– И что же ты собираешься делать?
– Пока ничего. К нам никаких претензий нет, дом чист, – сказал Андрей. – Поверь, никто нас больше беспокоить не будет.
– Сынок, я никогда не смогу уснуть в доме, где жил убийца детей, – тихо сказала Елизавета Ивановна. – Здесь тяжелая аура, Андрюша. Я прямо сердцем чувствую.
– Опять ты за свое, мама, – сморщился адвокат. – Пойми простую вещь: вот это, – Белов обвел пространство рукой, – просто каменная коробка. То, что раньше тут обитал какой-то негодяй и убийца, что, кстати, пока не доказано, ни о чем еще не говорит.
– Это ты выбросил старый парик Аллы? – решила сменить неприятную тему Елизавета Ивановна.
Андрей с недоумением посмотрел на мать:
– С чего ты взяла? Нет, ничего я не выбрасывал.
– Я делала уборку и не нашла его.
– Собственно, какая разница? Главное – Алла довольна.
– Ты бы посидел с ней, пообщался. А то она весь день в твоем компьютере, уже глаза все красные.
– Хорошо, я поговорю.
Однако разговора с дочерью у него так и не вышло. Сначала позвонил Дымков, сообщив данные участкового. После этого он поговорил с Татьяной, затем, вспомнив, что на завтра у него запланирован судебный процесс, подхватил ноутбук с кипой документов и заперся у себя в комнате.
Алла с аппетитом проглотила ужин и заявила, что намерена пойти в душ.
– Я помогу тебе, – предложила бабушка.
– Нет, я сама, – отказалась Алла. – Я уже взрослая, – добавила она немного высокомерно.
– Нет так нет, – не стала обижаться Елизавета Ивановна. – Я принесу тебе свежее белье.
Когда она вернулась, Алла нетерпеливо протянула руку за одеждой.
– А как же парик? Ты что, в нем собралась мыться? – удивилась Елизавета Ивановна.
– Да. И не называй больше это париком, – сказала Алла.
– Но так же нельзя! Ты испортишь его… то есть свои новые волосы! – воскликнула бабушка. Она совершенно растерялась. – Алла, твоей голове нужен воздух! Ты же не можешь ходить так… круглосуточно?!
Какое-то время девочка исподлобья смотрела на бабушку, затем холодно улыбнулась и сказала:
– Хорошо. Ты только не переживай так сильно, ладно?
Она с явной неохотой стала снимать парик, причем лицо ее приняло такое выражение, что Елизавета Ивановна была готова поверить, что ее внучка в действительности пытается отодрать с головы собственные волосы.
– Давай я подержу, – сказала Елизавета Ивановна, и Алла нерешительно протянула бабушке парик.
Женщина мельком взглянула на подкладку, и по ее лицу пробежала тень. Алла, заметив это, резко вырвала парик из рук бабушки и прижала его к своей несформировавшейся груди с таким видом, словно у нее намеревались отнять самое дорогое на свете.
– Пусть они лучше будут со мной.
– Аллочка, что с тобой происходит? – растерянно спросила бабушка. – Ты прямо сама не своя!
– Я обещаю, что не надену их в ванной. Но и кому-то отдавать их не собираюсь.
«Они… их… – подумала ошеломленно Елизавета Ивановна, глядя, как внучка закрыла за собой дверь. – Она и в самом деле относится к этому несчастному парику как к собственным волосам!»
Постояв немного, женщина отправилась на кухню. Смахнув непрошеную слезинку, она решила чем-то занять себя и после недолгих раздумий стала чистить картошку, чтобы сделать пюре или пожарить. Параллельно старушка пыталась вспомнить, что же показалось ей таким странным, когда она держала парик в руках, но пока ее попытки были тщетны.
Алла некоторое время стояла перед зеркалом. Она старалась не смотреть на свой голый череп, который сейчас выглядел как никогда безобразно-отталкивающим. На ее губах играла широкая улыбка, но в глазах тлели огоньки злобы. Ну почему от нее все чего-то требуют? Почему все время пристают с какими-то дурацкими вопросами и советами?
– Я, конечно, люблю тебя, милая бабуля, но прошу, не вмешивайся в мою жизнь. Ладно?! Мне бы не хотелось, чтобы потом ты жалела об этом, – нараспев сказала Алла, не переставая улыбаться своему отражению. Она вытянула вперед указательный палец, имитируя пистолет, и промурлыкала: – Бум!
В тот момент, когда Елизавета Ивановна все еще терзалась переживаниями из-за того, что не может найти контакта с внучкой, ее рука внезапно дрогнула, и лезвие ножа, соскочив с картофелины, глубоко рассекло ее указательный палец. Она испуганно ойкнула и метнулась к раковине, включив холодную воду. Лишь спустя несколько минут ей удалось остановить кровь. «Что-то сегодня весь день идет наперекосяк», – подумала Елизавета Ивановна, заклеивая пластырем рану.
Уже поздно вечером, лежа в постели, Алла вновь и вновь вспоминала тот самый вечер, когда пропала Ира. Только мысли у нее были немного странными. Ей почему-то совершенно не было жаль свою одноклассницу, и даже не потому, что она все время задирала ее. Просто не было жаль, и все тут.
Алла размышляла о том, что было с Ирой дальше. О чем она думала, когда ее везли на ту кроличью ферму? Догадывалась ли она, что едет в машине последний раз в своей жизни? Знала ли она, что маньяк, переодетый в Деда Мороза, решит отрубить ей ногу? И чем он это сделал? Топором или…
– Перестань, – вслух сказала Алла, пугаясь собственных мыслей. Ей снова стало страшно, хотя папа и сказал, что маньяка поймали. А в школе разнесся слух, что этот сумасшедший отрезал детям ноги.
На какое-то время тяжелые воспоминания отступили, затем, словно получив передышку, снова принялись, будто пауки, шуршащими тенями заполнять мозг девочки.
Чтобы как-то отвлечься, девочка потрогала волосы. Они вкусно пахли духами и были такими приятными на ощупь… Прямо как мягкая и пушистая шубка у Маркиза. Алла даже засмеялась, так ей понравилось это сравнение. Она вспомнила, как неуютно себя чувствовала в ванне с этой противной лысиной. У Аллы тогда вновь появилось ощущение неуверенности в себе и даже страха, к которому примешивалась тупая обреченность. Она себя чувствовала, как черепаха, тело которой безжалостно вырвали из ее надежного панциря. И лишь после ванны, когда девочка торопливо надела парик, все ее тревожные мысли улетучились.
Про себя Алла твердо решила, что больше не будет никого слушать и купаться будет только с волосами. С ее новыми, чудесными волосами, прекраснее которых нет ни у кого на свете. И она больше не будет злиться на бабушку.
А вечером, когда все улягутся, она снова поднимется на чердак. Главное, чтобы об этом никто не узнал.
* * *
Дядя Боря объявился довольно скоро. Уже следующим вечером Сергей увидел у своих дверей записку, в которой старый зэк сообщал, что ждет его у себя дома.
Двухкомнатная квартира дяди Бори располагалась в полуразвалившейся трехэтажке, которая выглядела словно после бомбежки. По исковерканному паркету семенили жирные тараканы, везде валялись окурки и обрывки газет, мусорное ведро, казалось, не выносили еще с момента перестройки. Вся квартира была пропитана спертым запахом грязи, табака и несвежей пищи.
– Вползай, – хрипло сказал дядя Боря. – Не бойсь, жильцов пока нет, так что можем спокойно все перетереть.
Сергей, не разуваясь, прошел в крошечную комнатенку. Из мебели в ней была лишь одна облезлая табуретка и драный матрас, на котором спал бывший уголовник. Глядя на желтоватые пятна и дырки, прожженные «бычками», на лице Сергея мелькнула гримаса отвращения, и дядя Боря протянул ему рваную газету.
– А ты морду-то не вороти, – сказал он, закуривая. – Небось на зоне погаже будет, а? Принес пузырь?
Сергей протянул бутылку и стал устраиваться на матрасе.
– Насыпай, – скомандовал дядя Боря, и пока Сергей наливал в жестяную кружку водку, уголовник вытащил из недр своего тряпья клочок бумаги.
– С этой девкой облом вышел, – сказал он, выпуская дым. – Сгорела она вместе со своим фраером-сутенером. Они хату сняли и какого-то шныря туда повели. То ли за ними уже хвост был, то ли не знаю что, но в хату «красного петуха» пустили. Сгорели они все. Так вот.
Дядя Боря взял кружку:
– А сам чего не пьешь?
– Я не хочу.
– Как знаешь, – без эмоций бросил бывший зэк и махом опустошил кружку, после чего снова с жадностью затянулся.
– А что со вторым? – с нетерпением спросил Сергей.
– Тоже не все ладно, – признался дядя Боря. – Съехал он от своей супружницы. Отдельно они живут. Вот ее адрес. Но дай время, Серый, и я все узнаю.
– Нет у меня времени, – чуть резче, чем того требовалось, сказал Сергей, и дядя Боря с недоумением уставился на молодого человека.
– Ты че дергаешься, а? Я тебе, чай, не адресное бюро, понял, сопляк?! Уж и неделю подождать не можешь?
Сергей угрюмо замолчал. Оставаться здесь и ждать он не хотел. Правда о его тюремной жизни могла вскрыться со дня на день, и рисковать он не мог.
– Ты не ссы, Серый, я с тебя половину возьму, мне большего не нужно, – невозмутимо сказал дядя Боря. – Я честный вор. А зачем тебе «почтальон» понадобился? Что, поквитаться хочешь?
