Да и Вяземскому, что самое главное, на тачанке сворачивать с дороги было не с руки. Жеребец с мертвым Анфиткой покорно трусил следом, повинуясь захлестнутому в седле Михея поводу…
К полудню Михей отмахал верст тридцать без единой остановки, но так и не нагнал Вяземского. Видимо, тот тоже гнал без остановки, опасаясь погони красных. Или Михея, если предположил что тот остался жив. А может опасался и того, и другого, и еще неизвестно чего больше.
Жеребец с телом Анфитки сдерживал, плохо слушал узду, то и дело всхрапывая от близости покойника и дергая Михея в сторону. Раза два подъесаул сбивался в темноте с дороги. И, уже по свету обнаружив след тачанки, гнал без остановки. Однако даже привычному к седлу Михею такой переход был труден, и в полдень, окончательно вымотанный, он без сил рухнул с седла под ноги жеребцу
и часа три проспал мертвецким сном, вздрагивая и скрежеща зубами.
Проснувшись, Михей умылся ледяной водой из ручья, обрядил в чистое исподнее Анфитку, и, выкурив трубку, долго кровавил ладони шашкой, пока не выкопал подходящей глубины могилу. Анфитку он похоронил в полном обмундировании, завернув уже остывшее тело в шинель и положив рядом шашку и нагайку. Из жердин, как сумел, соорудил крест, воткнул его в изголовье свежего холмика, и долго стоял рядом с непокрытой головой. Потом резко отсалютовал шашкой, не рискуя палить из карабина, чтобы не привлечь к себе внимание, взлетел в седло, и с места пустил коня рысью.
А Анфиткин жеребец еще долго скакал за ним следом, не отставая и вынимая из Михея душу тоскливым ржанием…
* * *
Очнулся Ким в кромешной темноте. Голова зверски болела после удара и противно поламывало все тело. То ли его тащили волоком, то ли пинали, пока он был без сознания. Немного поташнивало от привкуса железа во рту. Где-то капала вода, противно булькая в лужу. Судя по всему, он находился в подвале. Пошевелившись, Ким сел. Руки были связаны за спиной. Сколько он пролежал без сознания, понять было трудно. День был на дворе или ночь? Нигде не было ни щелки, ни один лучик света не просачивался в подземелье. Где-то наверху прогудел, загрохотал по рельсам поезд. Долго Ким сидел, прислонившись спиной к влажной стене, обдумывая случившееся. Положение было скверное. Если Сергея и Оксану не задержат надолго, они снова будут в опасности. А он сидит здесь, как связанный баран, и ждет своей участи. Впрочем, убивать сразу не станут. Сначала вытянут из него, где Оксана и Сергей. Ким усмехнулся. Хотел бы он и сам знать, где они сейчас? Все-таки хорошо, что оставил им Володькин телефон. Если удастся вырваться живым, проще будет их отыскать. Выругал себя от бессильной ярости: іКретин! Зачем оставил их одних?! К черту машину! Надо было бросать ее в лесу и идти пешком мимо КП, а там доехали бы на попутных. Ведь знал же, наверняка проверят документы. И этот Бекетов… Сволочь. Ну ладно, если жив останусь, еще свидимсяі.
Загремела дверь, открылась, противно завизжав ржавыми петлями. Ночная прохлада ворвалась в подвал, стало немного светлее. Свет от луны упал на крутые каменные ступени.
— Эй, бедолага, очухался? Давай выходи, разговор есть.
Ким поднялся, вышел на улицу. После сырого подвала приятно было вдохнуть свежий воздух полной грудью. У выхода стояли двое с пистолетами в руках. Ткнули в бок стволом.
— Пошел в дом. И без фокусов, я не промахнусь.
По пути в деревянный домишко Ким осмотрелся. Находились где-то в пригороде, но где точно, Ким не узнал. Где-то за забором громыхала железка.
В доме горел яркий свет. Четыре человека сидели в разных углах большой и практически пустой комнаты. Посередине стоял ничем не прикрытый, деревянный стол. Вдоль стены без окон тянулась широкая деревянная скамья, прибитая к полу скобами. За столом сидел еще один, с колючими глазами и небритой физиономией. Он кивнул Киму на стоящий посреди комнаты стул. Ким устало опустился на продавленное сиденье. Небритый сказал негромко, но веско, в манере человека, привыкшего к безусловному подчинению:
— Значит так, Воронов. Сам все прекрасно понимаешь, не будем слова впустую тратить. Говори, где парень с девкой. Если не будешь меня нервировать, обещаю, что умрешь легко и безболезненно. Если хочешь поиграть в Зою Космодемьянскую, вспомни, как она умирала.
— Дай закурить. Курить хочу — уши пухнут.
Небритый кивнул. Один из тех троих, что привел Кима из подвала, прикурил, сунул Киму в рот сигарету и снова отступил к двери. Ким затянулся, сощурился от едкого дыма.
— Слушай, развяжи, а? Курить неудобно.
— Обойдешься. Слишком ты опасен. И зачем ты, Воронов, вклинился в эту историю? Ты понимаешь, что покойник теперь?
— Понимаю, понимаю. Я-то один покойник, а ваших десять трупов.
— Девять. Плохо считаешь. Ну, да это не важно.
— Почему девять?
— А Игорек жив остался. Это тот, которого Сережа из автомата рубанул. Он в окно выскочил, а когда пожар начался, в лес уполз.
— Вот оно как.
— Ага. Только тебе это знание теперь ни к чему. Ну, так где Сережка с сестрой? Говори, а то тут кое-кто. поквитаться с тобой хочет.
Ким оглянулся. За спиной, в углу, стоял тот мордатый из іТойотыі. Он злобно смотрел на Кима, едва сдержи-ваясь от распиравшей злобы. Ким прищурился.
— Так ты еще жив, цыпленок? Ну, ничего, я эту ошибочку исправлю.
Тот вскинулся.
— Ты, козел пархатый… Я тебе твои кишки в глотку вобью.
Он резко пнул Кима по почке. Ким грохнулся на пол, скривившись от боли:
— Сук-ка. Связанного ты бить умеешь.
Тяжело поднявшись, Ким сел на стул. В дальнем углу заметил одного из своей октябрьской группы.
— И ты здесь? Научил тебя на свою голову. Знал бы — забил до смерти на тренировках.
Тот отозвался злобно:
— Это я тебя забью…
Небритый снова спросил:
— Ну, так где они, Воронов?
— Да пошел ты…
Тот, равнодушно пожав плечами, кивнул головой. На Кима бросились со всех сторон, сразу же свалили на пол и стали избивать его, лежащего. Он извивался всем телом, пытаясь увернуться от ударов, но удавалось плохо. Били умело, лицо и грудь не трогали, пинали в живот, пах, по почкам. Раза два попали по кости левой ноги, пронзив все тело дикой болью. Потом оставили, рывком подняли, усадили на стул.
— Где они?
— Пошел ты…
Снова набросились, как стая оголодавших шакалов. Ким успел вскочить и, прежде чем повалили на пол, двое отлетели от него, вопя от боли в переломанных коленях. Тогда за него взялись с удвоенной яростью. Вскоре Ким потерял сознание.
Очнулся он от потока холодной воды в лицо. Все тело жутко саднило. Его подняли с забрызганного кровью пола, усадили на стул. Небритый все так же ровно и спокойно спросил:
— Где они?
— Пошел ты…. к своей матушке.
На этот раз не били. Подхватили под руки, дотащили до скамьи, бросили лицом вверх, навалились, чтобы не дергался. Мордатый вытащил из кармана выкидушку, разорвал у Кима на груди рубашку, приставил к обнаженному телу хищное лезвие. Снова вопрос:
— Ну, так где же они?
Ким промолчал. Мордатый сделал надрез на груди. Горячая кровь потекла, обжигая тело, на скамью. Ким стиснул зубы. Еще надрез, сильнее и глубже. Стало еще горячее.
— Где они?
— Заткнись, сучара, надоел. Не знаю, где они.
— Врешь. Знаешь. И скажешь.
Нож стал кромсать обнаженную грудь, Ким коротко простонал. Небритый жестом остановил мордатого, хищно раздувшего ноздри от запаха свежей крови:
— Хватит, а то подохнет раньше времени. Ну что, Воронов, теперь скажешь? Нет? Ладно, время у нас еще есть. Бросьте его в подвал, пусть отдохнет чуток, потом продолжим.
Кима выволокли. Протащив, бесчувственного, по двору, открыли дверь в подвал и столкнули вниз по ступеням.
В доме семеро сидели по разным углам. Двое тихонько поскуливали от боли в сломанных коленных чашечках. Небритый прикрикнул на них:
— Заткнитесь, бараны. Со связанным справиться не можете.
Те разом заглохли.
— Значит, так. Через час ты, — небритый ткнул пальцем в мордатого, — пойдешь за ним. Вы двое (он указал еще на двоих) пойдете тоже, но тихо. Спрячьтесь в палисаднике. А ты, — он снова повернулся к мордатому, — выведешь его. Пушку не вынимать, сделаешь так, чтобы он сбежал, понял?
— Не понял.
— Я сказал, сделаешь так, чтобы он с-бе-жал. Теперь понял?
— Я не…
Резкий удар в челюсть заставил его заткнуться.
— Сейчас понял?
— Понял.
— Вот так. Чтобы сбежал живой и здоровый. А вы двое, нет — трое (он кивнул еще одному), еще ты пойдешь, будете пасти Воронова. И чтобы он вас не видел. Следите, куда он кинется. Упустите — яйца по кусочкам отрежу. Все понятно?
Все трое молча кивнули.
— Ну, все.
В подвале Ким на ощупь нашел лужу воды, с наслаждением напился, не замечая привкуса гнили. Стало чуть полегче. Немного отдышавшись, пополз по подвалу, придерживаясь стен. В углу обнаружил край выступающей бетонной плиты. Ребро было шершавым и твердым. Повернувшись к плите спиной, взялся перетирать веревку. Минут через десять ему удалось освободиться. Размял занемевшие руки, злобно подумал: іНу теперь, суки, поговоримі. Вскоре загремел дверной засов. На пороге стоял мордатый.
