Прекрасное…
И уязвимое.
Улыбка сходит с его губ, потому что единственное объяснение, которое может быть у этого чуда – связь истинной пары. Леонхашарт не знаком с механикой этого явления, но, учитывая всю совокупность факторов, – то, что у людей рога не растут, цель шоу, его допуск на него, – он просто не может отрицать очевидного факта, что Гатанас Аведдин обманул его, назвав единственной истинной парой Баашара и Найтеллит.
О чём ещё умолчал этот их вынужденный сообщник Гатанас?
Какие директивы у сектора Возмездие на случай обнаружения истинной пары?
Как с этим жить? Как активировать обещанную неимоверную силу, как сдержать её, чтобы не приманить Безымянный ужас, как уберечь своё бесценное рогатое сокровище от врагов и непонятных планов Возмездия? Как сказать всё это Насте, чтобы она не слишком испугалась?
Но тревоги, волнения снова отступают при виде восхитительных рожек. Леонхашарт не может справиться с умилением, наслаждением их идеальным видом. Он, уже смирившийся с тем, что его любовь будет безрогой, видит их у неё… О, у него просто нет слов передать этот упоительный восторг.
Подозрительно дёргается одеяло, ещё раз – уже ближе к голове Насти… Леонхашарт резким хлопком по языку останавливает тайное поползновение и глухо рычит.
– Ы‑ы‑ы, – выдаёт Саламандра пристыженно и снова изображает храп на своём раздавленном диване.
А Леонхашарт поглаживает рога Насти… улыбается… и ему совсем не хочется портить радость момента размышлениями о том, что сектору Возмездие они нужны для каких‑то не вполне ясных целей. И агенту Яд. И, возможно, очень мешают тем, кто хочет их убить.
Сейчас он позволяет себе просто наслаждаться.
***
Как‑то неудобно лежать. Неловко. Подушка тесная! Жёсткая. Кто в неё палок напихал?
Открываю глаза. Горит ночник. Лежащий рядом Лео, подперев щёку ладонью, смотрит на меня с улыбкой.
Не нравится мне эта улыбка.
Точнее, она его, конечно, красит (хотя куда уж больше?), но что‑то в ней такое… как у кошака, сметану со стола сожравшего. Целую банку. Полкило которая.
– Что? – Я тоже приподнимаюсь на локте и подпираю щёку ладонью.
Лео лишь шире улыбается, а мне что‑то мешает сверху, и…
Ну да. Как я могла забыть? Рога же у меня теперь есть!
– Предупреждать о таком надо! – Со всего маха бросаюсь вперёд и бодаю Лео в плечо.
Ощущения странные. Похоже, у меня ещё кости черепа не перестроились, чтобы ударную силу гасить. А Лео обхватывает меня за плечи и целует в лоб, как‑то ухитрившись не напороться на рога, которые явно уже не пара сантиметров, а больше.
– Что, рожки чешутся? – смеётся этот злодей‑ороговитель.
– Чешутся! – Снова норовлю его боднуть. И вроде не понравилось, а так и тянет, так и тянет об него рожки почесать. – Забодаю!
– Ну попробуй, – насмешливо предлагает Лео.
Что ж, кажется, он попал!
Состязание «Забодай Лео» кончается ноющим от хохота животом, разбросанным по всей студии наполнителем подушек, чуть облизанными рогами (можно было догадаться, что Саламандра воспользуется случаем), феерически замечательным настроением и совместным завтраком яичницей.
За последним Саламандра наблюдает из угла вздыхая и то и дело высовывая кончик немного пострадавшего языка.
Но эта беззаботность не может длиться вечно. Лео заваривает кофе, выставляет на глянцевую поверхность передо мной чашку и садится рядышком на барный стул. Нежно оглядывает меня. Его пальцы пробегают по моей скуле, цепляют прядь волос. От простого вроде жеста убирания пряди за ухо бросает в жар. Восхищённо глядя на меня, Лео осторожно поглаживает рог, и хотя это вроде ороговелая структура, но прикосновение отзывается трепетными мурашками по всему телу.
– Нравится? – я обхватываю чашку с кофе ладонями и вдыхаю яркий аромат.
– Восхитительно, – шепчет Лео так искренне…
А Саламандра тяжко вздыхает в уголке и шумно втягивает язык в рот.
– И аппетитно, – хмыкаю я. – Но почему ты не предупредил меня, что после близости вырастут рога? Знаешь, было не слишком приятно обнаружить их внезапно. Хорошо ещё, что я первый раз смогла их спрятать, а то светила бы этим вот свидетельством…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Лео медлит, в его взгляде проскальзывает что‑то странное, и он задумчиво отвечает:
– Я не ожидал, что они у тебя появятся. Это бывает далеко не у всех.
– О, мало того, что я полувампир, я ещё и мутант, у которого рога вырастают.
– Это связано с особенностями магии. И… пока будет лучше, если ты не станешь их показывать. Это, к сожалению, покажет, насколько ты мне дорога.
Мне не очень нравится, с какой осторожностью он произносит каждое слово. Я ведь и не горела желанием рога всем демонстрировать, а он уговаривает так, словно я жажду ими на каждом углу трясти.
– Если получится – уберу, – обещаю я.
– Да, я тебя поучу немного маскировке: убранные рога на эмоциях могут выскочить, при неожиданностях всяких. Это мы тоже потренируем.
– Хо‑хо, боюсь представить такие тренировки. – Отпиваю кофе. – Ладно, рассказывай, какие у нас планы.
– Сегодня, боюсь, мне снова придётся провести день в Архисовете.
У меня мороз пробегает по коже:
– Я говорила, что взаперти…
Лео протягивает руку и поглаживает мою освободившуюся от чашки ладонь.
– Настя, если хочешь, можешь покататься по тайным тоннелям. Только осторожно, не выезжая на трассы.
Вроде предложение просто покататься, но это засекреченное место, а Лео фактически предлагает мне ознакомиться с такой тайной. Я же могу изучить все ходы и выходы. Он настолько мне доверяет?
– Или ездить по тоннелям тебе тоже не нравится? – серьёзно спрашивает он.
– Нет, ну почему же. Думаю, практика вождения не помешает… – Я смотрю на него и вдруг понимаю, что мне совершенно не хочется его отпускать. Страшно.
А Лео наклоняется вперёд, снова поглаживает меня по щеке, смотрит прямо в глаза так ласково‑ласково.
– Настя, что бы нас ни ожидало, мы обязательно прорвёмся.
И он снова с улыбкой поглаживает мой рог.
***
Базарная толпа шумит, со всех сторон предлагают еду, одежду, детали. Голоса носятся под низким сводом, мощные насосы качают сухой воздух.
– Здесь грязно, здесь плохо, – ворчит Шаакаран, топая следом за распихивающей людей Манакризой. – Так и блох подцепить можно!
Четыре дня путешествия по тоннелям, хоть и торговым спокойным, сказались на нём не лучшим образом: белые волосы без мытья слиплись и посерели, некоторые детали вычурной брони засорились, и чтобы не привлекать излишнего внимания к украшениям ему пришлось накинуть хламиду, под которой заодно приходится держать хвост. Рога тоже убраны, и сопутствующий этому зуд и потеря золочения – отдельная тема страданий.
В общем, настроение у Шаакарана не радужное. У Манакризы, слушавшей его стенания все четыре дня пути, тоже, но промежуточная цель их пути близка, и надежда её прямо окрыляет. Она всё прибавляет шаг, стараясь не слушать опостылевшие жалобы.
Они пересекают торговую площадь и сворачивают под алую арку с жёлтой надписью:
«Двор увеселений и плотских утех»
Потолок уходит на этаж вверх. Здесь базарный шум сменяется музыкой, смехом и многоголосыми стонами.
В этот квадратный двор выходит два десятка дверных проёмов, на ступенях возле некоторых сидят ярко одетые мужчины и женщины, на балконах второго этажа тоже. Они с любопытством разглядывают воодушевлённую Манакризу и крутящего головой Шаакарана.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Хозяйка где? – Манакриза перекрикивает буйные местные шумы. – Я тут нового работника привела…
У Шаакарана округляются глаза, он на миг даже теряет дар речи, но дар быстро возвращается:
– Это же бордель!
– Да.
– Ты меня в бордель сдать собираешься?!
На Манакризу праведное возмущение не действует, она совершенно спокойно смотрит в покрасневшее лицо и объясняет:
