– Ну так что? – Дымков выжидательно смотрел на него.
– Идем.
Глянцев быстро поднялся со стула.
– Если вы не возражаете, Андрей Викторович, то мы начнем допрос.
– Конечно, – отозвался Андрей. Он случайно посмотрел в окно – там уже собирались люди.
Они спустились вниз, где располагался изолятор, и дежурный с лязгом открыл тяжелую дверь. Андрей со следователем оказались в длинном коридоре. Почти в самом конце маячила охрана – две шкафообразные фигуры.
– Это его камера, – пояснил Борис Сергеевич. – Вынуждены принять дополнительные меры безопасности.
– Угу, – буркнул Андрей, морща нос от затхлого запаха, царившего в изоляторе. Вскоре они оказались у нужной двери. Один из охранников открыл дверь, и следователь с адвокатом вошли внутрь.
* * *
– Из-за конфет… сучара бацилльная, – шипел Сергей.
– Светка, остынь! – рявкнул Митя Ростовский, но тут же зашелся кашлем. Однако Сергей, казалось, не слышал смотрящего. Он схватил за грязный воротник Галю и прижал стилет к горлу «петуха».
– Давай режь, – равнодушно отозвался Галя и шмыгнул носом. – Отсидишь еще годков семь-десять, зато на душе спокойно будет. И меня никто Галей называть не станет…
В камере стояла полнейшая тишина, слышался лишь звук журчащего ручейка, стекающего из крана над «дальняком». Сергей тяжело дышал, как после марафона, рука со стилетом стала мелко дрожать.
– Ну же? – Галя посмотрел ему прямо в глаза, и Сергей едва не выронил свое импровизированное оружие – такой безысходной тоски в глазах ему еще никогда не доводилось видеть.
Возле двери загремели ключами.
Сергей, мгновенно оценив обстановку, бросил стилет на пол (при падении от рукоятки отломился кусок) и ногой зашвырнул обломки под чью-то шконку.
– Римакин, на выход, – лениво процедил появившийся «пупкарь», ковыряясь в зубах спичкой. – С вещами, – прибавил он с явной неохотой, делая шаг назад.
Сгорбившись, Сергей направился к выходу. Вещей у него, кроме загаженной «скрутки», не было, разве что зубная щетка, но брать ее с собой он не намеревался.
– Падла, такое «перо» «законтачил», – злобно процедил ему вслед Зяба. – Смотри, Светка, не забудь на воле, чем ты здесь был. А лучше сразу отсюда в «хозяйственный» шлепай – веревку с мылом ку…
Сергей, не оборачиваясь, вышел, не дослушав напутственную речь зэка. Дверь за ним с шумом захлопнулась, словно пытаясь отсечь его от этой части жизни.
* * *
Следователь первым вошел в камеру, Андрей шагнул следом. Он старался выглядеть бесстрастным, но, увидев за столом неподвижно сидящую фигуру со стеклянным взглядом, сердце его подскочило куда-то к глотке – несомненно, это был он. Роман Власов, тот самый тип, у которого он приобрел дом.
Борис Сергеевич сел напротив задержанного и принялся раскладывать бумаги.
– Это ваш адвокат, – сказал он отрывисто. – Андрей Викторович Белов. Сегодня он будет присутствовать при вашем допросе.
Мужчина даже не посмотрел в их сторону, лишь вяло пошевелил рукой, пристегнутой наручниками к столу. Его взор был устремлен куда-то в пустоту. Андрей обратил внимание на его разбитую бровь с подсохшей коркой крови, а также распухшую губу. Следователь заметил это и торопливо пояснил:
– Повреждения получены при задержании, так как оказал сопротивление.
– Вы не против, если я буду представлять ваши интересы? – спросил Андрей у обвиняемого, но реакции не последовало. С таким же успехом адвокат мог бы беседовать с намертво прикрученной к полу табуреткой, на которой сидел Власов.
– Будем считать, что он согласен, – криво улыбнулся Глянцев, но Андрей продолжал молча смотреть на задержанного. Ему начало казаться, что Власов попросту не понимает происходящего.
– Итак, приступим к допросу, – засуетился Борис Сергеевич. Он наспех зачитал задержанному предусмотренные кодексом права, после чего начал задавать вопросы. Однако Власов продолжал сидеть истуканом с ничего не выражающим взглядом. Следователь постепенно выходил из себя, и лишь присутствие адвоката останавливало его от радикальных мер.
– Мне кажется, Борис Сергеевич, сегодня ваш протокол допроса останется чистым, – вмешался Белов. – Вы же видите, он неадекватен. Его нужно на психиатрическую экспертизу направлять.
– Уже назначена, – не скрывая раздражения, сказал следователь. «От дачи показаний отказался» – написал он в протоколе и попросил адвоката расписаться. На разбитых губах задержанного вдруг заиграла странная ухмылка.
– Я приду завтра утром, Власов, – громко и членораздельно произнес следователь, но тот и ухом не повел. Из уголка рта потянулась длинная ниточка слюны, и Глянцев поморщился. – Ты только под психа не коси, ладно? – фыркнул он, собирая документы в папку. Протянул руку и помахал ладонью перед глазами прикованного к столу мужчины. Глаза Власова секунду оставались безжизненными кусками стекла, затем он неожиданно вздрогнул и лязгнул челюстями, словно пытаясь укусить следователя.
– Ах… сука, – потемнел от гнева Глянцев. Власов негромко засмеялся.
– Борис Сергеевич, можно я попрошу нас оставить вдвоем минут на десять? – спросил Андрей. Следователь удивленно посмотрел на адвоката.
– Конечно, это ваше право. Когда закончите, нажмите на эту кнопку, – сказал он и вышел из камеры.
– Роман Юрьевич, вы помните меня? – спросил Андрей. Тишина. – Я купил у вас дом на Лесной улице. Кстати, молчание – не очень хорошая тактика в вашем положении, – заметил Андрей. – Уж поверьте мне.
Он посмотрел на руки задержанного. Они были грязные, все в мелких порезах и ссадинах, но Андрея интересовало не это. Руки были большие, прямо-таки громадные. Ими можно было без особых усилий сломать толстую палку. Или задушить школьницу.
– Если вы хотите другого адвоката, то нет никаких про…
– Я узнал вас, – внезапно сказал Власов. Голос его был хриплым и сонным, будто он только что оторвал голову от подушки, но глаза преобразились. Теперь вместо бессмысленного взгляда манекена адвоката буравили пронзительные глаза. – А мир-то тесен, не так ли?
Он засмеялся, но тут же замолчал и замер, будто прислушиваясь к чему-то.
– Хорошо, что тут никогда не выключают свет, – понизив голос, сообщил Власов Андрею с таким видом, будто выдал страшную тайну. – Все страшные вещи в этом мире происходят в темноте.
– Вы не хотите мне что-нибудь сказать об этих убийствах? Вы ведь знаете, в чем вас подозревают?
Плечи мужчины поникли.
– Да, – выдавил он.
– Вы что-то можете пояснить по этому поводу?
Странная улыбка вновь появилась на крупном лице Власова.
– Если я скажу, что убийца не я, в моей судьбе что-то изменится? Может, сразу назовете сумму вашего гонорара?
– Гонорар тут не при чем.
– Правильно, ни при чем, – вдруг согласился Власов. – Что ж, признаю, это моих рук дело. Но пока я говорю это только вам, и никаких подробностей от меня не ждите.
С каким-то злобным весельем он потряс прикованной рукой и сказал:
– Потому что, по большому счету, это не имеет значения. Сколько бы я ни заплатил вам, мне крышка. Так-то. Это только в кино и в книжках адвокаты вытаскивают своих клиентов в подобных ситуациях, но здесь особый случай. И ты ничего не изменишь.
– Мне будет трудно как-то помочь вам, если диалог между нами будет проходить в таком русле, – сказал Андрей.
– У меня болит голова, – пожаловался Власов, но в его глазах прятались искорки безумного возбуждения. – Наверное, вам лучше уйти.
– Вашу мать зовут Ксения? Она была недавно у нас.
Власов вздрогнул, улыбка мгновенно растаяла.
– Зачем она приходила? – закашлявшись, спросил он.
– Я бы сам хотел это знать, – ответил Белов.
– Она… она давно не в себе.
– Зачем вы продали свой дом? – задал вопрос Андрей. – Ваша мать осталась на улице, вы переехали в какой-то барак…
– Разве это ваше дело, адвокат? И разве это как-то поможет вам защищать мои интересы?
Андрей понял, что ничего путного от этого разговора он не добьется. Он нажал на кнопку и поднялся из-за стола. Дверь отворилась, и в камеру зашел конвойный.
– Эй, адвокат! – вполголоса позвал Власов. Андрей обернулся. Лицо задержанного было белее мела. – Будь осторожен, – шепотом произнес он. – Смотри, не открой ящик Пандоры.
* * *
– Папа уехал по работе, – сообщила Елизавета Ивановна, когда Алла вышла на кухню.
– Я знаю, он заходил ко мне, – сказала девочка, заводя прядь волос за ухо.
Это движение не ускользнуло от пожилой женщины. «Она это сделала так, будто это ее настоящие волосы», – проскользнула у женщины мысль.
– Зачем ты носишь дома парик? – мягко спросила она. – Тебя ведь никто, кроме нас, не видит.
– А вы никогда больше и не увидите, какая я была до этого, – снисходительно сказала Алла, подвигая к себе тарелку с рисовой кашей. Она подозрительно ковырнула ложкой кашу (так как не очень любила такие завтраки), но все же стала есть.
