– Ты хочешь еды. И маникюр. Ванну. И всякие притирки. Так что тебе сюда.
– В бордель? – Шаакаран никак не может поверить.
– Ну да, – Манакриза пожимает плечами. – А куда тебя ещё такого красивого вести? Ты же вроде говорил, что о‑го‑го, значит, сможешь себя здесь показать. – Она вопросительно приподнимает бровь. – Или ты всё же не о‑го‑го?
Глава 44
– Я великолепен! – патетично заверяет Шаакаран, чем вызывает хихиканья в верхних рядах под тёмным потолком и вентиляционными шахтами.
– Значит, работа тебе обеспечена, мазьки с притираниями тоже, – Манакриза поднимает руку и хлопает его по плечу. – Удачи!
Развернувшись под взглядами многочисленных зрителей, направляется к выходу на шумный базар и ответвления улиц‑тоннелей.
А работники борделя рассматривают потенциального коллегу и перешёптываются, переглядываются.
Поморгав и с ужасом осознав, что его действительно собираются оставить здесь, Шаакаран бросается за Манакризой.
Услышав это, она разворачивается под аркой и останавливает его вскинутой рукой:
– Э нет! За мной ходить не надо.
– Это же бордель! – растерянно повторяет Шаакаран.
– А что тебя смущает, красавчик? – интересуется напомаженная девушка со второго этажа.
– Ты имеешь что‑то против нашей работы? – это уже красивый молодой человек на ступенях почти напротив входа во двор.
– Наверное, он не так уж великолепен, – хихикают на втором этаже.
– Тут и для таких работа найдётся, – снова снизу.
– Я здесь не останусь! – заявляет Шаакаран.
– Как хочешь, только за мной не ходи, – Манакриза снова поворачивается к выходу и одной ногой переступает границу двора.
– Стой! – Шаакаран хватает её за плечо. – Из‑за тебя я здесь, ты должна обо мне позаботиться!
– Я. Должна? – Манакриза одаривает его скептическим взглядом. – Слушай, Котик, я сейчас полезу в страшные тёмные тоннели без всяких удобств, зато с монстрами, болезнями, бандитами и прочими гадостями. Я возьму с собой еду, оружие и воду, но не ноющую обузу.
– Я не обуза.
– Обуза! – рявкает Манакриза.
Шаакаран шире распахивает свои голубые глаза, приподнимает брови, но её терпение уже кончилось:
– Эти четыре дня ты только и делал что ныл, тормозил движение, жаловался! – Манакриза тыкает его пальцем в грудь. – Ты красивый, но бесполезный! И я сыта твоим обществом по горло! Оставайся здесь и жди, когда за тобой явится команда спасения!
Шаакаран снова моргает, спрятанный под хламидой хвост опускается на бетонный пол. А Манакриза окончательно перешагивает порог двора и направляется к шумным базарным рядам. Шаакаран смотрит ей в спину, обтянутую бронёй из костяных пластинок, с вертикальной линией тугой тёмной косы.
И только когда эту спину закрывают собой посетители рынка, Шаакаран срывается с места, совершенно не слыша призывных криков за спиной и смеха.
– Манакриза! – он врывается в шумную, суетливую, вонючую толпу. Его светлая лохматая голова возвышается над остальными.
– Эй, полегче!
– Куда прёшь?
На него огрызаются, а он знай расталкивает всех, стремясь за невысокой, крепкой фигуркой в костяной броне.
– Манакриза! – кричит он отчаянно, а она только прибавляет шаг.
Снова Шаакаран застывает. Люди обходят его, кто‑то толкает, задевают покрытый бронёй хвост. В глазах Шаакарана – настоящая паника. Мертвенная бледность разливается по лицу, губы подрагивают. Но он сжимает челюсти и, чуть наклонившись, бросается вперёд. Даже не усиленный магией, он достаточно силён для довольно низкорослых местных жителей. Он расталкивает их грубо, безжалостно, прорывается вперёд, и перед ним расступаются.
– Псих! – это далеко не самое обидное из несущихся ему в спину обращений.
Шум он поднимает знатный. Манакриза останавливается. Разворачивается к нему и складывает руки на груди.
– Я с тобой! – тяжело дышащий Шаакаран кладёт когтистую руку ей на плечо, царапает костяные пластины. – Я иду с тобой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Ты кажется не понял, – Манакриза сурово хмурит брови. – Я пойду через очень опасную территорию. На опасное дело. На нас будут нападать. Ванны не будет. И маникюра, массажа, крема для рук‑ног‑пяток тоже. Ты не справишься.
– Справлюсь!
– Если бы ты мог превратиться или воспользоваться способностями, но ты…
– Я разбираюсь в котодемонических когтевых техниках!
– Это ты опять о маникюре?
– О боевом искусстве!
– И нянек твоих нет, чтобы наших возможных противников запугивать.
– Я сильный. Я сам могу справиться с врагами.
Вокруг них серо‑чёрная в массе своей толпа, мимолётно заинтригованная спором, возвращается к обычному движению, продавцы снова зазывают клиентов на товар. А Манакриза всё так же скептически смотрит на Шаакарана, и его лицо заливает румянцем. Она неумолима:
– Тебе не на что купить снаряжение, оружие и запас еды, а у меня лишних денег нет.
Нервно подёргивая хвостом, Шаакаран напоминает:
– Мне не нужно оружие, у меня когти…
– У тебя нет денег на снаряжение и свой запас еды, а крыс и им подобных ты есть не хочешь.
Тяжело‑тяжело вздохнув, Шаакаран приподнимает брови домиком:
– Давай с брони что‑нибудь сколупнём и продадим. Теперь я согласен. У меня камни настоящие…
Проходящие мимо женщины поглядывают на Шаакарана с любопытством, а их мужчины – с явным неодобрением.
Не дождавшись ответа, Шаакаран тоже складывает руки на груди и вздёргивает подбородок:
– Даже если ты откажешься взять меня с собой, я буду идти за тобой, и ты не сможешь мне помешать.
– Не провоцируй меня на поиск нестандартных, болезненных для тебя решений типа неразрешимых задач.
– Я пойду за тобой.
– Там будет грязно.
Снова Шаакаран приподнимает брови и скептически оглядывается: закопчённый до черноты потолок, грязный бетон под ногами, щели которого забиты камнями, песком и костями. Прилавки из проржавелых деталей древних машин, обломков истёртых строительных материалов, клетушки домов из тонкого самодельного кирпича и всё тех же древних уже пластиковых, шиферных, железных листов.
– А здесь есть места, где не грязно? – уточняет Шаакаран.
– В борделе, – тут же выдаёт Манакриза и просительно смотрит на него. – Может, проверишь лично?
– Я иду с тобой! – отрезает Шаакаран. Манакриза под громкие призывы купить печёных ящериц раздвигает локтями мужчин и направляется прочь, а Шаакаран, покачивая кончиком хвоста из стороны в сторону (Леонхашарт, увидев это, решил бы, что Шаакаран что‑то задумал), двигается за ней. – И это не обсуждается! Слышишь? Я иду с тобой!
– К сожалению, слышу, – ворчит Манакриза себе под нос.
***
Бывшие жёны отца Шаакарана собираются в комнате без окон. Приглушённые цветные светильники озаряют сосредоточенные лица, стол и разложенные на нём планшеты и смартфоны.
Все предельно серьёзны. Все объединены общей бедой.
– Пора признать, что наш хвостатик пропал.
– Не надо этого идиотского прозвища.
– Не имеет значения, как его называть. Он пропустил маникюр, педикюр, бесчисленное число сеансов массажа, репетицию, встречи с костюмером. Он за эти дни ни разу не сменил одежду. Не приходил есть. Не посещал рестораны. Это точно не показательный побег, чтобы его нашли и пожалели, Шаакаран точно пропал.
– Тело не находили.
– Давайте не будем о таких ужасах!
– Патрульные его тоже не встречали.
– Никаких свидетельств его деятельности последние четыре дня нет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Он даже деньги не тратил.
– Совершенно очевидно: он в беде!
– Но где? Вдруг его… убили?
– Скорее похитили для выкупа.
– Но тогда почему его не пытаются нам продать?
– А вдруг он где‑нибудь лежит раненый, умирающий…
