Да всё как-то недосуг, да буков много!
Дошёл до десятой страницы и отложил на самую верхнюю полку.
Признаюсь, хотя понимаю – осудят: что-то напрягают меня с самого детства такие толстые книжки. «Войну и мир» тоже не осилил, кстати. Много раз брался в «той» жизни – да дохожу где-то до тридцатой страницы и, появляется стойкой рвотный позыв ко всей «великой русской литературе»…
Почему-то.
- Думаю, когда-то очень давно, мой отец купил его в свободной продаже и, прочитав положил в сундук как самую ценную вещь - чтоб не украли, невзначай… Здесь много разного народу шастает: то и дело – наши портянки пропадают.
Кошусь в сторону двери, где соляным столбом замер деверь Сапрыкина.
- «Капитал» Маркса – самая «ценная вещь» у священника?! – чекист, явно сбит с панталыку.
- Я разве не рассказывал? Мой отец сочувствует коммунистическому движению с младых ногтей… Не забудьте занести в протокол, товарищ следователь.
Все, так и «сели» на оппу!
***
Наконец, обыск в светлице-трапезной закончился - кроме раритетного издания Маркса, ничего не принёсший в копилку следствию. До сих пор находящийся под впечатлением, белобрысый латыш командует:
- Теперь переходим на вашу комнату, тов… Гражданин Свешников. Вы ничего не хотите сообщить следствию?
Радостно ощеряясь всеми тридцати двумя, я:
- Ну, наконец-то! Я ж говорил - что с неё и надо было начинать. Там много более интересного можно найти - чем в поповских сундуках!
С готовностью приподнимаюсь:
- …Разреши я покажу?
- Сидеть! Мы сами. Граждане понятые… Пройдёмте.
Однако, все понятые в мою спаленку не влезли – Охрим вынужденно остался посреди трапезной - а Птенец постарался в ней остаться и причём поближе к дверям.
И, минуты не прошло, как «опытный» чекист руководивший обыском вылетел назад, с «шарами» слегка навыкат:
- Вот, посмотрите, тааащ… На столе у него лежали.
Кладёт на стол пред начальником листы бумаги. Тот, глядя на меня:
- Что, это?
- Там написано…
Латыш, поднимает один из листов и читает вслух:
«Начальнику Ульяновского районного отдела НКВД РСФСР товарищу Кацу А.И.… Довожу до вашего сведения, что мною обнаружена группа лиц занимающаяся контрреволюционной деятельностью на территории вверенной вам…».
Не дочитав, хватает другой:
- «Начальнику Уездного отдела ГПУ, товарищу…».
Третий лист, он уже читал слегка заикаясь:
- «Начальнику Нижегородского губернского управления Главного Политического Управления, товарищу…».
Не успел латыш разобраться с этими бумагами, как «опытный» чекист снова выбегает из спальни, осторожно - как взведённую бомбу, неся в руках «заветную» тетрадочку… От одного её вида, Охрим Косой затрясся весь и подобрался - как перед первым прыжком с самолёта без парашюта. Очкует очень сильно, должно быть… Одобряюще ему улыбаюсь, но он меня даже не видит.
Заикаясь от волнения, тот:
- Таащ командир, вот что в столе у него нашли…
Вся толпа из моей спальни последовала за ним и, в трапезной опять стало несколько тесновато.
- Я ж сразу говорил: у меня в спальне вы найдёте что-то более интересное - чем среди подштанников моего престарелого отца…
- ЗАТКНИСЬ!!!
Латыш берёт в руки тетрадь, очень вдумчиво читает обложку написанную моей рукой и затем переворачивает на первую страницу… Рыбьи глаза его, довольно интенсивно выходят из орбит и начинают напоминать таковы ж, у камчатского краба.
«Птенец» у двери ещё не понял – что к нему подкрался большой и пушистый…
Писец!
Возможно, он решил-понадеялся, что это окажутся – те подложенные антисоветские листовки, которые я нашёл в сундуке отца и, по простоте душевной, переложил в собственный стол. Он привстал на цыпочки и вытягивая шею, пытался из-за чужих спин разглядеть - что в руках у главного чекиста.
И, тут Охрим сплоховал… Рукой указывая на меня, он плаксиво заблажил:
- Я не виноват! Это он, это всё он…!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
В принципе, нечто подобное я от него ожидал - поэтому не растерялся и встав, перебил его зычно:
- Товарищи! В заведующем «Нефтяном складом» - Панкрате Сапрыкине и в членах его буржуазного происхождении семьи, я давно заподозрил наших непримиримых классовых врагов. По моей инициативе, с одобрения начальника районного отделения НКВД товарища Каца и, с помощью комсомольца и воспитанника Отряда военизированной охраны Михаила Гешефтмана, мною был завербован во вражеской среде агент – Охрим Косой, сочувствующий нашему пролетарскому делу. То, что вы перед собой видите – это результат его почти трёхмесячной агентурной работы, с которым я собирался завтра идти на доклад к товарищу Кацу…
Мля, музей восковых фигур – другим словами не скажешь! Или фантастический фильм по мотивам рассказа Герберта Уэльса – об человеке остановившим время.
- …Семья Сапрыкиных не только вела антисоветскую пропаганду, подготавливая контрреволюционный мятеж и почву для иностранной интервенции - но и обманывая и обсчитывая покупателей керосина, уворованными у советского народа средствами финансировала белогвардейские организации и иностранные разведки.
А вот теперь как минимум по червонцу этой семейке светит!
Причём, без всяких «амнистий» - по случаю взятия Бастилии 26-ю бакинскими коммунарами.
***
Первым опомнился «деверь» Сапрыкиных - Гринька Старожухин, не дав мне эффектно завершить речь. В руке его блеснуло лезвие…
Если бы он ударил Охрима ножом молча – лежать бы тому с выпущенными кишками и медленно подыхать. Однако, он допустил роковую ошибку, заорав:
- ПРОДАЛ, ИУДА!!! Ах, ты ублюдок кривой!
Я глаз не спускал с этого типа и, только он пасть открыл, молниеносно достав из-за уха ручку со стальным пером – метнул её вполоборота, попав тому куда-то в лицо. По причине толстой зимней одежды на том - метать в корпус хоть и достаточно острый, но сравнительно лёгкий предмет - смысла не имело.
Вскрикнув, Гринька дернулся - развернувшись на полкорпуса и, нож вместо живота Охрима - вошел по самую рукоятку в грудь стоящему в самых дверях чекисту-татарину. Тот коротко заверещав смертельно раненым зайцем - изумлённо-широко раскрыл быстро потухающие глаза и, по-киношному медленно, стал оседать вдоль двери на пол…
С матом вырвав ручку из глаза, сбив с ног уже по сути мёртвого чекиста, Гринька Старожухин ломанулся на выход. Брошенная мною вдогонку табуретка, попав под зад - только придала ему прыти.
Показывая растерявшимся чекистам и милиционерам на второго понятого из числа родственников Сапрыкина:
- Следите, чтоб этот вражина тоже не сбёг!
- Я не при делах! – возопил тот.
Мельком взглянул на сереющего лицом татарина и, с злорадной радостью подумал:
«Ээээ… Всем вам вышак – это однозначно!».
Вроде бы грех это – радоваться чужой смерти, да? Однако, реальная жизнь так устроена – не бывает без добра худа…
***
«Птенец Керенского» выскакивает во двор и, скинув тяжёлый полушубок, бежит вдоль освещённой электричеством Советской улицы, выискивая переулок потемнее – куда бы нырнуть… Я за ним вдогонку, одетый по-домашнему к тому же - практически босиком, в одних носках:
- ДЕРЖИ ЕГО!!!
Вот-вот скроется – ищи потом по впотьмах. Однако, как будто мои мысли почуяв, из тёмного переулка на полном ходу вылетает знакомый красный «Packard» и сбивает убийцу с ног.
Из остановившегося автомобиля выскакивает товарищ Кац при полном параде и с ним двое милиционеров. У всех троих в руках револьверы и они направленны на меня:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Руки вверх, контра!
- Обознались, товарищи: «контру» мы с вами только что задержали.
Кац, несколько растерянно:
- Мы ж вроде на твой обыск едем… Тебя, разве ГПУ не арестовало?
«Что-то ты не шибко-то торопишься на мой арест, хитрая жидовская морда!», - подумалось про себя, а вслух сказал:
