Я говорю, говорю всё в таком духе, и… меня овевает странное чувство. Меня переполняет любовь к прекрасным законам Нарака, я просто всем сердцем чувствую, что их надо соблюдать. И Катари со мной согласна, и пришедшие к нам демоны. И пусть я действительно укрываю беглянок, но демоны неправы: они не должны арестовывать нас так, с ошейниками. Они должны нас задержать и препроводить в тюрьму на допрос…
Осознание происходящего накрывает внезапно: я сижу на диване. В ярко освещённой камере‑люкс. Катари сидит в кресле этой же камеры и во все глаза смотрит на меня.
Будь здесь зеркало, я бы тоже на себя во все глаза смотрела.
Потому что в камеру я пошла добровольно и с радостью (хорошо хоть без ошейника).
Как и Катари.
Потому что мы принимали, уважали и любили закон Нарака вот только что.
И понимали, что мы его нарушили, не сообщив о Манакризе и Лиссе. Я нарушила, соврав, что их на свидание забрал Котик, практически похитил. И лгать было очень трудно, потому что это нарушало закон Нарака о недопустимости лжесвидетельства.
Зажмуриваюсь и считаю до десяти.
Открываю глаза.
Камера‑люкс: просторная, с отдельным туалетом и ванной, хоть и огороженными лишь шторками. Диван, кресло, кровать. Ковёр с длинным ворсом, но не пойму, натуральный или синтетический. Телевизор почти на всю большую стену. Аромат цитруса от электрического освежителя воздуха.
И стальные прутья решётки, отделяющие камеру от небольшого пространства между ней и стальной дверью.
Вообще‑то нас должны были посадить в какой‑то клоповник (по крайне мере, местные сотрудники вначале пытались), но арестовавшие нас демоны так прониклись нашей с Катари любовью к законам Нарака, что отправили нас в камеру‑люкс. И даже планшет Катари не забрали, хотя сеть по‑прежнему заблокирована и от него мало толка.
– Ну и что это было? – тихо интересуется Катари.
Она уважала закон и рекомендации адвокатов партии молчать до их появления и, наверное, только поэтому не выдала правду. Если, конечно, на Катари это всё подействовало.
Но судя по диковатому взгляду, Катари тоже прилетело от моих пафосных речей.
Что это было?
Моя магия!
И глупость, наверное.
Просто раньше мне казалось, что на меня магия действует только позитивно: скажу себе, что самая быстрая – и бежится быстрее, самая ловкая – и координация с реакцией будто улучшаются.
А тут случилось что‑то не вполне понятное и уж точно не позитивное. А бывает вовсе не действует. И отсюда важный вопрос: как же моя магия на самом деле работает?
– Почему мы сами пошли сюда? – Глаза у Катари огромные от изумления.
И я понимаю: мы попали. Точнее, я: демоны не дураки, поймут, что против них использовали магию. А это намного хуже, чем помощь иномирянке в побеге, вытащить меня будет куда сложнее.
– Кажется, нас заколдовали, – с «ужасом» отвечаю я. – Эти демоны нас заколдовали…
Катари ошарашенно смотрит на меня, неуверенно произносит:
– Это запрещено законом… – В её глазах мелькает тень понимания. Она прижимает планшет к груди и правдоподобно возмущается. – Они хоть думают о магической безопасности? Колдовать, чтобы затащить двух не сопротивляющихся девушек в тюрьму. Каким же извергом надо быть?
Даже я готова ей поверить. А хорошо, что она на моей стороне. Чувствую, «Равные возможности» ждёт талантливое пополнение.
– Полными извергами, – соглашаюсь я. – Тем более, мы ведь согласны были идти, просто пытались прояснить ситуацию. Это же в рамках закона…
– Надеюсь, нам дадут позвонить партийному адвокату.
– И сообщат, что мы под арестом, а не сбежали.
Обозначили позицию на случай, если наши разговоры записывают.
И что теперь?
Мы ещё раз возмущаемся тем, что нас заколдовали и, возможно, повредили здоровью, а теперь даже показания не берут.
Никакой реакции. Железная дверь из камеры по‑прежнему закрыта.
И вот тут у меня начинается лёгкая паника.
Сколько можно меня запирать? То Юмаат, то агент Яд, теперь полиция!
– И зачем арестовали, если им плевать, что мы скажем? – интересуюсь я мрачно, а Катари уверяет:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Произвол властей!
Никакой реакции.
Значит, надо ждать, когда полицейские созреют, когда Лео или Гатанас опомнятся. В конце концов, на нас следящие устройства, где‑то там наверху знают об аресте…
Но почему‑то ничего не делают.
Или не могут?
Или не хотят…
Поднявшись, прохожу из стороны в сторону.
«Спокойствие, только спокойствие, надо себя чем‑то занять».
Только чем? Ванну принять? О партии «Равные возможности» с планшета Катари читать? Телевизор смотреть?
Как раз должна начаться трансляция свидания Принцессы и Лео, будь она неладна.
Не хочу это видеть. Даже если Лео Принцессе слова доброго не скажет – не хочу наблюдать, как они едят в романтичной обстановке.
– Может, включим? – Катари неуверенно показывает на телевизор. – Не обязательно шоу…
– Нет, – отвечаю небрежно, но судя по дёрнувшимся вверх уголкам губ Катари, она прекрасно понимает причину отказа.
– Могу включить запись партийного собрания или что‑нибудь из материалов для волонтёров и молодых партийцев, – с откровенной улыбкой предлагает она.
То, что даже это предложение кажется привлекательнее просмотра шоу, говорит о многом. Слишком многом.
Плюхнувшись на диван, смотрю в потолок.
– Хм, тогда я почитаю, – сообщает Катари.
Упрямо смотрю в потолок. Белый, аккуратный, с диодными светильниками по периметру. В принципе тут ничего, – люкс он и в камере люкс! – только это заточение, и мне неуютно.
И раздражает, что Принцесса там с Лео обедает. Что б ей икалось…
Снова встав, подхожу к решётке. Прутья основательные. И на постукивания отдаются гулким звуком. Хочется схватиться за них и кричать:
– Выпустите меня!
Но я сдерживаю этот порыв.
– Настя, – мягко зовёт Катари. – Нас не могут держать здесь вечно. Скоро или поймут ошибку и отпустят или проведут досмотр и дознание по полной программе, но в любом случае ситуация скоро разрешится.
Досмотр… хватаюсь за голову. Меня же заставят шарф снять, рога увидят!
Что за день такой невезучий?
Мысленно проклиная всё на свете, прохожу вдоль решётки.
Убрать рога. Мне надо убрать рога, демоны же это делают, наверное, и я как‑то могу. Надавливаю на рожки – они хорошо прощупываются сквозь шарф.
Так, надо успокоиться и убрать рога.
Убрать рога…
Старательно представляя, как они уменьшаются и исчезают, продолжаю ходить у решётки.
Рога медленно убираются…
Катари поглядывает на меня поверх планшета.
Лоб аж зудит. Работает? Нет? Страшно пощупать и обнаружить, что всё бесполезно, поэтому хожу дальше, уже по периметру камеры.
Убрать рога…
– Интересно, для кого эта камера оборудована? – кажется, Катари утомило моё мельтешение. – Явно для кого‑то высокопоставленного.
После слов Катари оглядываюсь внимательнее: да, шикарно. И возле ванны (с дивана её было не видно) стоечка с огромным количеством косметики. Кажется, «апартаменты» приготовлены для кокетки. Продолжая уговаривать рога скукожиться и не отсвечивать на моей головушке, в очередной заход приглядываюсь к этикеткам.
Скраб для нежных мужских ягодиц…
Шампунь для шелковистости хвоста. Мужской…
Полироль для рогов…
Мужской шампунь…
А Котик у нас вроде буйный (как по моему опыту), может, это камера на случай, если что‑нибудь совсем экстремальное учудит? Нервно хихикаю: он и его сопровождение даже полицию доведут для заведения персональной камеры‑люкс.
От размышлений отвлекает металлический звон, будто что‑то скачет по кафельному полу… Оглядываюсь: металлическая дверь, в которую что‑то кинули, как раз захлопывается. Звон сменяется шипением: из предмета на полу вырывается белый дым. Я отступаю на шаг, уже ощущая горько‑щипучую вонь. Закрываю нос сгибом локтя, но это, конечно, не поможет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
