потом заметила несущегося из густого перелеска Бумера. Волк огибал поляну по дуге, но, обнаружив меня, рванул навстречу. Мой иссиня-чёрный любимец с уже красивой и объёмной тёмно-серой гривой вокруг мощной шеи нёс в зубах очень крупную лесную куропатку и по его довольной морде было понятно, что отужинал он прекрасно, а эта упитанная птичка поймана для меня.
Наблюдая издали, как я хвалю и глажу горного волка, Грас, да и другие не смолчали. От уже полыхающего костра долетели голоса:
– Смотрите! Он куропатку принёс!
– Да-а-а… с таким зверем можно забыть, что значит самому охотиться!
– А послушный какой! Вот столько уже слышал, но пока сам не увидел – не верил!
Принимая от Бумера добычу, я улыбнулась про себя: «Завидуйте, мальчики! Завидуйте!» – но понесла увесистую тушку Максу. Мы с Дайком могли и кашей с остатками вяленого мяса перекусить, а вот ангалину нужна свежая и сырая еда, хотя варёное или жареное и даже овощи и фрукты он тоже мог есть, просто не любил. Разумные рептилоиды Окатана предпочитали питаться свежепойманной добычей.
Макс очень обрадовался удачной охоте нашего Бу, а пока уминал тушку, я присела рядом с Дайком возле кибитки. Нянь перебирал свои травяные запасы, отделяя подгнившие листочки и стебельки, чтобы снова повесить на просушку.
– Может, смоемся потихоньку? – еле слышно проговорила я.
– Если хочешь… – он упорно занимался делом и даже не смотрел на меня. – Только всё равно заметят, потихоньку не получится…
– Поехали тогда в открытую. Не думаю, что Грас попробует задержать нас силой…
Дайк переломил толстый, почти одеревеневший стебель и отложил в сторонку:
– Но зачем? Мы же всё равно собирались ехать через Киф…
Я придвинулась к парню, пытаясь заглянуть другу в глаза:
– Не могу я с ними… Смотрят, сравнивают…
Дайк хмыкнул:
– Вы теперь, действительно, так похожи, словно родились друг для друга.
– Что-то я не совсем понимаю… – я пыталась по глазам прочесть его мысли, только подобное умение, несмотря на мои нестандартные задатки и необычные навыки, было всё-таки недоступно. – Ты этому рад?! Хочешь, чтобы я опять стала его ночной забавой или очередной дозой снотворного?!
Дайк поднял глаза, выражение лица сделалось непроницаемым и словно чужим:
– А разве тебе это не нравилось?
Я вздрогнула, будто от удара, и еле-еле сдержалась, чтобы не залепить Дайку пощёчину. Мгновенно подступили слёзы, но я стиснула зубы и несколько секунд пристально смотрела в любимые голубые глаза, а потом рванула в кибитку. Макс уже почти доел свой ужин, но видя, как я хватаю лук, колчан, засовываю топор за пояс, преградил дорогу:
– Что случилос-с-сь?!
– А ты не слышал?!
– Я куш-ш-шал с больш-ш-шим аппетитом…
– У Дайка спроси! За мной не ходить! Я хочу побыть одна!
Он не успел меня схватить. Перепрыгнув через ангалина и свистнув Бумера, я ринулась в сторону леса.
Слёзы душили, а жуткая обида рвалась наружу страшным, чужеродным, внеземным монстром, неожиданно созревшим где-то внутри тела. Я понимала, что Дайк сказал правду и в моих странных, сложноподчинённых отношениях с Кареллом тогда, в первые месяцы пребывания на Окатане, имелись моменты, которые, как женщине, мне всё-таки нравились.
Я прекрасно помнила, как он первый раз пришёл в мой угол, отделённый от остальной части хижины всего лишь большим куском грубого полотна. Помнила, как схватил на руки после первой совместной попойки, а потом упал, запутавшись в каморте, и как начал шептать ласковые и нежные слова. Именно Карелл дал мне прозвище «отари», что значит… звёздочка. Ну а тот момент, когда я начала понимать, что конкретно он говорил, лаская моё тело, вообще, до сих пор вызывал очень приятные ощущения.
Когда мы с Бу углубились в лес, я немного сбавила темп и уже просто шла, почти не глядя под ноги. Волк бежал то рядом, то впереди и, полностью доверяя мохнатому другу, я даже не смотрела по сторонам, лишь иногда отводя бьющие по лицу и телу ветви кустов и низких молодых деревьев. Чем дальше мы продвигались, тем гуще и непроходимее становились заросли, но в каком-то неистовстве я упорно брела вперёд, подальше от дороги и нашего лагеря.
Лесные сумерки сменились тихой и довольно душной ночью. Я присела на поваленный ствол, уже полностью отдавая отчёт, что последнее время веду себя совершенно несвойственным образом. Бумер, неслышной тенью, кружил вокруг, внюхиваясь в ночь, и только глаза приземистого, гибкого, но уже очень крупного зверя хищно поблёскивали среди густого подлеска.
Дайк верно сказал, что присутствие Тана внутри положительно влияло на меня. Мозговой сдерживал от проявлений высокомерия, гордыни и заносчивости, которые ранее совсем не были мне свойственны, однако всё больше и больше проявлялись. Мой профессор манерой общения, авторитетом и притягивающей таинственностью держал под контролем тот внутренний негатив, который есть в каждом человеке, даже если внешне тот ведёт себя «аки ангел небесный». А теперь я одна, вернее внутри одна, и этот негатив, эта внутренняя «дрянь» начинает лезть из меня, вырываться на свободу, заставляя вести себя неподобающим и, главное, противным, мерзким образом.
Раньше я никогда не понимала фразы типа «деньги людей портят» или «власть ожесточает сердце», но теперь я в полной мере ощутила смысл подобных выражений. Ведь я поверила в свою исключительность и осознала, что обладаю той загадочной вселенской энергией, о которой постоянно твердил Мозговой. И пусть я не могу сказать, что в состоянии её контролировать, а наверно никогда полностью и не смогу, но её проявления наделили меня властью над некоторыми физическими явлениями и подобным здесь не может похвастать никто, ну разве только сам Хранитель – Восьмой бог… Но как справиться с этим? Как сдержать другую сторону этой силы?! Как?! Вероятно, нужно уделять больше времени внутренней работе, чтобы держать мозг и тело в ещё большем тонусе, просто чтобы не было сил на выход подобного негатива. Ведь я и правда была и спокойнее, и радостнее, и гораздо сдержаннее.
Конечно, оправдаться в собственных глазах можно всегда, учитывая, сколько всего со мной случилось. За плечами и Север, и холодное море с кархаронами, и гора трупов, закопанная неподалёку от Храма, да и вообще – по земным меркам полтора года пребывания на чужой планете! Когда всерьёз начинаю думать об этом, то ум за разум заходит! Столько времени я уже живу в другом, непривычном, неродном для себя мире… Только ведь ничего не изменишь… И с этим нужно дальше как-то жить, тем более что помимо страха, трудностей и боли было – да и есть! – столько хорошего в моей непостижимой жизни. Ведь она удивительна, несмотря ни
