– Что это? – Катари отступает к противоположной стене.
Дыма всё больше, он молочной пеленой поднимается вверх, расширяется, наполняет пространство. Планшет Катари звонко стукается об пол возле ковра.
– Ложись, – командую и падаю на пол: дым в основном идёт вверх, так что, возможно, внизу есть шанс надышаться не так сильно, а там… там…
В полупрозрачной дымке отползаю к Катари, ориентируясь на её кашель. У меня тоже всё жжёт, но не слишком сильно. Зато всё вокруг качается. Такое чувство, что камера вращается вокруг меня…
Ломит спину. Тянет. Неудобно. Лоб упирается в твёрдое. Я сижу. И руки вытянуты на столе, тяжёлые браслеты давят на запястья.
Я уснула за столом?
Лоб… что‑то не так с моим лбом.
Почему я сплю сидя? Где?
С трудом приподнимаю тяжеленную голову, и мышцы спины отзываются ноющей болью, браслеты на запястьях цокают и звенят. Волосы пахнут странно горько.
Раздаётся звук открывающейся и закрывающейся двери.
– Рад, что вы проснулись, – мужской равнодушный голос.
Напрягшись, поднимаю голову выше: мужчина в тёмной броне. Рогатый.
И на руках у меня вовсе не браслеты, а… ну, условно говоря, браслеты – от наручников из чёрного материала с какими‑то блестящими вкраплениями. Их вполне обычная металлическая цепь прикована к металлическому столу.
Серые стены, зеркало сбоку, единственная лампа на потолке, камера, мужчина этот строгий с планшетом в руках – очень похоже на допросную.
Воспоминания возвращаются урывками, а с ними приходит головная боль. И зуд во лбу. Хоть об стол болезной бейся. Дрожащими пальцами провожу по освобождённой от шарфа голове. Рожки чуть‑чуть выпирают, но не так явно, как до этого. Под прядями их, наверное, не видно.
– Что вы сделали? Где Катари? – голос почти не слушается, хрипит, но не жутко, а с каким‑то чувственным оттенком.
– Стандартная процедура против подозреваемых в применении магии: усыпление для заковывания в антимагические кандалы. Ваша подруга в соседней камере на допросе. Ещё не проснулась.
– Какой‑то вы слишком любезный.
– Если честно, я, можно сказать, ваш фанат, хоть и не делал на вас ставку. Будет жаль, если вы сойдёте с дистанции. Собственно, я единственный в нашей группе не ставил на вас, поэтому и допрашиваю.
– Я не применяла магию, я не умею, это всё ваши офицеры.
– Не переживайте, мы разберёмся. Вы просто жертва обстоятельств: или вас заколдовали, или вас вынудили колдовать. Все участники, в том числе находившиеся на благородном факультете в момент ареста, пройдут тестирование на способности и возможности осознанного внешнего манипулирования магической энергией. В этом отношении закон строг, не помогут ни прошлые тесты, ни офицерское звание. Сравнят показания, соотнесут со способностями, и виновный будет найден. Так что вам остаётся только дать показания или признаться в содеянном. Вполне можно понять, что вы испугались и действовали спонтанно.
– Я ничего не делала, просто спрашивала, за что меня арестовывают.
– Конечно, это вполне естественное желание, как и желание защитить себя…
Членством в партии будет защищаться Катари, и она вряд ли оставит меня без помощи, я сквозь треск в голове решаю воспользоваться своими, так сказать, связями:
– Мы, невесты, находимся в ведомстве Архисовета, только Архисовет решает нашу судьбу и… Я должна связаться с Гатанасом Аведдином. Его номер…
– Боюсь, с ним связаться вы не сможете. Как и ни с кем из Архисовета: они на срочном закрытом заседании, даже ради невест отвлекать их мы не вправе: они решают намного более важные проблемы. Но можете быть уверены, что и без их помощи мы всё сделаем.
– Что там случилось? Из‑за чего заседание? – внутри всё сжимается: это что, мы здесь надолго?
– Мы никак не можем на это повлиять, так что в данный момент это не имеет значения. Вы должны ответить на мои вопросы. И это единственный способ покинуть эту комнату.
– Здесь неплохо, – я пожимаю плечами.
– Понимаю, вы чувствуете себя неловко, загнанной в угол, – он проникновенно смотрит на меня. – Все эти шоу, нервы. Вам страшно, хочется защититься. Но в этом нет необходимости, здесь все настроены к вам благодушно, все понимают, как вам тяжело. Только в этой комнате ни воды, ни еды, ни туалета. И таблетку от головной боли вам здесь не дадут, только в камере. После того, как вы ответите на мои вопросы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Ах, это почти пытка. – Тру зудящий лоб: со мной играют в хорошего полицейского, убеждают, что я не сделала ничего плохого, провоцируя признание, ведь не так страшно признаваться тому, кто вас понимает и оправдывает.
Не дождутся!
– Нет, – демон улыбается. – На самом деле вам очень повезло, что вы участвуете в проекте Архисовета. В противном случае вы бы уже сожалели о том, что не отвечаете на мои вопросы. Поэтому я предлагаю оценить нашу вежливость. Иначе нам, возможно, придётся пойти на репутационные риски, чтобы добиться необходимого результата. А мне бы этого не хотелось, потому что, как я уже говорил, понимаю всю тяжесть вашей ситуации. Вы напряжены, и это вполне может обернуться срывом, выплеском магии, колдовством. Всё естественно.
Внешне остаюсь спокойной, но внутри всё дрожит: это его «понимание» нервирует, а намёк на пытки…
На нас ведь были следящие устройства, он говорит о допросе остальных невест и даже, похоже, студентов благородного факультета… и… боль можно причинять и не оставляя следов. Потом, когда закончится заседание, Лео за меня вступится – если сможет вступиться с его‑то проблемами с законом и Архисоветом – и, скорее всего, отомстит, но это не отменит полученного вреда.
Надо действовать осторожнее. Может, это только игра в хорошего полицейского, но совсем не хочется появления плохого.
– Я не против рассказать о случившемся, – как можно искреннее говорю я, – но дело в том, что в какой‑то момент всё стало таким странным, я не понимала, что происходит.
– Ничего страшного, – с холодной улыбкой демон нажимает что‑то на планшете. – Я всё понимаю и вас внимательно слушаю.
Приходится говорить. Собственно, спектр вопросов, несмотря на многочисленные формулировки, довольно узок: пользовалась ли я прежде магией осознанно, влияя на окружающих?
Конечно, нет.
Пыталась ли я воздействовать на офицеров?
Разумеется, нет.
Заметила что‑нибудь подозрительное, вступала ли с кем‑нибудь в сговор на защиту меня от полиции? Получала ли магические артефакты из других миров?
Нет‑нет‑нет.
Ссылаться на путанность и обрывочность воспоминаний приходится постоянно, чтобы не противоречить показаниям Катари, чего бы она ни говорила.
Кажется, неизвестный демон допрашивает меня несколько часов, хотя это вполне могут быть какие‑нибудь жалкие полчаса или час.
Не колдовала, сама жертва обстоятельств, ничего не помню – повторяю в разных формулировках, и по лицу демона не понять, верит он мне хоть немного или нет.
Когда всё заканчивается и демон отстёгивает наручники от стола, у меня совершенно нет сил, словно этот демон их выпил. Или это последствие усыпления газом. Поднимаюсь, и ноги почти подгибаются, странно немеют.
Выпустив из допросной в коридор, демон передаёт меня на поруки двум полицейским в броне и закрытых шлемах.
Один шагает впереди, другой – сзади. В коридоре довольно много дверей. Мы сворачиваем на лестницу. Меня слегка пошатывает, но спускаюсь сама.
С лестницы мы выходим в тамбур, с двух сторон которого – пропускные пункты с железными дверями и бронированными стёклами. На одном – демон, на другом – демонесса. Оба неотрывно смотрят в мониторы. Да так увлечённо, что демонесса только после второго стука открывает дверь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Та распахивается, и тамбур наполняет бодрый голос Берронзия:
– Медики до сих пор оценивают состояние Гатанаса Аведдина как критическое.
Я сбиваюсь с шага, и меня слегка подталкивают в спину, а Берронзий продолжает тарабанить:
– Шаманы и эксперты определяют степень необходимого магического вмешательства и безопасность его проведения в текущем нестабильном состоянии магических полей. Напоминаем, наследник Аведдинов пропал почти сто лет назад, доподлинно неизвестно, жив он или нет, поэтому со смертью Гатанаса Аведдина самый могущественный сектор Нарака Возмездие останется без привычного нам родового управления. К каким последствиям это приведёт, эксперты ответить затрудняются. Исчезновение одного из родов архисоветников может оказаться началом заката родовой системы управления миром. Ещё один из родов – Мацабьеры – находятся на грани исчезновения, их последний наследник – архисоветник Леонхашарт, участвующий в беспрецедентном шоу «Найди себе пару», в данный момент из‑за нестабильности магии входит в список уничтожения при малейшем подозрении на выплеск. То есть, как вы понимаете, нынешняя политическая обстановка не имеет аналогов. В данный момент Архисовет на закрытом заседании решает…
