– Марфушка, ты бы нам чайку, что ли, заварила!
– Как поживаете-то Пахом Эрастович? – ради элементарного приличия осведомился я.
– Да не жалуемся, – ответил Карпович. – Курочка-то, она по зернышку клюет. Итак, с чем пожаловали, Яков Андреевич? – снова осведомился он.
– Вам известна история, которая приключилась с Раневским и Кузнецовым? – поинтересовался я, пододвигая к себе чашку с чаем, которую мне на замызганном подносе принесла Марфуша.
Кинрю в это время обернулся ко мне и бросил такой взгляд, что у меня мороз пробежал по коже. Мне даже показалось, что Юкио готов сбежать от меня в свою родную Японию.
– А разве есть еще в Петербурге хоть кто-нибудь, кому эта история не известна? – удивился Пахом Эрастович.
– Вы не могли бы посветить в суть и меня? – усмехнулся я, отпивая солидный глоток из чашки.
– Раневский проигрался поручику в карты, понаделал долгов… – начал объяснять Карпович.
– Постой, постой! Какому поручику? – удивился я.
– Как какому? – воскликнул Карпович. – Так вы разве не знаете? Кузнецову, конечно же. Мне, вообще, кажется, что он это сделал намеренно, чтобы Раневского разлучить с молодой графиней Олениной, которая, как сейчас поговаривают в свете, рассудком тронулась.
– А зачем ему это понадобилось? – недоумевал я. – Говорят, они даже стрелялись.
– Так ведь Кузнецов сначала за Еленой ухаживал. Однако она ему Раневского предпочла, – сообщил мне Пахом Эрастович. – Это потом Кузнецов Марией увлекся, когда Оленины Андрею отказали от дома. Элен ведь и после этого на него не польстилась, вот он на сестру ее и перекинулся.
– А откуда такие подробности? – не удержавшись, подал голос Кинрю.
– О! Если бы вы только знали, сколько за этим столом обсуждалось сплетен, принесенных из высшего общества, – произнес Карпович, затягиваясь дымом из длинного чубука.
– Представляю себе, – весело отозвался я. – Но я слышал, что, якобы, Кузнецов оплатил все долги господина Раневского. По-моему, это как-то не вяжется с вашим рассказом…
– Да он просто скупил все его векселя! И теперь Раневский должен только ему! А проценты-то капают, – усмехнулся Пахом Эрастович. – Кузнецов вашего Раневского в любой момент в долговую яму определит! Так-то вот. Из-за этого-то они и стрелялись, да видно оба целы остались, раз никакого скандала не вышло!
– Значит, Раневский целиком и полностью у Кузнецова в руках, – отозвался я.
– Так точно! – закивал Карпович головой. – Не хотите в вист перекинуться?
Выходит, и Раневский, и Кузнецов вполне могли иметь виды на родовую усадьбу Олениных. Так кто же из них вампир? Или есть еще и третье лицо?
– Что-то неладное в последнее время творится у меня с памятью, – проговорил я задумчиво. – Забыл у Олениных адрес Кузнецова узнать.
– Так я подскажу, – с улыбкой отозвался Пахом Эрастович.
– Это было бы так любезно с вашей стороны, – обрадовался я. – Мне известно только, что поручик лейб-гвардии проживает где-то в Адмиралтейском районе в одном из домов с бельэтажами.
– Да, да, – снова закивал головой Карпович, – на Гороховой улице, – и Пахом Эрастович назвал мне точный адрес Кузнецова.
Теперь я мог смело отправляться к будущему мужу Марии Олениной, чтобы побеседовать с ним по душам. Данные мне прежде Кузнецовым ответы никак не удовлетворяли моего любопытства.
Я распрощался с Карповичем и отправился на поиски Кузнецова, который, вероятно, к этому времени должен был вернуться домой от своей невесты Олениной. По крайней мере, я собирался его дождаться там или на следующее утро отправиться разыскивать его в Семеновский полк. Что-то не нравилась мне эта история с намеренно расстроенной свадьбой!
– Яков Андреевич, – обратился ко мне Кинрю, когда мы уже сидели в экипаже. – Вы всерьез полагаете, что господин Кузнецов мистифицирует свою несостоявшуюся невесту? Или, может быть, попросту сводит ее с ума? – задумчиво добавил он.
– Не знаю, – пожал я плечами в ответ. – Я и сам во всем этом запутался! Если эта гипотеза окажется верной, то кто-то должен подтвердить связь Кузнецова с покойной горничной Лушей, которая, судя по всему, стала ему чем-то мешать…
– Кто же подтвердит-то эту связь? – удивился японец.
– Надо в людской в графском особняке поспрашивать, – ответил я. – Думаю, этим мы с тобой в скором времени и займемся!
Кинрю пожал плечами, но промолчал в ответ. Я заметил, что ему не особенно нравится мой план, но не стал уточнять, чем же именно. У моего японца всегда имелось собственное мнение на любой счет. Именно эта черта мне больше всего и нравилась в моем необыкновенно благородном Золотом драконе.
Спустя полчаса мы с Кинрю оказались на Гороховой улице. Я расплатился с извозчиком и выбрался из кареты. Юкио, как всегда, отправился вслед за мной.
Я постучался в парадную дверь величественного особняка, поражавшего воображение своими стройными античными формами. Но слова лакея, который через секунду открыл мне дверь, изумили меня.
– Какой такой Кузнецов? – нахмурился он, но тут же добавил: – А-а, кажется, припоминаю. Это бывший хозяин дома! Так он этот дом заложил давно барину моему Петру Григорьевичу. И расплачиваться, похоже, не собирается, – сообщил нам лакей с заговорческим видом.
– Ах, вот оно что, – с трудом выдавил я из себя. – И где же сейчас проживает Константин Григорьевич Кузнецов ты случайно не в курсе?
Задавая этот вопрос, я не особенно надеялся на положительный ответ. К счастью, мои ожидания не оправдались.
– От чего же не в курсе? В курсе, – пожал плечами лакей. – Кваритиру снимает в Полторацком переулке. Кажется, на третьем этаже, – протянул он, поправив на голове фуражку, – Где квартиры подешевле.
– Вот тебе и блестящий аристократ, – усмехнулся я, усаживаясь в экипаж, который в очередной раз остановил мой Золотой дракон.
– Никогда бы не подумал, – отозвался Кинрю.
Наконец, мы достигли нужного дома. Квартира поручика Кузнецова действительно оказалась достаточно высоко, как и сообщил лакей в парадном платье. Она находилась на третьем этаже. Про не слишком-то обеспеченных постояльцев таких квартир в высшем свете обычно говорили с иронией. Считалось, что к ним не ходят, потому что те живут слишком высоко. Я подозревал, что Наталья Михайловна не знала, на каком этаже обитает ее будущий зять, которого она не уставала нахваливать.
Я попросил хозяйку, молодую женщину лет двадцати пяти, отвести нас в апартаменты поручика Кузнецова.
– Но господина поручика нет дома, – пожала плечами женщина.
– Ничего страшного, – отозвался я. – Мы его подождем!
– Как знаете.
Хозяйка впустила нас в одну из комнат, заставленную штофной темно-зеленой мебелью.
– Его уже один гость дожидается, – сообщила она. – Только напрасно он ждет.
– Какой еще гость? – насторожился я. Мне эта новость совсем не понравилась, да и тон квартирной хозяйки тоже!
– Он не представился, – вновь пожала худыми плечами женщина. – Господин в белом бурнусе…
– Что? Что? – воскликнули одновременно мы с Кинрю, а японец добавил, четко проговаривая слова: – В каком бурнусе?
– В белом, – испуганно пролепетала женщина, почувствовав неладное. – Вы, пожалуйста, присаживайтесь, – лихорадочно проговорила она, а сама скрылась в затемненной прихожей, сделав вид, что кухня ее интересует гораздо больше, чем визит двух незваных гостей. – Кстати, я забыла сказать, – обернулась она у самой двери, – господин Кузнецов уже с неделю как съехал отсюда…
– Как?! – снова воскликнули мы с Кинрю в один голос. – А кто же его тогда дожидается?
– Не знаю, – ответила странная женщина. – Этот господин заверил меня, что Константин Григорьевич забыл здесь какие-то вещи и должен с минуты на минуту прибыть. – Он, якобы, условился с ним здесь о встрече! А вы-то кто такие?
– Приятели по Английскому клубу, – ответил я первое, что взбрело мне на ум.
– А… – с понимающим видом ответила женщина и, наконец, оставила нас с Кинрю в одиночестве.
– Черт знает что такое! – воскликнул мой ангел-хранитель.
– Тсс, – я приложил палец к губам. – Надо бы поближе познакомиться с гостем!
Я на цыпочках направился к занавеске, закрывающей вход из узкого полутемного коридора в соседнюю комнату. Она едва-едва колыхалась от легкого ветерка, который дул в приоткрытую форточку.
Я отодвинул занавеску, вошел в комнату и заметил человека, роющегося в книжном шкафу. Он уже обыскал комод и вывернул все ящики письменного стола. Хрустальная чернильница с медной крышкой была перевернута, ореховое дерево залито чернилами. Повсюду белели перья для письма. В углу валялся перевернутый пюпитр. Возле него на паркетном полу лежал пресс в виде книги из белого мрамора. Песок из хрустальной песочницы был варварски рассыпан по полу.
– Господин Раневский? – окликнул я его удивленно. – Что вы здесь делаете? Что намереваетесь здесь найти? Ведь, кажется, постоялец-то этой квартиры уже съехал.
