А в черновиках «Песенки про Кука» имеются две строки, сближающие исторического персонажа с другими авторскими двойниками: «Вспомните, как милую Австралию / Открывал до жизни жадный Кук!» /5; 432/. О жажде жизни говорилось также в песне «Живучий парень» (1976) и в стихотворении «Водой наполненные горсти…» (1974): «А им прожить хотелось до ста, / До жизни жадным. — век с лихвой». Это желание прожить до ста встретится позднее в посвящении «Юрию Яковлеву к 50-летию» (1978): «Актеры — ЯКи, самолеты — “ЯКи”, /Ив Азии быки — всё те же яки… / Виват всем ЯКам — до ста лет им жить'» /5; 290/. Да и сам поэт выступал в маске «ЯКа» («Я — “ЯК”-истребитель…»). Напомним также частушки (1971) к спектаклю «Живой»: «Петя Долгий в сельсовете — / Как господь на небеси. / Хорошо бы эти Пети / Долго жили на Руси» (АР-10-68), — и стихотворение «Когда я отпою и отыграю…» (1973): «Но лишь одно, наверное, я знаю: / Мне будет не хотеться умирать». Да и авторы многочисленных воспоминаний о Высоцком сходились на его необычайном жизнелюбии. Об этом, в частности, — песня «Я не люблю»: «От жизни никогда не устаю». А в анкете 1970 года на вопрос: «Что бы ты подарил любимому человеку, если бы был всемогущ?» — поэт ответил: «Еще одну жизнь».
По внешнему сюжету повествование в «Песенке про Кука» ведется из 20-го века о 18-м, когда жил Джеймс Кук. Но на уровне подтекста речь ведется от лица будущих поколений, которые пытаются разгадать тайну смерти Высоцкого: «Ломаем голову веками, просто мука, / Зачем и как аборигены съели Кука?» /5; 434/, - как в черновиках «Коней привередливых» (1972): «Колокольчик под дугою весь затрясся от рыданий! / Но… причины не отыщут, что случилося со мною» /3; 380/. Да и загадка смерти самого поэта остается до сих пор: по-прежнему существует множество версий, вплоть до отравления его лечащим врачом.
Но почему аборигены съели Кука?
За что — неясно, — молчит наука.
Мне представляется совсем простая штука: Хотели кушать — и съели Кука.
Вторая версия выглядит так: «Есть вариант, что ихний вождь — Большая Бука/ Сказал, что очень вкусный кок на судне Кука. / Ошибка вышла — вот о чем молчит наука: / Хотели кока, а съели Кука».
Отметим сходство Большой Буки с Борисом Буткеевым из «Сентиментального боксера» и с Сэмом Бруком из «Марафона». А если вспомнить еще черновой вариант «Пародии на плохой детектив: «И везде от слова “бани” оставалась буква “б” <…> И уж вспомнить неприлично, чем казался КГБ» /1; 516/, - то подтекст станет вполне очевиден. Кроме того, словосочетание «ихний вождь Большая Бука» напоминает песню «Возле города Пекина…» (1966): «Вот придумал им забаву / Ихний вождь товарищ Мао» (мы уже говорили о том, что китайский сюжет используется Высоцким для отображения советской действительности; причем и в «Песенке про Кука», и в песне про китайцев ихний вождь призвал соответственно убить Кука и перебить инакомыслящих); «Песню о нейтральной полосе» (1965): «К ихнему начальнику точно по повестке / Тоже баба прикатила, налетела блажь»; а также «Лукоморье» и «Сказочную историю»: «Ободрав зеленый дуб, дядька ихний сделал сруб, / С окружающими туп стал и груб. <…> Кто придет, — кричал: “На кой? Кто такой?”» (АР-8-118), «Ихний Дядька с Красной Пресни / Заорал: “Он пишет песни — / Пропустите дурака!”» (АР-14-152). В двух последних случаях упоминаются «тридцать три богатыря» как подчиненные «дядьки ихнего» и «ихнего дядьки».
Строки «Ошибка вышла — вот о чем молчит наука: / Хотели кока, а съели Кука» говорят о том, что дикари ошиблись при выборе своей жертвы, что напоминает песни «Ошибка вышла» и «Гербарий», но, в отличие от них («Ошибка вышла» — «Никакой ошибки»; «Ошибка это глупая — увидится изъян» — «Но не ошибка — акция / Свершилась надо мною»), данная версия не была опровергнута: «Вождь папуасов, видно, был большая злюка, / Сказал: “А ну-ка, войдем без стука! / Наверно, очень вкусный кок на судне Кука, / Желаю кока, ну просто мука!» (редакция 1971 года /5; 432/). Здесь очевидны фонетическое и ритмическое сходства со стихотворением «Ответ не сложен: / Клинок из ножен!» (1969), где лирический герой вызывает своего противника на дуэль: «И эта злюка / Любила Глюка, / А также Шумана — ведь вот какая штука» /2; 590/ (да и оборот «ведь вот какая штука» также перейдет в «Песенку про Кука»: «И слишком много дичи — вот какая штука»; АР-10-171).
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Наконец, еще одна версия того, «почему аборигены съели Кука»: «Но есть, однако же, еще предположенье, / Что Кука съели из большого уваженья, / Что всех науськивал колдун — хитрец и злюка: / “Ату, ребята! Хватайте Кука!”».
Эта ситуация напоминает наброски к стихотворению «Наши предки — люди темные и грубые…» (1967), где функцию колдуна и вождя папуасов выполняют жрецы: «Хитрые жрецы свои преследовали цели — / В жертву принести они трех воинов велели. / Принесли, конечно, принесли и съели» /2; 362/.
Жрецы названы хитрыми, а колдун в «Песенке про Кука» охарактеризован как хитрец и злюка. Сравним это с ранней песней «Как в старинной русской сказке — дай бог памяти!..» (1962): «Как отпетые разбойники и недруги, / Колдуны и волшебники злые / Стали зелье варить, и стал весь мир другим, / И утро с вечером переменили».
Теперь дослушаем речь колдуна до конца: «“Кто уплетет его без соли и без лука, / Тот сильным, смелым, добрым будет, вроде Кука!”. / Кому-то под руку попался каменюка — / Метнул, гадюка, — и нету Кука!».
Кук назван сильным, смелым, добрым (на некоторых фонограммах — умным, смелым, добрым). А во время интервью на Пятигорском телевидении (14.09.1979) на вопрос В. Перевозчикова «Что вы цените в мужчинах?» Высоцкий ответил: «Сочетание доброты, силы и ума. Я когда надписываю фотографии пацанам, подросткам, даже детям, обязательно напишу ему: “Вырасти сильным, умным и добрым”».
Если Кука убили при помощи камня: «Кому-то под руку попался каменюка», — то и в «Притче о Правде» сам поэт, выступающий в образе Правды, окажется в подобной ситуации: «Правда смеялась, когда в нее камни бросали». А в «Балладе о Кокильоне» от лица толпы (то есть тех же дикарей) говорилось: «Да мы бы забросали каменьями Ньютона…» (сравним еще в «Балладе о чистых руках» А. Галича: «Безгрешный холуй, запасайся камнями, / Разучивай загодя праведный гнев!»).
По другой версии, упомянутой в «Песенке про Кука», главного героя убили с помощью «дубинки из бамбука», а в «Побеге на рывок» лирического героя будут избивать именно дубинкой: «Зря пугают тем светом: / Тут — с дубьем, там — с кнутом». Поэтому в «Песне солдата, идущего на войну» (1974) будет сказано: «Пока враги не бросили дубины, / Не обойтись без драки и войны» /4; 179/.
А дикари теперь заламывают руки,
Ломают копья, ломают луки.
Сожгли и бросили дубинки из бамбука, — Переживают, что съели Кука.
Эта же мысль нашла отражение в стихотворении «Ах, откуда у меня грубые замашки?!» (1976), где поэт вновь говорит о себе в третьем лице: «Был раб божий, нес свой крест, были у раба вши, / Отрубили голову — испугались вшей, / Да, поплакав, разошлись, солоно хлебавши…» (точно так же «отрубили голову» и дикари: «Тюк прямо в темя — и нету Кука!»), и в «Райских яблоках» (1977), с тем же переживанием: «Убиенных щадят, отпевают и балуют раем. / Не скажу про живых, а покойников мы бережем».
Отметим еще перекличку с «Балладой о Кокильоне»: «Вспомните, как кончил век в Австралии / Легендарный, старый добрый Кук» /5; 433/ = «Простой безвестный гений безвременно угас» /4; 144/.
Первая редакция «Песенки про Кука» появилась в 1971 году, а в начале 1972го Высоцкий написал стихотворение «В лабиринте», где в похожих выражениях говорил об обстановке в стране и о своей судьбе: «Злобный король в этой стране / Повелевал» = «Дикарий вождь — он целый день палил из лука, / А был он бука, и был он злюка» (АР-10-170); «Бык Минотавр ждал в тишине / И убивал» = «Вошли тихонько, почти без звука <…> Тюк прямо в темя — и нету Кука!»[1482] /5; 434/; «Кто-то хотел парня убить — / Видно, со зла» = «Что всех науськивал колдун — хитрец и злюка <…> Кому-то под руку попался каменюка — / Метнул, гадюка, — и нету Кука!» («кто-то» = «кому-то»; «парня убить» = «нету Кука»; «со зла» = «злюка»).