь ему всего семь лет.
– Чем же кончилось? Которая стала регентшей?
– Мать. Конечно же, Феофано. Но свекровь не сдается, внук всегда при ней. Льнет к тому, кто добрее. Феофано сурова, ее беседы с сыном лишь о том, как управлять. А ребенка тянет к детским играм. Бабка умна и хорошо это понимает. Императрица скрипит зубами и грозится отослать ее подальше. Но свекровь не робкого десятка. Мать короля франков – ее дочь, Людовик – внук; вот козырь! Сильнее его нет. В ответ на выпады невестки она грозится уехать на запад, чтобы заставить франкского короля пойти войной на Феофано и отобрать у нее внука. Невестка обещает выставить против нее византийскую армию. Дело пахнет скандалом. А тут я с предложением мира с франками!
– Надо думать, Феофано была не против, – заметил герцог.
– Еще бы! Она сразу вцепилась в это мертвой хваткой. Правда, помог делу Герберт Орильякский. Пока свекровь раздумывала, он уведомил обо всем невестку. Та поначалу повела себя вызывающе, негодуя, что не она узнала первой. Но где бы я стала ее искать, ведь ее не было, когда я приехала. Знал о том, где она, один Герберт. Он и посоветовал иметь дело лишь с Феофано как с законной императрицей. Однако на встречу поедут обе: без свекрови никак нельзя. Ни Эмма, ни Людовик не простят этого Феофано.
– Что же Аделаида? Дала согласие?
– Мне стоило немалых трудов добиться этого. Упор делался на одно: место ли семейным распрям перед актом заключения мира между двумя соседними и, заметьте себе, герцог, родственными державами! В конце концов я ее добила. Затем условились о встрече: двадцать пятого мая в Монфокон-ан-Аргонн.
– Участники? – коротко спросил Карл.
– Кроме нас с вами – король Людовик, Эмма, обе императрицы и Гуго. Как только вернетесь в Лан, пусть король немедленно известит об этом мать и герцога франков. Вслед за вами, чуть позднее, я сама прибуду в Лан. Сейчас меня задерживают кое-какие дела, не то я отправилась бы вместе с вами.
– Непременно приезжайте, герцогиня, ведь на среду восемнадцатого мая назначено заседание в Компьене: король будет судить Адальберона.
– Сдался ему этот святоша! Будто без него не хватает забот.
– Это дело чести. Людовик будет судить его как предателя.
– Много шуму, да мало толку, – повела бровью герцогиня. – Попробуй заставить лису есть яблоки, коли ей милее воровать кур.
– Архиепископа осудят и сошлют, это послужит наглядным примером для других. Так полагает король, но не ошибусь, если скажу, что так не думаем мы с вами.
– Что же сделали бы вы на месте племянника?
– То же, что и вы, – уклончиво ответил Карл.
– Хотите, чтобы я первой раскрыла карты? – усмехнулась Беатриса. – Что ж, пожалуйста, раз вам этого так хочется. Что делали римляне с неугодными правителями или консулами? Судили? Ссылали? Как бы не так! Возня, да и только. Яд, меч, кинжал или стрела – вот орудие власти. Пусть это грубо и подло, но только это порою спасает от смерти тебя самого. К тому же у других вызывает страх, тот, в свою очередь, – раболепие.
